Posted 16 июня 2018,, 07:15
Published 16 июня 2018,, 07:15
Modified 7 марта, 16:40
Updated 7 марта, 16:40
Анна Аркатова родилась в Риге. Окончила филологический факультет Латвийского государственного университета, Литературный институт им. М. Горького в Москве. Работала учителем, редактором. Вышло пять ее поэтических сборников: «Без билета», «Внешние данные», «Знаки препинания», «Прелесть в том», "Стеклянное пальто". Стихи публиковались в журналах: "Новый Мир" , "Знамя", "Октябрь", "Дружба Народов", "Новая Юность", "Арион", "Интерпоэзия", "Новый Берег".Творчество отмечено Премиями: Международного Волошинского конкурса, «Московский счет». Колумнист журналов "Медведь", «Pshychologies». Ведущая творческого семинара «Египетские ночи».Фронт-лидер поэтического спектакля "Кофе на ночь". Член Союза писателей Москвы.
На прошедшем поэтическом фестивале "Myfest" (который недавно был включен в программу фестивалей "Юнеско"), Анна Аркатова выступала в последний день, среди самых значительных поэтов Москвы. На каждое выступление давалось 5 минут, но Анна читала 7 - на одном дыхании, с необыкновенной легкостью, с пушкинской непринужденностью (с этого выступления начинается видео-фильм о её творчестве), а когда фестиваль продолжили другие поэты, невольно захотелось, чтобы Аркатова выступила еще. Поэтому я отправился на поэтический спектакль "Кофе на ночь" - на малую сцену Театра им. Маяковского (этот спектакль еще идет в Большом зале ЦДЛ, в Центре Шемякина, на празднике в Коломенском и других площадках), где Анна Аркатова играет себя саму - среди еще трех поэтов, читая стихи.
О своем творчестве Анна Аркатова говорит:
"В стихотворении обязательно должен быть парадокс, даже какая-то издевка.
Если жизнь ровная, благополучная, или неудачная, но в одном и том же градусе, то в ней нет повода для поэзии.
А жизнь это река, и если человек плывет, и хочет оставаться на поверхности, ему необходимо делать энергичные усилия. И мои стихи это душевные движения - чтобы плыть по этой реке. Движения души, которые позволяют пережить и преодолевать, и мне, и моим читателям и зрителям все свое несогласие с несправедливостями мира."
Играть на сцене саму себя, читая свои стихи - естественно и прекрасно, и об этом лучше всего в видео-фильме:
Однако, в одном известном романе о театре (Сомерсет Моэм), героиня играла сцену, где случайно повторилась ситуация, в которой эта актриса оказалась по жизни. И тут, играя себя саму, героиня романа стала размахивать руками, кричать, и нарушать все сценические каноны. Хотя ей самой казалось, что она достигла вершины мастерства...
Так что, вполне может быть, что для Анны Аркатовой играть на сцене саму себя, читая свои стихи - и при этом оставаться естественной и прекрасной - очень и очень непросто.
И это все это за счет поэзии, потому что кроме чтения стихов, ничего на сцене не происходит.
Эти замечательные поэтические спектакли вовсе не походят не концерты, где певец-исполнитель представляет самого себя. Это именно театр, где в главных ролях - поэты. И выход поэзии на театральные подмостки - одно из самых значимых явлений современной культуры.
Выходит много статей о творчестве Анны Аркатовой.
Вот что в "Новый мире" пишет Сергей Костырко - админ "Журнала Журналов":
"из её стихов постепенно уходит «поэтичность высказывания», уступая место собственно поэзии. Путь к ней у Аркатовой, можно сказать, парадоксальный: через «ужесточение взгляда». Взгляд этот — доброжелательный, как бы даже ласкающий, но и по-женски проницательный, то есть рентгеновский почти, «жесткий». Стихи — это то, чем живешь."
А вот филолог и литературовед Дмитрий Бак:
"Стихи Анны Аркатовой в большинстве своем отмечены печатью непосредственности – подкупающе откровенной, иногда наивной... живопись, графика во всех технических деталях известны Аркатовой не понаслышке. Классические живописные изображения аукаются друг с другом... прообразы ситуаций современной жизни, превращаются в живые картины, многое подсвечивающие и объясняющие."
Главная ценность творчества Анны Аркатовой - сама жизнь. Подспудный источник сакрального поля её поэзии - бытовые взаимоотношения. Пространство строф формируется и определяется совокупностью взглядов, оброненных слов, мимолетных прикосновений, случайных встреч в транспорте, в квартире, мыслей на кухне, ассоциаций на прогулке...
И все эти привычные картины в стихах Анны Аркатовой вдруг становятся бескрайней Вселенной, которая лишена и намека на высокопарность. Простота путей, способных находиться в Пространстве её стиха, делает слышимыми - и глубокую гармонию, и дисгармонию чувств.
Поэзия Анны Аркатовой "единственное благо, не уничтожаемое потреблением", а приумножаемое и слушанием, и чтением её стихов:
***
не пламя не камин — но газовой горелки
послушный хоровод
ансамбль язычков
смотри сюда народ
смотри во все гляделки
когда уже зажечь не сможешь без очков
засаленный чугун плиты послевоенной
холодная вода
обмылок весовой
а вот и свет в руке
оладушек мгновенный
ожог — и все опять бежит по часовой
встань среди кухни встань
сифоном с газировкой
свободною рукой гранатовый сцеди
сироп и зарифмуй
шумовку со штормовкой
простой набор вещей
запаянных в груди
ИНТИМНАЯ ЭЛЕГИЯ НА ОТХОД КО СНУ
Запомни это раз и навсегда
По кругу передай своим потомкам
Что смелость покоряет города
А ты уже не будешь никогда
худой и звонкой
Ты можешь есть бисквит и дрожжевое
Они войдут в тебя как все живое
И лягут аккуратным одеялом
На все что ты как женщина узнала
…
Но дальше темы теплоизоляций
Но дальше темы звукопоглощений
Тебе уже не проложить маршрут
Пока ты тут твой ужас будет крут
Пред общим острием и частным краем
(И внутренне подогреваем)
ужас
…
Хочу у зеркала спросить
Как можно просто так висеть
Не отражаясь не выражаясь
Просто спросить
Потом хочу пройтись как терапия
Скоропостижным ласковым рапидом
Туда где я стою еще стройна
Сама с собою битва и война
***
сказал, что мы живем на северо-востоке –
и тут же запахнул поглубже воротник,
на свете счастья нет, а есть слова и строки,
и может быть один случайный проводник.
скажи, что мы живем на юге, на востоке –
я все с тебя сниму, войдешь в мои шатры!
но там, где север есть, там чувства однобоки,
как мох на стороне подветренной коры.
***
вы видели последний сериал?
она ушла – он этого не ждал,
потом они уже с людьми чужими
как будто жили.
я не поклонник оперного жанра,
но к этому зачем припала жадно,
не отрываюсь, мучаюсь за чаем,
а сетевую паству поучаю
любить вершины и ценить зерно
искусства настоящего – оно
несовместимо с бедностью канвы,
так в чем же дело? – перебьете вы, –
а в том – кольнет вот тут и перестанет,
и титры побегут,
и ужас глянет.
* * *
Учитель музыки женился на учительнице музыки
И они стали играть этюды в четыре руки
Учитель химии женился на учительнице химии
И пошли у них опыты розовые пузырьки
А учитель актерского мастерства
Выбрал учительницу младших классов
Но душа ее стала с годами черства
И взгляд неласков.
Потому что в совместном их поиске
Она главного не находила
В частности знамений в детских прописях
Как он хотел, мудила
И когда он напяливал маску войлочную
Котика Медвежонка –
То казался ей заколдованной сволочью
Вон как.
Между тем у других педагогов
Все налаживалось понемногу
Видно только распределившись по секциям
Можно как-то пристроить сердце.
И вот как во сне пытаюсь дверь руками закрыти…
Евгения Лавут
наблюдает девушка впервые
как уходят клетки стволовые
не прощаясь не оборотясь
связь была – и до свиданья связь
теплые еще сквозят пустоты
от постоя развеселой роты
ни тебе записки ни дуэли
засыпает девушка в постели
и лежит без лишнего движенья
все еще готова к отраженью
но уже выносят зеркала
в сторону соседнего села
там поди за длинными столами
все сидят с набитыми стволами
кто причесан кто переобут
спящую красавицу (не ждут)
лишь во сне ей чертит уголек
жирную морщину поперек
а потом еще морщину вдоль
чтобы был порядок и контроль
НА БРАКОСОЧЕТАНИЕ NK
NК женился не подавился
сам и проговорился
кто же его жена
светленькая такая одна в длинном платье с распущенными волосами
возможно даже не крашенными – белеют сами
вот NК танцует с нею одной
как всегда в свой единственный выходной
он не то чтобы пренебрегает мной
просто все что ни есть происходит само собой
хотела на клаве набрать слово НЕ
а получилось 76 – и очевидно что-то ведь есть
в этой цифре – то ли предельный возраст,
то ли число пролетающих возле
ну действительно что тебе этот NК, не валяй дурака
ты и сама утекаешь рекою река
как коктейльная трубочка между фаланг
вот дорогие уходят по анг-
лийски шикарные вертятся списки
кто опоздал непременно успел
мир состоит из учебных новелл
сданных билетов чужих отпусков
разве NК
разве NК
разве NК
не таков?
* * *
Иногда думаешь – всё у тебя получится
гладя свежую стопку бумаги
или в пену крутую взбивая белки
а иногда думаешь – летчица ты
лазутчица – всё срисовываешь укрепления
всё расставляешь силки
любу хочешь поймать на свои мимолетные слабости
милу хочешь поймать на свои мимолетные силы
и в ведерке твоем мотыль
и в пакетике сладости
а ведь ничего из того что родители попросили
* * *
говорила maman сделай кок сделай кок
убери эту челку со лба
ну а как убрать там зарублен урок
на носу а на лбу гульба
да такая что проломи стекло
не простое а оргстекло
на столе трещало в окне текло
тело плавилось предвещало пекло
говорило в ответ алло
шелушился обветренный верхний слой
затевалась в нижнем возня
и сдувал мою челку со лба другой
изменяя в лице меня
а теперь отведет мне сухую прядь
мастерица сурьмы и хны
ничего не изменит ни дать ни взять
только корни станут видны
ВОСЬМОЕ МАРТА
*
Когда в прокуренной машине
Тебя везут в аэропорт
С любимыми не расставайтесь
Не расставайтесь с ними, черт,
И пальцы сжав перебирайте
В уме на голубом глазу
Все варианты копирайта
На их случайную слезу
*
без фаты без карнавала
без флердоранжа
выходила – выдавала
клятвы по Ассанжу:
светлым днем и темной ночью
в радости и боли
не вскрывать чужую почту
эсэмэс тем более
*
подобная подобному
сначала так, по-доброму,
потом как всем подобным
под глаз под дых по ребрам
*
Боже – что ни попросишь
Верный даешь ответ
Муж – как его ни бросишь
Вечно глядит вослед
Флэшкой своей затертой
Пенкою для бритья
Синею полумертвой
Чашечкой для битья
*
нет желания слаще
нету мечты заветней
нечего больше деве
ночью просить у небес
только б ей сорокалетней
только б пятидесятилетней
только б шестидесятилетней
остаться в размере S
Перелёт
может я недостаточно долго ещё прожила
чтобы буквами air с перекрашенного крыла
отстранённо смотреть на квадраты полей ручейки огней
и совершенно не думать о ней
может быть я младенец уложенный так подробно
на твоём животе что аквариум внутриутробный
не нарушен всё родственно в фокусе плавает грудь
не разрыдаться — только всплакнуть
так о чем это я заподозренная в цинизме
говорю о любви или всё-таки об отчизне
об искусственном вскармливании ценности молока
как стыковка моя коротка как любовь велика
* * *
когда умрёт падежная система,
и в языке не станет падежей,
сведётся рода лубяная схема —
без крепежа построенных кижей
восстанет образ в смысле пограничном
(и непривычном),
всё множимо и заодно едино,
числа не будет — будет середина,
понятная соседям и гостям,
и там и сям,
и то сказать флективным скоморохом
гуляет речь с подлогом и подвохом,
она, оне — поди их разбери,
переведи — да непереводимо,
проговори — да непроговоримо,
неистребимо и неразлюбимо,
неразродимо возится внутри.
* * *
корабли погибли в шторме
за звездой опасен путь
белый фартук в школьной форме
не испачкался ничуть
всё пропало без возврата
на войне как на войне
два манжета аккуратных
нежно светятся на мне
на полу искрит розетка
в небе копится разряд
под рукой бежит каретка
дедку с репкой ставит в ряд
внешний вид и дисциплина
с ночи собранный портфель
жизни жесткая перина
смерти мягкая постель
* * *
По лесистой дороге — наверно снимали в Таллине —
непонятной модели едет автомобиль,
а вокруг никого, ты лежишь, у тебя воспалились миндалины,
чёрно-белое облако ещё никакой не стиль.
Без особых эффектов взрывается всё в кювете,
но он выползает наружу — кровь и пар изо рта,
а вокруг — хоть умри — ни одного свидетеля,
но зато чистота и ясность, ясность и чистота.
И понятно же, девочки — чем ты ни занимайся,
всё твоё глубоко личное воплотится в простых вещах,
пока на ветру закуривает Регимантас Адомайтис,
пока Юозас Будрайтис поднимает воротник плаща.
* * *
вышло так показали фильмец и мы все его посмотрели
героиня была там умнее цариц безупречней модели
и мы все ходили копировали её пластику
ежедневно, включительно сон, проходили практику
неразбавленной женственности мужества во глазах
головы поворота движенья суставов в пазах
манеры брать трубку и класть её на рычаг
а потом крупным планом закуривать и молчать
и зачёсывать волосы выучились на пробор
горизонт расширялся бедрами коридор
обрывал замки выбивались сухие рамы
с нами были отряды за нами были полки
господа и дамы
мы плечом поводили — слова облетали легки
и сияло нам счастье на расстоянии вытянутой руки
как бессменный ведущий родной Кинопанорамы
Фортепианный концерт в Хаймбахе
(Подражание Лосеву)
Долго ехать к подножию склона,
Два-три города — пряничных клона,
Шёлк дороги, прилежность колёс,
Успокоенный глаз совмещает
Обстановку с простыми вещами
И достатка тяжёлый замес.
Между тем открывается вот что —
Двести лет, голубиная почта,
Впереди никаких перемен,
Не подступишься слева и справа —
Но дрожит под ладонью октава,
И платок опадает с колен,
Кто-то слушает, кто-то бормочет,
Кто-то плачет, а кто-то хохочет,
Дует ветер, луна не видна,
Лишь одним пеленальным движеньем
Всю систему держать в напряженье
Разве музыка может одна?
Только музыка может одна.
Хемингуэй
Когда он погибает на войне,
Она уходит в горы на коне,
С собою взяв его ружьё и сбрую,
Он так и думал и любил такую.
Когда он выживает на войне —
Они вдвоём, другой пейзаж в окне.
Весенний город, клиника в Лозанне.
Она умрёт, не приходя в сознанье.
Когда в округе нет военных действий,
Тем более они не будут вместе.
Вино, веселье, рядом бой быков,
И счастье, обступившее с боков,
Куда страшней охоты, моря, фронта.
Восходит солнце из-за горизонта,
Заходит солнце, остывает речь,
И нет любви, чтоб это уберечь.
* * *
У него на столе порядок —
Ручка к ручке, листок к листку.
А в душе у него упадок.
И не хватит пяти тетрадок,
Чтоб свою описать тоску.
Он к бумаге подносит ручку
И чернил дорогих флакон,
Начинает одно из лучших,
Но её вспоминает, сучку,
И курить идёт на балкон.
Там верёвки дрожат тугие,
Трут прищепки больной зубок,
Там коварная, как сангрия,
Вся испанская драматургия
Рукояткою тычет в бок.
Он дыханье берёт с запасом,
Но подводит его запас.
Дом качается всем каркасом,
И никак не закончить фразу,
По которой легко и сразу
Тихий ангел узнает нас.
* * *
Оделся — и видно, что жизнь позади.
Канадская куртка мешком на груди,
И кепка не красит, а греет.
На два оборота замок запереть,
Перчатки в карманы не складывать впредь,
А складывать на батарее.
Оделся и вышел — а жизнь впереди!
Вот пёс без цепи забегает пути,
Автобусы на остановке,
И женщина смотрит, и чисто вокруг,
Не греет, но светит же солнечный круг,
И вьются же птицы, чертовки.
Знакомство
Храни меня в сухом прохладном месте,
Бери меня четыре раза в день,
Еды не надо. Зрелища и песни
Оставь другим. Давай поговорим.
Я знаю много слов почище ласки,
С которыми гуляют и лежат.
Ты удивишься, как легко далась мне
Вот эта фраза “где у них тут свет?”
Я знаю пауз млечные протоки,
Пока идёшь по выбранным местам
Из переписки, попиваешь соки,
Чтоб нас не заподозрили ни в чём.
Но губ моих вербальное устройство
Тебя не приближает ни на шаг.
Ты многолюбен. Ты — не из геройства,
Ты интертекста лакомый кусок.
Но если взять меня (см. начало),
Я вслух скажу не эту ерунду,
А то — как мало, как безбожно мало
Ты различим в нечаянном ряду.
* * *
Сведённая к нулю, лежащая под спудом,
скребущая во сне изнанку живота —
любовь, я не люблю уже твоей запруды,
в ней глубина — не та,
и фауна не та,
и берег твой погас,
и ты сама, по слухам,
давно ушла в песок с бумажного листа,
а как брала!
на раз!
на дурочку!
на муху!
на раздеванье,
на
ныряние с моста!
* * *
Нет секретов у пластики —
Если лежишь на спине,
Глаже, моложе и ласковей
Кожа на роже вдвойне.
Юности маска посмертная!
Хочешь увидеть? Ложись
сверху — тут дева усердная
символизирует жизнь
в самом её цветении,
где никаких морщин,
трещин,
следов правления
лучшего из мужчин.
* * *
“Они войдут — и негде спрятаться”
Лена Исаева
Собака выросла, состарилась.
Гуляет мало, много ест.
А я — Егоров-и-Кантария —
Всё рвусь в обстрелянный подъезд.
Как будто флаг несу за пазухой,
Как будто орден на груди,
А жизнь такую держит паузу,
Что можно жизнь соорудить!
Из матерьяла из подручного
(Да можно даже без него),
Но я другим вещам обучена
Преподавателем ГО.
Я за минуту с половиною
Перебирала автомат,
Пока он шёл ко мне лавиною —
Во всём, что будет, виноват.
Я промывала раны рваные,
Спасала кукол из огня,
Скажи — откуда же неравные
С тобою силы у меня?
Вот я стою — пролёты сыплются,
Я точно знаю — справа дзот.
Ко мне, мухтар! Собака сытая
Лежит на месте. Кость грызёт.
* * *
Уходящий в комнату другую,
Не допивший моего тепла,
Дай хотя бы вещи упакую,
Что на этот случай берегла.
Что тебе понадобиться может,
Если там пустынно и темно —
Голос мой? Горячечная кожа?
Жизнь? Гордыня? Что-нибудь одно?
* * *
Говорю себе для простоты,
Чтоб не ждать, не рваться вон в подпитии:
Ну, считай, что развели мосты.
А сведут? — не знаю, мы не в Питере…
* * *
Как будто чудом выжившая муха,
Гудит любовь у глохнущего уха,
Поймай её, прихлопни, наконец!
Ты, вроде, с биологией знакома —
Чего ты ждёшь зимой от насекомых?
Порханья? Взлёта? Мёда?
Мо-ло-дец.
* * *
Что делаешь, любимая?
Люблю!
А вечером?
Люблю ещё сильнее.
А ты, любимый?
Я — тебя гублю
Так искренно, так нежно,
Как умею.
* * *
Молодильные яблоки ела,
Ключевую водицу пила,
Чтобы старость меня проглядела,
Обозналась бы, мимо прошла.
Удалось! Не заметила, сука!
И пошли хороводом ко мне
И любовь, и печаль, и разлука,
И тоска на чужой стороне.
* * *
Дёргаешь плечики — что же надеть?
Вечная паника у гардероба.
Брось — начинается третяя треть,
Где-то кроится последняя роба.
Что тебе брошки, платки, кружева?
Думай о главном — ведь ты же большая!
Думаю: главное, юбка жива,
Что надевала, тебя провожая.
* * *
Я отключила дальний свет,
Теперь мы движемся на ощупь.
И рядом — никаких примет,
Чтоб делать это было проще.
И никакой такой звезды,
Что падает в момент приватный,
А только я и только ты,
И выключатель прикроватный.
* * *
Молоко на губах не обсохло,
А уже подступало к соску.
Юность — старости: Что ты, оглохла?
Что молчишь? Наглоталась песку?
Беспросветно влюблённую мямлю
Отведи на шесток куковать —
Не по чину, не время, и нам ли
Всё бояться, что скрипнет кровать?
* * *
Ну и что, что под общим наркозом,
Ну и что — что влияет на мозг.
Я согласна на тихую прозу,
На свечной стеариновый воск.
Я освою простейшие формы,
Дорогие слова одолжу…
Сухо в горле. И ветрено в горне.
И просторно над домом чижу.
***
Вот придут и спросят меня, девонька,
Как же ты жила без ежедневника,
Без открытой с вечера строки,
Той, в которой тлеют смысла строгие угольки?
Где ты грелась, речь качая голую,
Между мужем и начальной школою,
На каком таком каталась пони?
Я скажу им - я читала сонник,
Извините - я читала сонник,
Я спала, я делала закладки,
А в ушах моих дрожали ватки,
А в глазах стоял сплошной норштейн,
Вот
Тоже мне подарок старость -
Никому не миновать
Тоже молодость подарок-
Никому не удержать..."
и весь мой угольный бассейн.
Это в смысле целеполаганья.
До свиданья, Аня, до свиданья.
***
Неправильно говорить - они не нашли общего языка,
А правильно говорить - они его не выучили пока,
Может не было курсов или дорога была далека,
И толпилось за словом слово в ожиданьи звонка.
Между тем классы его и уроки везде и всюду,
В любой разутюженной складке, в том как разлить и помедлить,
И особенно в том как в четыре руки - никогда не забуду-
Мы пытались наклеить обои стык в стык
Чтоб ромашки сошлись и стебли.
***
Господи, сделай небесное сальто,
Дай как-то выжить без личного сайта,
Дай безнаказанно определиться,
Не заводя персональной страницы!
Не спрашивай, где тут вставляется флэшка -
У нас от кастрюльки валяется крышка.
Что тебе пульт и другие наушники -
Накорми меня сушками обложи подушками,
Залечи возьми градусником до темнот
Моё горлышко красное и живот,
Вот уж не думала, Господи, вот,
Что у нас с тобой до такого дойдёт.
***
Тоже мне подарок старость -
Никому не миновать
Тоже молодость подарок-
Никому не удержать
Тоже мне любовь подарок -
Так бояться потерять
Что не есть не спать не плакать
Только б первой умереть
* * *
нужны стихи и как-нибудь одеться
такое видишь маленькое сердце
всего лишь две позиции активны
ну не противно?
а между тем пока стихи скликаешь
пока штаны по цвету подбираешь
пока кружишь от этого к тому
весь мир в него зайдет
по одному
Свидание
а мы сидели в полной темноте
как будто в дикой лампочке стоваттной
бесился счетчик слева это наш
и капал сок как будто сок томатный
потом молчали как молчат в кино
когда уже и музыка и титры
а нужно встать и заживо пойти
на улицу где львы одни и тигры
* * *
вот интересно, тринадцать десять — это все еще час?
если меня решили повесить,
почему меня, а не нас?
если меня бросают с вершины,
где ты в этот момент?
покупаешь ессентуки, меняешь резину,
натягиваешь у подножья брезент?
* * *
вот что я делаю, раз уж не делаешь ты,
раз уж искусственное на кону зачатье —
чистые по столам собираю листы,
и нажимаю версию для печати,
слушай, как тужится принтер, кряхтит взахлеб,
как на строке он сбивается нецензурной,
сунем бумагу ему не размоченный хлеб,
поковыряем в чернилах его пурпурных,
на подоконнике корчится суккулент,
серой плацентой ложится на дно столица,
девочка скажут — а был ведь ничтожный процент,
что эта дурочка в принципе разродится.
Жест
А. Ш.
«Одной рукой держась за край саней,
Другую вверх вздымает на морозе,
Все под прямым углом — удобно ей?
Не затекут ли ноги в этой позе?
Попробуй сядь как здесь на полотне —
Скамеечку возьмешь, спасая спину!» —
И он, наброски делая вчерне,
Наметил возвышение — и сгинул
В уловке этой, сорвались винты,
Бессмертный жест держащие на сломах…
Нет, замысел не фраер — то-то Ты
Морозову отбросил на солому.
* * *
От тебя пахнет полем и садом,
С тобой вкусно пьется и сладко спится,
А от меня пахнет змеиным ядом,
Потому что болит у меня поясница.
Но когда в боли налаживается промежуток
Я сажусь, осторожное ложе сжав,
Неподвижная нижняя посреди суток,
И ты спрашиваешь — намотать тебе шарф?
Берешь и наматываешь мне шарф.
Шерстяной длины
Поперек спины.
И вот тут уже словом пахнет и делом,
Буквой, матрицей, корневой гласной!
А до этого только раскрошенным мелом,
Рифмой высохшей, перетопленным маслом.
Новогоднее
Представим день и вот по этой строчке
Попробуем пройти поодиночке
Опоры нет все поручни во льду
Срывается каблук на полушаге
И весь ты из картона и бумаги
Летишь наверх твердишь белиберду
Но всей зиме во всех её начёсах
Понятны знаки паузы вопросы
На лобном месте главного катка
Замрёшь как ель и под тобой на фото
Подобие цветного эшафота
А ты-то думал нового витка
***
Деревьев спиленных суставы зеленкой смазали до лета.
(Свежа метафора, вы правы, когда б не совпаденье цвета!)
Теперь живее всех кто живы, они коленками наружу
Стоят, и гипсовая жижа небес всё ближе, бинт всё туже,
Ноябрь инструмент стерильный перебирает для проформы,
Чтоб каждый сам собой посильно пошёл на запах хлороформа -
Так, проводя увеличенье происходящего за рамой,
Во мне закончится леченье одной отдельно взятой раны,
Но, между образов кочуя (как будто, - думая, - как будто)
Душа-лошадка, снег почуя , войдёт в покои травмопункта.
***
Как с тобой говорить?
Из чего выбирать слова?
Деревянных кубиков высыпан алфавит,
Лук на эль, а на ха вообще халва –
Все вранье. Виноградом твой дом увит-
Не вини эти ягоды, нету их, урожай
Собирай с берёз, выгнанных за окно,
Вот им ветки спилили,
Вот нестерпимо жаль
Угадай кого. Не говори кого.
* * *
А я и не знала, как ты тяжёл — и как я легка,
А ты берёшь переносишь меня на облака,
Берёшь и катаешь, как крошку по простыне!
Я новую сделала дырочку на ремне,
Теперь меня можно проще — в один обхват
Поднять и два раза в твой завернуть халат,
С жизнью оставить один на один — пока
Мне не сказали, как она коротка.
* * *
— придираешься?
— нет, притираюсь,
я стараюсь, очень стараюсь,
посмотри, обе пятки натёрла!
— а ладони? а локти? а горло?
* * *
Представим, что ты один и что я одна,
И что это краска такая, а не седина,
И что эта дверь без причуд об одном ключе,
И что я в тебе уверена, как во враче.
И мы входим внутрь безо всякого багажа,
Захотим — пьём из горлышка или едим с ножа,
Захотим — выключаем свет, подключаем джаз,
Захотим — отключаем всех, кто тревожит нас,
И назавтра наденем то, что сейчас сорвём,
Падая замертво — зная, что не умрём.
* * *
На мостик становилась,
Садилась на шпагат,
И где, скажи на милость,
Весь этот аппарат,
Который мог без боли,
Без трещинки в седле
Соединять собою
Две точки на земле.
* * *
Скажу, что не приеду. Хватит.
Но приезжаю — и кручусь,
Драматургиня акробатик,
Химичка разума и чувств.
Салат из молодых побегов
Готовлю, пробую вино,
Как будто праздную победу,
Как будто знаю кто кого.
* * *
Любовь, когда невозможно
Найти в походке изъян,
Когда для работы мозга,
Дай запах твоих семян,
Любовь, когда растворимо
Нерастворимое дно,
Когда и бегущий мимо
Дальше бежит любя.
* * *
Думала, время — стремя
Для тех, кто готов бежать,
А вышло, что время — бремя:
“Что, милая, будем рожать?
Давай, надевай на низком
Устойчивом каблуке,
Ты же из группы риска —
Чокнута на звонке,
Ты же на запах ёлки
Выскочишь — побежишь,
Ты ж на одной заколке
Рыжую держишь жизнь.”
* * *
Самое отважное:
Мама, можно я сегодня без шапки?
Самое опасное:
Мама, можно я сегодня у подруги?
Самое последнее:
Мама, можно я сегодня у тебя?
* * *
Страх, что выброшу ключи
с мусорным пакетом.
Страх, что голос замолчит.
Всё? Больше страхов нету?
* * *
С.Г.
Очерти этот круг, за который поэту нельзя:
Одиночество, бедность, скупую аптечную мерку,
Обведи это взглядом — и взгляд обмелеет, скользя,
И упрётся опять в дорогую свою пионерку.
Вон она, вырастает из формы,
роняет портфель,
Сколько алого шёлка пошло на багрец пубертата!
Одиночество, бедность — ближайшая в сущности цель,
А какой заповедной казалась когда-то,
Когда-то…
* * *
Ну, вот и сублимация любви —
Я думала, всё будет чин по чину,
Ты выберешь меня, а я — мужчину,
А выбран стих и проза,
С’est la viе…
* * *
Приходи — я включу DVD,
Я подвинусь — осваивай Windows.
Говорят, удаляют любовь из груди —
Это смерть? Или так, инвалидность?
* * *
Характеристика воздуха:
Валяное сукно.
Скажешь “люблю” вполголоса —
Пуговицы в окно.
Если же брать по плотности
Воздух — граниту брат,
Видишь разбитые лопасти?
Просьб моих продотряд…
* * *
Кроме тебя — никого.
Кроме меня — легионы
Письма суют в комод,
Прячут в подушку стоны,
На телефонную связь
Молятся, как на завязь:
Длинный гудок — ты свят.
Занято — обозналась.
* * *
Вынутое из контекста,
Вымытое как плод
Новорождённый — честно
Счастье моё орёт.
Плачет, гулит, алеет,
Просит, чтоб дали грудь,
Знаю, что заболеет,
Знаю, не даст уснуть —
Вот и заводит самка,
Мамка навеселе
Лепета ли овсянку,
Ласку на киселе,
Только как ни старайся,
Боже, из кожи лезь —
Больше не будет райской
Адская эта смесь.
* * *
Я живу у переезда.
За шлагбаумом слежу.
Строчки бродят бесполезно
По второму этажу.
Чу! подъехал поезд вроде,
(-шлёп-шлаг-баум-баум-шла-)
Осторожно — жизнь проходит!
Будь внимательна — прошла…
* * *
Приснилось, что ты меня бросил,
Проснулась в холодном поту.
Какая тревожная осень,
Как голос в аэропорту.
И боль так свежа, так воскресна,
Что падает книга из рук,
Что кажется — встанешь из кресла
И… полная ясность вокруг.