Posted 15 июня 2014,, 20:00

Published 15 июня 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:07

Updated 8 марта, 04:07

Без лишних слов

Без лишних слов

15 июня 2014, 20:00
С 1 июля 2014 года вступает в силу законопроект, который в момент его обсуждения казался чем-то фантастическим и несерьезным, – речь идет о запрете на использование бранных выражений в произведениях искусства. Согласно принятому и уже подписанному закону показ спектакля с нецензурной лексикой повлечет за собой штраф дл

Возможность материться оставили лишь иностранным кинематографистам, которые привезут свои фильмы на международные фестивали на территории РФ: таким фильмам согласно закону прокатное удостоверение не требуется.

Ранее прокатные удостоверения не требовались вообще никаким «фестивальным» фильмам, в том числе отечественным на отечественных же кинофестивалях. «Это противоречит природе фестивального движения как таковой. Прокатное удостоверение – необходимый документ для выхода в прокат, но фестиваль – это творческая экспертиза, которая позволяет осуществлять навигацию огромного количества новых фильмов, создаваемых в России. И фестивальное движение во многом в связи с подобным ограничением потеряет возможность разыскивать молодые дарования», – рассказал президент «Кинотавра» Александр Роднянский на заключительном брифинге кинофестиваля. Очевидно, что результатом запрета демонстрации фильмов без прокатного удостоверения даже на фестивалях станет небывалое бюрократическое усложнение работы как организаторов, так и режиссеров, многие из которых завершают свои картины именно накануне фестивалей.

Кстати, прокатная судьба спродюссированного Александром Роднянским фильма Андрея Звягинцева «Левиафан» висит на волоске: несмотря на слова министра культуры РФ Владимира Мединского о том, что фильм ничего не потеряет, если из него вырезать мат, Звягинцев переработать фильм для отечественного проката отказался. Напомним, что «Левиафан» был отмечен на Каннском кинофестивале этого года как фильм с самым лучшим сценарием – но даже этот факт не может гарантировать картине особых условий в прокате.

Наталья Мещанинова, режиссер фильма «Комбинат «Надежда», который с успехом демонстрировался на Роттердамском кинофестивале и на «Кинотавре» в Сочи, опасаясь за российский прокат своей дебютной картины, решила переснять те дубли, в которых звучит мат. «Конечно, мы будем пытаться получить прокатное удостоверение и для авторской версии. Но если мы вдруг получим его до 1 июля, то по новому закону нам придется его еще раз обновлять. В любом случае наш продюсер будет бороться за то, чтобы фильм остался таким, какой он сейчас есть», – рассказала г-жа Мещанинова корреспонденту «НИ».

Согласно статье 3 нового закона штрафы влечет за собой и «распространение экземпляров аудиовизуальной продукции и фонограмм на любых видах носителей, экземпляров печатной продукции (за исключением продукции средств массовой информации), содержащих нецензурную брань, без специальной упаковки и текстового предупреждения в виде словосочетания «содержит нецензурную брань».

Тем не менее не все деятели современной культуры намерены следовать букве новоиспеченного закона. Так, руководитель Театра.doc драматург Елена Гремина на вопрос корреспондента «НИ», собирается ли она отстаивать интересы Театра.doc в суде в том случае, если этот закон будет работать, ответила: «Мы будем отстаивать не столько интересы Театра.doc, сколько интересы законности в нашей стране. Потому что принимают эти законы абсолютно некомпетентные люди. Закон о мате вообще противоречит Конституции РФ, и потому мы собираемся отстаивать свои права. Выполнять такие законы – способствовать сползанию общества вниз. Театр.doc – негосударственный частный театр, мы сами являемся учредителями нашего театра, мы свободны. Если кто-то собирается следовать этому закону – то это вопрос конкретно к ним, я никого не могу осуждать. Наша позиция: мы можем и должны отстаивать то, во что мы верим, а верим мы в свободу творчества и свободу слова. Использовать ненормативную лексику в своем произведении или не использовать – это выбор художника, и, что важно, выбор публики – пойти на такой спектакль или не пойти. И мне кажется просто смешным, когда какие-то люди вдруг думают, что могут строить из себя воспитателей с розгами и указывать, что нам делать, а чего не делать. Нас принимают за каких-то несмышленышей. Люди могут и должны сами принимать за себя решения».

Отметим, что не все театры воспринимают этот закон как нечто экстраординарное. В театре «Практика», например, так прокомментировали «НИ» свою позицию: «Мы не поддерживаем ажиотажа вокруг закона. Мы не театр, ориентированный на мат, и нашего репертуара без мата вполне хватает, чтобы достойно отыграть сезон. У нас в театре даже разговоры не ведут о том, как жить после закона. Мы относимся к этому как к любому другому закону». Напомним, что, когда на сценах театров запретили курить, то выход был найден моментально: электронные сигареты. Быть может, выход есть и сейчас. Кинематографисты и вовсе игнорируют закон о запрете демонстрации курения «без особой художественной необходимости» в фильмах.

При этом многие культурные деятели сходятся во мнении, что подобными запретами власти не добьются ничего, кроме раздражения. Например, художественный руководитель Школы современной пьесы режиссер Иосиф Райхельгауз сообщил «НИ»: «Я этот закон, как и большинство запретительных законов, считаю неверным. Все со словом «запрещено» вообще вредно для гражданского общества и тем более вредно для культуры. Слово «запрещено» безобразно для искусства, это в любом случае его ухудшает». Конкретно про мат и ситуацию в театре в связи с принятием очередного запретительного закона г-н Райхельгауз сказал: «Мы этим выразительным средством не увлекаемся и не увлекались. Были единичные случаи, которые для нас не так уж принципиальны. Но у нас идет спектакль по пьесе Людмилы Улицкой «Русское варенье», где есть одно нецензурное слово. И там оно существует принципиально, мы пробовали его заменить и поняли, что это невозможно. Спектакль идет уже 10 лет, мы ничего в нем не меняем и менять не будем. Ну а в дальнейшем будем поступать по обстоятельствам».

Пресс-секретарь Центра имени Мейерхольда Кирилл Бамбуров пояснил в разговоре с корреспондентом «НИ», что ЦИМу придется следовать новым правилам. «Мы всегда выступаем за художественную ценность, поэтому если без мата спектакль художественно не теряет – будем вносить купюры в текст. А, например, пьесы Курочкина потеряют без ненормативной лексики, и поэтому спектакль «Травоядные», видимо, уйдет из нашего репертуара».

Но внесение купюр в текст – процесс неоднозначный, который по-хорошему нужно согласовывать с автором. Так, цензурирование пьесы «Язычники» драматурга Анны Яблонской, погибшей при теракте в аэропорту «Домодедово» в январе 2011 года, Елена Гремина считает предательством автора. Спектакли по этой пьесе идут в двух столичных театрах – Театре.doc и Театре имени Ермоловой.

В «Студии театрального искусства», в репертуаре которой есть спектакль «Москва-Петушки» Сергея Женовача по одноименной поэме Венедикта Ерофеева (за роль в спектакле Алексей Вертков получил «Золотую маску» как лучший исполнитель мужской роли – Венички), «НИ» сообщили, что убирать из спектакля никто ничего не будет: «В спектакле буквально два слова «таких», и то одно почти цензурное». Остается только надеяться, что «полиции нравов» не потребуется объяснения того, какова ценность нецензурной лексики в произведениях Венедикта Ерофеева.

Открытым остается вопрос, кто же будет следить за исполнением нового закона. Воображение рисует отряд дружинников с красными повязками на рукавах. В частности, в Роскомнадзоре «НИ» пояснили, что следить за выполнением данного закона не входит в компетенцию организации. На самом деле отследить использование ненормативной лексики в театре можно лишь постфактум, в том случае, если бдительный зритель напишет жалобу в Министерство культуры. Доказательством преступления театра может стать видеозапись, просмотрев которую надзорные органы убедятся, что в спектакле использована нецензурная брань. Но, как показывает практика, часто нашему Министерству культуры, чтобы что-нибудь запретить, достаточно народной молвы или газетной статьи – так произошло, например, на прошлой неделе со спектаклями «Душа подушки» и «Травоядные». «Вот сейчас мы видим письмо заместителя министра культуры Аристархова (Владимир Аристархов. – «НИ»), который просит руководство Московского международного открытого книжного фестиваля снять с показа пьесу «Душа подушки», потому что он усмотрел в ней пропаганду гомосексуализма, а там даже близко нет ничего подобного, это невинная детская сказка. Похоже, что люди у власти, которые пытаются «заботиться» о нашей культуре, пользуются услугами каких-то недобросовестных экспертов», – сказала «НИ» Елена Гремина.

Общее настроение, царящее сейчас на культурных площадках, пока можно назвать оптимистичным, и кажется, что осознание серьезных намерений государства пока не пришло. Центр Мейерхольда попрощался с матом на сцене, устроив вечер «АльмаНАХ», где известные актеры и поэты читали тексты, которых мы больше не услышим со сцены в их первозданном виде. Простились с матом и на сочинском «Кинотавре», где прошел вечер с грустным названием «Александр Сергеевич, мы все про…али». И в самом деле, как еще относиться к последним запретительным мерам, как не без доли юмора?..

Из разговоров с экспертами следует, пожалуй, такой вывод: закон, запрещающий обсценную лексику на сцене и в кино, действительно в первую очередь ограничивает свободу художественного высказывания, а значит, свободу слова. И если сегодня нас заставляют вымарывать нецензурные выражения, то завтра нас могут заставить «вымарать» и собственные мысли, идущие вразрез с официальной идеологией государства.

В Японии иной жест куда оскорбительнее слова

Сама мысль о том, что содержание театральных пьес или кинофильмов должно как-то регулироваться парламентом страны, покажется в Японии достаточно странной. Излишнего вмешательства в сферы, не относящиеся к государственному управлению, власти страны стараются избегать. А уж лезть в дела людей творческих у японского чиновничества считается дурным тоном. Если по ходу пьесы необходимо, чтобы герои «выражались» (а неприличные слова в японском языке есть, хоть их запас и не особенно велик), значит, так тому и быть. Впрочем, вместо государственной цензуры в японском кино и театре действует иной ограничитель – самоцензура. Поэтому режиссеры стараются не злоупотреблять своим правом самовыражаться при помощи неприличных слов: ведь зрители не поймут, а то еще, чего доброго, и обидятся. И уж, конечно, даже такой мастер эпатажа и кинохулиган, как Такеши Китано, не будет ни в фильмах, ни даже в телеинтервью демонстрировать неприличные жесты – а к таковым в Японии относится, например, хорошо знакомая в России и вполне допустимая в нашем светском обществе фига. Почему-то в Японии считается, что жест куда оскорбительнее слова.

Юрий СИНАЛЕЕВ, Токио


В индийском искусстве цензура – это то, к чему привыкли

Кино в Индии, прямо в соответствии с заветами Ленина, является важнейшим из искусств. А важнейшим ведомством, отвечающим за это искусство, является Центральный комитет по кинематографии. Ему под силу положить на полку любой фильм, который, по мнению строгих цензоров, может оказать развращающее воздействие на умы индийских зрителей. Критерии того, что считать развратом, с годами меняются. Еще в восьмидесятых годах фильм даже самого известного режиссера могли «зарубить» всего лишь за простой экранный поцелуй. Теперь целующиеся актеры на экране нет-нет, да и попадаются. Есть даже сцены с «обнаженкой». Но что безусловно подпадает под запрет и в наши дни, так это ругательства. Любые. В особенности те, что могут быть понятны всем зрителям, то есть произносятся на английском. По этой причине ограничения на уровне штатов накладывались на прокат многих голливудских картин. Впрочем, и без этих ограничений Голливуд в борьбе за индийский кинорынок безнадежно проигрывал Болливуду и его аналогам (то есть студиям, снимающим фильмы на различных языках народов Индии). Однако если даже индийская кинокартина не прошла строгую цензуру, это вовсе не значит, что она никогда не найдет своего зрителя. Очень часто фильм запрещается для проката только на территории Индии, но не за рубежом.

Владимир КОНЯЕВ, Дели

"