Шок и трепет

«Шоковые приемы» современного театра условно можно подразделить на три группы. Одна – собственно демонстрация «потоков крови», вырванных глаз, насилий, убийств. Чем натуралистичнее они выходят на сцене, тем больший шок переживает зрительный зал. Вторая группа приемов – эффект обманутых ожиданий (скажем, прямо рядом с проходом в зрительный зал лежит «труп»). Третья группа приемов – собственно воздействие словом. Шоковые последствия простого рассказа об ужасах иногда оказываются более невыносимыми, чем его прямая демонстрация.

«Кровавые ужастики»

Одним из лидеров «кровавого театра» в России стал актер и режиссер Владимир Епифанцев. Свою карьеру он начал с кинематографа, сыграв в фильме Светланы Басковой «Зеленый слоник». По сюжету двое запертых на гауптвахте офицеров, ждущих расстрела, становятся добычей своих тюремщиков. Содомия, копрофагия (поедание экскрементов), садизм, море кровищи – все это было снято подчеркнуто натуралистично. Те, кого не стошнило во время просмотра, высоко оценили храбрость съемочной группы. Далее «трудное дитя» украсило столичные сцены постановками вроде «Струя крови», «Леди Макбет: кровавая яма ужаса». Между прочим, Епифанцев отработал новую технологию в работе с театральной кровью. К спектаклю специально заготавливалось более 10 литров «крови», разлитой по пластиковым канистрам. Готовили ее просто: закупленную заранее свеклу перед спектаклем пропускают через электрическую соковыжималку. Продукт на выходе экологически чистый и полезный. Поэтому Епифанцев абсолютно спокойно в спектакле «Сон в летнюю ночь» набирал «кровь» в рот и прыскал ею на замотанных в бинты артистов. Но самой «продвинутой постановкой» Епифанцева стала «Анна Каренина-2» по пьесе Натальи Скороход, поставленная в Таллинском театре русской драмы. У театральных билетерш за два спектакля закончился годовой запас валидола. Пожилые зрители и нервные беременные дамы были не в состоянии вынести вида Анны Карениной, выжившей после попытки самоубийства. После встречи с локомотивом у нее недоставало глаза, ноги, и вообще она весь спектакль проводила в инвалидной коляске.

Эффект неожиданности

Одним из самых сильнодействующих приемов в театре оказывается эффект неожиданности. Императрица Мария Федоровна упала в обморок, когда на сцену Большого театра вышел Вацлав Нижинский в облегающих трико. За «неприличный костюм» танцор был уволен, за ним уехал из страны и Дягилев. Шокируют театры не только императриц и не только в стародавние времена. В этом сезоне в Театре.doc на спектакле «Демократия» один из выбранных из зрителей участников спектакля публично помочился на сцене. А потом обратился к залу: «Ну, и что вы со мной сделаете?» Ряды стремительно редели. Хотя потом сам «акт» вошел в историю. Режиссеры иногда заставляют актеров производить действия, спецификой сцены непредусмотренные (изображать половой акт, те или иные физиологические отправления), что часто вызывает бурную реакцию зала. Иногда хорошие режиссеры прибегают к эффекту обманки. В спектакле «Играем «Преступление» Камы Гинкаса актер замахивался топором на живую курицу, и в зале визжали от страха. Но в результате острие вонзалось в кочан капусты.

Воздействие слова

Часто в театре сказанное слово оказывается более сильно действующим, чем прямой показ. Скажем, в спектакле «Косметика врага» герой Константина Райкина только рассказывает (правда, в подробностях) о том, как он насиловал женщину. Но этого оказывается достаточно для того, чтобы слабонервные зрители с возмущением покидали театр. В вызвавшем бурную реакцию спектакле «Сентябрь.doc» актеры, находящиеся на сцене, просто осуждают события, происходящие в Чечне (все истории и комментарии взяты из Интернета), но даже слушать об этом для многих оказывается непереносимым и чудовищным. Рядом с реальными историями «кровавые» подробности в постановках Шекспира или Софокла кажутся наивными и вызывают не шок, а умиление.

КОММЕНТАРИИ

Кама ГИНКАС, режиссер:
– Все средства театра, которые помогают зрителю постичь истину, пусть неприглядную и шокирующую, – все эти средства должны быть использованы. Театр (серьезный театр) ставит диагноз человеку, обществу, времени, самой жизни. Определяет, чем мы больны. И лечит. Лечение может быть болезненным, истина страшна, лекарства горькие. Хирургическое вторжение в жизнь зрителя может оказаться мучительным. Но важно только одно: для чего театр все это проделывает. Для того чтобы помочь зрителю? Установить болезнь? Вылечить его? Или… Или чтобы просто произвести впечатление. Второе есть преступление. Сегодня, когда на каждом углу убивают, на ТВ только и поют про «братков», кровь и трупы не сходят с экрана, когда человеческая жизнь, не то что старушки, вообще никакая, ничего не стоит, долг искусства вернуть ощущение ужаса от посягательства на жизнь. При этом святая обязанность искусства, конечно же, лечить а не калечить.

Михаил УГАРОВ, драматург, худрук Театра.doc:
– Шоковые приемы абсолютно оправданы, поскольку театр изначально строился на нарушении табу. Это основной инструмент театра. После спектаклей многие нам говорили: «Еще бы секунда, и я бы дал в морду актеру!» И это очень важно. Потому что дать в морду Гамлету или Яго вряд ли у кого-то возникнет желание. А здесь возникает. И это здорово, потому что театр – это контактное искусство, это диалог сцены и зала.

Записала Евгения ШМЕЛЕВА