Весенний ужас

За два года до создания спектакля Пина Бауш возглавила компанию в Вуппертале – скучном северонемецком городе, где, кроме заводов, ничего не было. На премьере балет (такая уж судьба у «Весны священной») многие зрители, да и критики, совсем не поняли. Это не помешало спектаклю довольно быстро завоевать репутацию, которая не померкла по сей день. В Вупперталь стали ездить специально «на Пину». Сегодня все знают, что версии Бежара и Бауш не только конгениальны музыке, но и признаны классикой ХХ века.

Кроме самого балета в программу гастролей входил документальный фильм о репетиции Пины: 35 лет назад она готовила к партии Избранницы солистку своей труппы. Знакомство с «кухней» спектакля заставило пожалеть о том, что мы не видели, как танцует сама Бауш, – это был бы во многом другой балет, возможно, еще более сложный. Впрочем, «Весну» из Вупперталя и без того трактуют по-разному: манифест феминизма, этюд о страхе смерти, фиксация ужасов ритуала, вопль против всеобщего насилия… Конечно, в балете есть все перечисленное – и многое другое вдобавок.

Бауш вслед за Мартой Грэм считала, что тело – «самый красноречивый оратор», оно «никогда не лжет». На сцене «должны распознаваться личности, а не танцоры», говорила Бауш. И тут кроется разница с подходом Бежара. У него в «Весне» царит первозданность плоти, в которой может и должен раствориться исполнитель. Мужчины и женщины уравнены в непреодолимом зове природности и неистовстве желания. У Бауш плоть, особенно женская, уже не равна самой себе. Это объект манипуляций и гласный выразитель негласных комплексов. Не зря кинорежиссер Вим Вендерс, снявший после смерти Пины замечательный фильм о ней, говорил: «Ее способность расшифровывать сущность человека по тому, как он движется, была поистине поразительной. Она обладала зрением, в то время как мы пребывали «во тьме». Она разработала уникальный феноменологический подход к изучению жестов, это своеобразное видение мира или, скорее, изучение и попытки понять нашу человеческую сущность. Этот ее подход совершенно новый и неизведанный».

В «Весне» Бауш у каждого персонажа своя телесная драма, а по резким уходам «в себя» и столь же непредсказуемым выплескам «наружу» можно изучать человеческую психику: кто интроверт, а кто, наоборот, экстраверт. Артисты работают в сырой земле, и светлые платья девушек, как и голые торсы мужчин в черных брюках, постепенно заляпываются грязью. Танец построен на внезапности перемен: только что толпа неслась в лихорадочном темпе – и вдруг остановилась, как стреноженная лошадь. Впрочем, эта изменчивость в точности следует музыке. Рисунок «грубых» движений периодически повторяется, как повторяются человеческие чувства. Ноги вязнут в тяжелой притягательности почвы, не позволяющей телу надолго оторваться от земли, отчего исполнители, как правило, корчатся на поверхности, а не взмывают в воздух. Общее «камлание» мужчин и женщин в начале балета оборачивается разъединением. Одна, мужская, половина человеческого сборища знает, что может командовать, другая, женская, помнит, что должна подчиняться. У безымянных героев балета напряжены нервы, танец в предчувствии смерти полон пластических истерик, танцующие группы пребывают в смятении и панике: то сбиваются в кучи, то выстраиваются в линию, наступают гуськом и задыхаются в беге, разлетаясь в конечном счете на одинокие испуганные «клочки».

Из гущи зажатых женщин, перебрасывающих друг другу красную тряпку (знак ритуальной крови), сильный мужчина выбирает наконец слабую жертву. Ее обряжают в эту же тряпку, оказывающуюся сарафаном, и девушка начинает смертельный танец. Постепенно впадая в неистовство, она рвет жилы в окружении равнодушных соплеменников, наблюдающих за обрядом, и, обессилев, падает ниц. В то же мгновение мужчина (тот самый, кто отбирал жертву), во время женского соло неподвижно лежащий на спине с протянутыми ввысь руками, их опускает. Все кончено, проклятие подчинения сработало, земля оплодотворена, небеса довольны, и можно затихнуть – до очередного обряда и новой жертвы.

Этим летом труппа Бауш повезет «Весну» в Париж – туда, где балет родился в 1913 году. Самую первую версию, поставленную Вацлавом Нижинским вместе со сценографом Николаем Рерихом, ту, из-за которой на премьере разразился гигантский скандал, москвичи тоже на днях увидят. Реконструкцию исторической постановки покажет Финский балет.