Актер Егор Дружинин

– Егор, ваша постановка «Всюду жизнь» хорошо воспринимается как молодым, так и взрослым зрителем. Вы целенаправленно ставили спектакль для такого широкого круга аудитории?

– Это лишнее подтверждение того, что особенного языка, на котором надо разговаривать с публикой, нет. Просто этот язык должен быть понятным, конкретным и честным. Желательно без двойных смыслов и скрытого подтекста – тогда он усваивается легко, на все 100%.

– Какие театральные постановки в последнее время стали для вас событием?

– Последние спектакли, которые мне очень понравились, – «Сэр Вантес, Донкий Хот» Дмитрия Крымова и «Печальная история одной пары» Мастерской Олега Кудряшова, – без слов, а только танец, музыка, сценография и режиссура. Может, слова устарели? Как мне кажется, сейчас эра отстраненного существования в искусстве. До тех пор, пока фильм или спектакль не превращается в шифрование пустоты, – ничего плохого в этом не вижу. В театре появилась тенденция: в принципе не существовать по законам театральным, а существовать органично, как в жизни. Возможно, пришло время сдержанности? В словах может быть заложена фальшь. Чувствами соврать почти невозможно, если, конечно, вы не пытаетесь обмануть самого себя. К тому же есть люди, которым тяжело формулировать мысли и чувства. Я всегда чувствовал фальшь, сталкиваясь в театре с живым текстом. Как ни странно, но играть на русском языке сложнее, чем на английском, поскольку в нашем больше интонаций, голосовых в том числе. А добиться в роли правильной интонации иногда сложнее, чем сформулировать сам текст. Казалось бы, мы читаем – и все понятно, а как только начинаем говорить, сразу возникают ощущения, уводящие нас в ту или иную сторону. Слова часто не имеют смысла или имеют не тот смысл, который в них вкладывался изначально. Мы не всегда делаем то, о чем думаем, и не всегда думаем то, что говорим…

– Спектакль об одиночестве «Всюду жизнь» вызывает очень позитивные эмоции. Нет ли здесь парадокса?

– Да, это так. В нем нет ни одной эмоции, которая не была бы непонятна. А то, что предельно ясно, не может быть авангардным. Да мы и не искали новых форм. Прежде чем заниматься филигранными вещами, мне хотелось убедиться в том, что я могу быть услышан широкой публикой. Мне кажется, мы многого уже добились, но еще есть над чем работать. Наверное, поэтому мы взялись возродить мюзикл «Любовь и шпионаж».

– У кого возникла эта идея?

– Есть люди, которых не оставляют в покое «открытые финалы», они как самостоятельные фантазеры придумывают свои окончания тех или иных произведений. Так сложилось, что у нашего проекта финал остался недосказанным, поэтому решение о возрождении пришло как само собой разумеющееся. Это был единый порыв авторов, создателей и артистов, которые очень любят эту работу. Только это будет уже другой спектакль.

– Что останется от прошлого проекта?

– Я из тех режиссеров, которым не интересно просто воспроизвести увиденное или когда-то уже сделанное, поэтому, сохраняя чистоту жанра «мюзикл», я делаю совершенно новую постановку. Теперь это будет «Любовь и шпионаж. Репетиция». Я хочу выдвинуть на первый план актерскую работу, человеческие эмоции, их рождение в процессе работы над спектаклем. Оставив неизменным музыкальный материал, хореографию и текст, я ставлю совершенно новый спектакль про то, как рождаются такие мюзиклы.

– А актерский состав вы поменяете?

– Нет-нет, что вы! Этот мюзикл создан под определенных актеров. Лариса Александровна Долина была музой для этого музыкального материала. А муз на переправе не меняют. И потом, если увидеть новую интересную форму самого мюзикла было не сложно, то представить себе другой актерский состав просто невозможно. Блистательные Лариса Долина и Дмитрий Харатьян по-прежнему будут радовать публику.

– В своем спектакле «Всюду жизнь» вы исполняете одну из главных ролей, точнее, две – Пижона и Моряка. Не было ли желания затмить всех артистов своим мастерством?

– Это было бы нечестно. Хотя многие режиссеры и руководители театров, увы, весьма часто выбирают артистов по принципу: «Только бы не лучше меня». В результате ходят у них по сцене горбатые, плохо выговаривающие слова, вчерашние студенты, вдобавок еще их же студенты. Они сами растят посредственных актеров специально для того, чтобы те были хуже их.

– Вы сами, судя по всему, следите за модой, видимо, поэтому и взяли себе роль Пижона?

– Не сказал бы, что я такой уж модный. Просто существую в своем стиле. Модный человек – тот, кто следит за модными веяниями, а я не слежу. Когда вижу вещи, которые мне нравятся, то хочу их приобрести… А если могу без каких-то вещей прожить, то прохожу мимо. Есть несколько стилевых направлений, которые мне нравятся уже давно. Если бы в школьные, студенческие годы у меня была возможность модно одеваться, я бы это делал. Собственно говоря, я это и делал, только, как говорится, без фанатизма. Не с помощью одежды старались самовыражаться в советском детстве и перестроечной юности. Хотя я не очень люблю людей, относящихся к тому, как они выглядят, с полным пренебрежением. Но и тех, кто слишком много времени тратит на свой внешний вид, тоже не понимаю.