Слова для безумных красок

О сумасшествии художника написано множество критических статей и книг, самая известная из которых – «Жажда жизни» – монография, благодаря которой Ирвинг Стоун размножил миф о безумстве Ван Гога. Однако в британской экспозиции безумец-визионер предстает любящим родственником, тонким наблюдателем, увлеченным коллекционером и, наконец, ремесленником-трудягой, которому не хватает то кисти, то холста. Адресатом большинства писем был брат Ван Гога – Тео, успешный галерист и арт-дилер, поддерживавший Винсента после того, как в 27 лет тот решил стать художником. Но есть в экспозиции и письма Ван Гога к друзьям, в частности к Полю Гогену, Антону ван Раппару и Эмилю Бернару.

Экспозиция условно поделена на шесть тематических частей. «Нидерландский ландшафт» посвящен первым опытам Ван Гога в живописи: в угрюмых, монотонных зарисовках будущий гений еще не угадывается. Название второго зала, «Крестьяне в действии», говорит само за себя и иллюстрирует передачу действия на полотне: бесчисленные сеятели, копатели картошки и швеи населили рисунки Ван Гога, но кульминацией экспозиции стали эскизы к «Едокам картофеля» – одной из лучших доимпрессионистских работ художника, хотя в свое время ни критика, ни публика ее не приняли.

Уже в третьем разделе появляется более знакомый Ван Гог – залы под названием «Цвет» и «Японские принты» рассказывают о переезде художника в Париж в феврале 1886 года. В письмах он говорит о попытке создать новую гармонию цвета, противопоставляя синий и оранжевый, красный и зеленый цвета.

«Нет синего без желтого и оранжевого», – восклицает художник в одном из писем, а мы следим за эволюцией его палитры по картинам цветущих садов в Арле. Увы, из-за того, что Ван Гог использовал нестойкие пигменты, многие краски поблекли, и теперь невозможно оценить задуманную им контрастность работ. Один из важных источников вдохновения для многих художников второй половины XIX века – японская гравюра. Винсент и Тео были страстными коллекционерами японской графики. «Все мои работы так или иначе основаны на японском искусстве», – пишет Ван Гог, а сопоставление на выставке японских гравюр и работ Ван Гога наглядно показывает, насколько сильным было это влияние.

Следующий раздел посвящен портретам и книжной иллюстрации. Одна из задумок кураторов – поместить рядом черно-белые репродукции картин Милле, Делакруа и Рембрандта, которые Тео посылал брату, и раскрашенные Ван Гогом «переводы». В портретном же зале больше всего поражают воображение «Сидящий зуав», а также семья почтальона Рулена, одного из немногих друзей Ван Гога. Художник никогда не гнался за точным физическим подобием и с презрением относился к мертвому искусству фотографии – сам он видел людей как архетипы и изображал так, как «чувствовал их».

Пятый раздел – «Арль, открытие юга», поражает яркостью палитры. Ван Гог не просто «наблюдал природу», как обещал в одном из первых писем, но чувствовал ее и словно изображал внутренние ощущения солнца, ветра... Следующий зал, «Циклы природы», лишь подкрепляет эту идею: его картины ярки и символичны. Если начинал художник с фигуры сеятеля, то в последние годы обратился к образу жнеца, знаменующему завершение цикла природы и смерть. В «Ландшафтах последних дней», заключительном разделе выставки, палитра меняется. От смелых и контрастных арлезианских красок Ван Гог переходит к более приглушенной, но и более глубокой палитре – к бесчисленным оттенкам зеленого, голубого, охры. И хотя он пишет, что его приводит в отчаяние отсутствие прогресса в работе, за последние 70 дней жизни Ван Гог создал около 70 картин, многие из которых считаются лучшими в его творчестве.