А счастье было так возможно…

Французский классик Пьер Мариво, чей блестящий литературный язык дал название целому стилю красноречия – «мариводаж», – редкий гость на российских подмостках. И даже понятно – почему. Мариво, несмотря на то что в его пьесах речь идет исключительно о любви, нельзя поставить на открытом «чувстве». Бесполезно надеяться, что сюжет вывезет (все сюжеты французского классика похожи на лабораторные эксперименты, где бесстрастные наблюдатели фиксируют каждый этап «заражения любовью»). От режиссера и актеров, взявших его пьесу, требуются ум и виртуозное мастерство. А иначе… Иначе получается спектакль, каким вышел «Триумф любви» у Галина Стоева, – нечто умозрительно-глуповатое, аморфно-невнятное. Тот случай, когда зрители бегут из зала отнюдь не потому, что они не согласны с трактовкой или их возмущает смелость постановщика, а потому, что скучно до сворачивания челюстей.

Сюжет прост: юная царица Спарты Леонида унаследовала трон, с которого был свергнут прежний правитель. Она встречает в лесу законного наследника, влюбляется в него и решает завоевать его сердце и отдать ему свою руку и корону. Дело осложнено тем, что юноша воспитан в ненависти к прекрасному полу и живет в уединении со своим наставником-философом и его сестрой. Переодетая юношей Леонида проникает в имение философа и начинает завоевания. В целях обеспечения безопасности она ведет наступление на сердце не только юного принца, но и его наставника, а также сестры наставника.

В «Триумфе любви», таким образом, представлен целый букет стратегий по завоеванию любви: юная девушка в облике юноши добивается нежной привязанности от юноши, а потом открывает ему свой пол. Юная девушка в собственном обличье соблазняет немолодого стоика Гермократа. Наконец, переодетая юношей Леонида охмуряет зрелую женщину Леонтину. Мариво искренне любуется тем, как Леонида шаг за шагом обольщает, приручает абсолютно разных людей, влияя на их тщеславие, льстя их самолюбию, задевая то жалость, то нежность, и в конце концов прививает всем троим, как заразный вирус, новую любовь.

Все это великолепное разнообразие тактик и стратегий, полутонов и оттенков, темпераментов и характеров болгарский режиссер Галин Стоев оказался решительно не способен воспроизвести на сцене. Все любовные объяснения в его постановке построены по одному шаблону: актеры стоят, как колоды, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, а признания в любви звучат, как декламация вызубренной шпаргалки на экзамене.

Талантливой Клавдии Коршуновой – Леониде – даны всего две отмычки для сложнейшей задачи покорения сердец. В качестве юноши она вещает о своей любви в кожаном нагруднике, а перевоплощаясь в девушку, демонстрирует расстегнутую до пупа белую рубашку и красный лифчик. Я готова поверить Галину Стоеву, что красный лифчик действует на мужчин, как красная тряпка на быка. Но трудно предположить, что он не знает никаких других средств из обширного арсенала женских обольщений.

Режиссерская беспомощность в построении мизансцен, в работе с актерами – вещь в театре иногда встречающаяся, но тут количество «неумений» явно зашкаливает. Хорошая актерская команда, в том числе и такие опытные и сильные актеры, как Татьяна Владимирова (Леонтина), Михаил Янушкевич (Гермократ), оказываются своеобразными заложниками неумелой режиссуры. Как последнее время часто бывает в нашем театре, возникает ощущение, что какому-то несмышленышу по недосмотру вместо игрушечных самолетиков дали настоящие, а он все пытается их взять за хвост. В результате даже красивая декорация, которую создала Бьянка Аджич Урсулов (гигантское зеркало-задник отражает песчаные барханы из-за того, что никак не используется режиссером), к финалу начинает раздражать своей неуместностью… Почему, собственно, сад философа похож именно на детскую песочницу гигантских размеров?

Когда-то Дмитрий Черняков заканчивал свою постановку «Двойного непостоянства» Мариво точно рассчитанным эмоциональным ударом, переводя спектакль в иную смысловую плоскость. Арлекин запускал башмаком в стеклянную перегородку, отделяющую исполнителей от зрительного зала. Грация шахматной партии с логически просчитанными ходами рушилась и возникали какие-то новые смыслы.

«Триумф любви» заканчивается уже ставшим штампом нашествием солдат Леониды, и становится уж совсем непонятно: зачем царице было тратить столько времени на «завоевание сердец» с помощью лифчика и кожаного нагрудника, когда можно было просто прийти с войском и взять то, что ты и так в итоге берешь силой…