Posted 14 октября 2010,, 20:00

Published 14 октября 2010,, 20:00

Modified 8 марта, 02:15

Updated 8 марта, 02:15

Книги, вас молю – не умирайте!

Книги, вас молю – не умирайте!

14 октября 2010, 20:00
Приглашение в Древнюю Русь

Из «Повести временных лет» XI–XII века

«Повесть временных лет» – это начальная общерусская летопись, составленная около 1113 г. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. В ее основу положен летописный свод, начатый еще при Ярославе Мудром в 30-е гг. XI в. и как эстафета переходивший из рук в руки, преображаясь и прирастая. Нестор предпослал очерку истории Руси описание ее земель, рассказал о нравах и обычаях славянских племен. Он использовал переводную византийскую хронику, включил в летопись тексты государственных договоров и, наравне с ними, сказания и легенды. И конечно, дополнил историческое повествование свидетельствами о событиях конца XI – начала XII в.

Передавая свою рукопись молодому преемнику, пушкинский летописец Пимен наставляет его:

…Описывай не мудрствуя лукаво

Всё то, чему свидетель в жизни будешь:

Войну и мир, управу государей,

Угодников святые чудеса,

Пророчества и знаменья небесны…

Увы, Григорию Отрепьеву эта наука не пошла впрок. Не затворнический подвиг летописания выбрал он, а политическую авантюру. Но даже усердное монашеское смирение не могло остудить исторических страстей. История с самого начала зарекомендовала себя обращенной в прошлое политикой. Преемник Нестора – игумен соседнего Выдубицкого монастыря Сильвестр – не только переделал заключительную, самую актуальную часть Несторова труда, но и убрал из летописи имя своего предшественника. Этой сильвестровской редакцией «Повести временных лет» мы сегодня и располагаем.

* * *

Какие лета были временные?

Будущим не беременные,

настолько пустые и пошлые,

что выглядели, как прошлые…



А были лета временные,

ременные, вовсе иные:

по спинам хлестали, как вожжи,

и лучше случились бы позже,

а лучше б вообще не случились,

но не случились бы мы –

другими бы получились,

не выползли бы из тьмы…

<Убийство князя="" Игоря="">



В год 945

В тот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда1 изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам». И послушал их князь Игорь – пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, – поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и пособираю еще». И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань». И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня2, убили Игоря и дружину его, так как было ее мало. И погребен был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Деревской земле и до сего времени.

Здесь и далее перевод

и примечания Д.С. Лихачева



* * *

Что же, отроки Свенельдовы,

совершенно освинели вы?

Разоделись, а мы наги,

как бездомные бродяги,

и хоть ноги уноси –

ведь под ними нет Руси,

только скользконькое то,

что кровищей залито.



И пресветлый князь наш Игорь

туго мыслями задвигал

и повел нас на Древлянь

собирать вторую дань.



А древляне – наши данники

и от нас давно страданники –

съежились, башкой крутя,

ничего нам не даруя:

«Если выжмут дань вторую,

то прискачет третия».



Тут князь Игорь приумолк,

словно в хлев попавший волк, –

там, где строгие рога

все наводят на врага,

ведь глазеночки телят

защищать себя велят.



Там, где был в степи когда-то

городок Искоростень,

думаю, что виновато

бродит Игорева тень.



Да и сам я виноватюсь,

худший из своих врагов.

Весь я стал сплошная затесь

неоплаченных долгов.



Я вообще-то из рысистых

и не жму на тормоза,

но от бабушек российских

отвожу свои глаза.



Долг народу стародавний

в том, что с дедов и бабусь

столько брали мы сверхданей,

но не отдали им Русь.



Месть княгини Ольги



После гибели Игоря

Ольга долгонько молчала,

и на красном своем сапожке Святослава качала,

и крестилась она за него,

хотя был он почти невесомый

и махонький,

на церковные,

только приснившиеся ей маковки.

И тогда заявились под Ольгины очи

древляне-язычники,

голосами своими

такие замшелые и непотребные зычники,

и приплыли они по Днепру не в бадье,

а в ладье, –

здесь тогда не водились еще пограничники.

«Слушай, Ольга,

возьмем тебя замуж за нашего князя древлянского Мала,

а не то мы удавим щенка твоего,

чтоб ты место свое понимала!»

Отвечала им Ольга:

«Ну что ж, ваша речь мне любезна.

Возвращайтесь в ладью,

лягте рядом.

Проспитесь.

Я вас пожалею болезно.

Принесет на рассвете ладью вместе с вами мне челядь.

Вас успеет ладья на плечах,

как допрежь на волнах,

покачелить».

И всю ночь киевляне копали такую глубокую ямищу,

что сравнения с ней

в тех летах временных

по-напрасному я ищу.

Да и всю ту ладью,

с ее воинством пьяным,

кряхтя, опрокинули

и всех этих милейших людей

почему-то из ямы не вынули.

Как не вспомнить о бане, где наша вдова,

показав себя в мести

как женщину сведущую,

подожгла женихов своих голых всю порцию следующую,

как живые дрова,

и послала врагам голубей на дремавшие крыши их стогн,

привязав ко хвостам отoмщающий огнь.

Как вы смеете жаловаться всегда

на безжалостность женщин, мужчины?

Изгаляясь,

насилуя без стыда,

вы жестокости их научили!

И сейчас

там, где женско-мужская война

стены кухонь забрызгала кровью,

топоры поднимает спьяна

неизжитое средневековье.

И, хватая, что есть под рукой в нищете, –

ступку или секач –

во спасение рода,

прячут женщины будущее в животе.

Только в самозащите – свобода.

Так что Ольге простим, что была

ко врагам не особо нежна.

В красоте ее –

воинская осанка.

Вот какая была, как икона без копий, она,

наша первая русская христианка!



<Похвала княгине="" Ольге="">

В год 969

Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на открытом месте. Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу. Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла, как луна в ночи; так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты Святым Крещением. Эта же омылась в святой купели, и сбросила с себя греховные одежды первого человека Адама, и облеклась в нового Адама, то есть в Христа. Мы же взываем к ней: «Радуйся русское познание Бога, начало нашего с ним примирения». Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь.



* * *

И когда умирала Ольга,

и, по счастью, во сне умерла,

по ней плакали долго-долго

наши первые колокола.



Она сбросила первой одежды,

она первая смыла грехи.

В ней и первые были надежды,

в ней и первые были стихи.



Все травинки и птицы запели,

когда Ольга, отныне чиста,

вновь родившаяся в купели,

облеклась в женский образ Христа.



Провозвестница христианства,

чья душа не вместилась в груди,

нам ее подыскало пространство –

то, что было еще впереди.



Она людям открыла дорогу,

но для чисто отмытых ступней,

и всегда, когда молимся Богу,

неосознанно молимся ей.



<Похвала Крещению="">

Отрывок

В год 988

…вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там один до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И видна была радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ…



* * *

Русь вошла по грудь, по сердце в воду

на своем Крещеньи, как в природу.



Забирали из семей младенцев,

чтоб из них содеять книгочтенцев.



Матерям не всё было понятно:

дети-то вернутся ли обратно?



И с пустым объятьем распростертым

матери рыдали, как по мертвым.



Но вернулись ведь – их спутать не с кем! –

Гоголем, Толстым и Достоевским…

* * *

Когда отданы были <дети лучших="" людей=""> в учение книжное, то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: «В те дни услышат глухие слова книжные, и ясен будет язык косноязычных».



Из <«Похвалы Крещению»="">

Когда и в наших временах

из ползунков-младенцев

иной Владимир Мономах

содеет книгочтенцев?



Нельзя купить за деньги слух,

в пух даже раскошелясь,

и слышат ли все те, кто глух,

книг мудрый шелест?



Самодовольно стеб язвит

тех, кто не имут слуха,

и ясен ли сейчас язык

косноязычных духа?



<О половецком="" набеге="">

Отрывок

В год 1093

Это Бог напустил на нас поганых, не их милуя, а нас наказывая, чтобы мы воздержались от злых дел. Наказывает он нас нашествием поганых; это ведь бич его, чтобы мы, опомнившись, воздержались от злого пути своего.



* * *

Что-то нас в себе самих напугало.

Тянет снова на великодержавность.

«Но Господь-то напускал на нас поганых,

чтоб не стали мы подобны, воздержались».



Может, в лагере набитом Соловецком

на замшелом, столько видевшем граните

размышлял с таким подходом несоветским

двадцатидвухлетний Лихачев Митя.



Может, так он размышлял намного позже,

когда в летописи древней вдруг наткнулся

на слова, какие были не похожи

на работы студентов его курса.



Академик не забыл зрачки наганов –

тех, в которых не светилась к людям

жалость.

«Но Господь-то напускал на нас поганых,

чтоб не стали мы подобны, воздержались».



Побеждать возможно словом и улыбкой,

веря только человеколюбью.

А держава получается великой

не размером, а своей душевной глубью.



Позабытые в учебных программах,

те слова под кожей жили, продолжались:

«Но Господь-то напускал на нас поганых,

чтоб не стали им подобны, воздержались».



* * *

Книги,

вас молю –

не умирайте!

Не поможет Бог неумной рати.

Шелестом страниц передается

мощь отваги,

мудрость полководца.



Но пускай не к войнам и не к бунтам

пальчики детей ползут по буквам,

а туда, где миром правят книги,

только не тираны и барыги.



Книгу лишь открыть – и по-простому

можно подойти ко Льву Толстому

и спросить, как дальше жить на свете,

и услышать, может быть, в ответе:

«Это лучше знаете вы, дети».



Шелестите, книги, шелестите

и за леность вас читать

простите.



Что же мы тогда за человеки,

если скучно нам в библиотеке,

там, где книги нежные, живые

с шелестами всех полей России.



Евгений ЕВТУШЕНКО

"