Posted 14 сентября 2003,, 20:00

Published 14 сентября 2003,, 20:00

Modified 8 марта, 09:47

Updated 8 марта, 09:47

«Пугачева живет в эпоху Танича»

«Пугачева живет в эпоху Танича»

14 сентября 2003, 20:00
Cказал известный поэт-песенник в интервью «Новым Известиям»

Одному из самых известных поэтов-песенников – Михаилу Таничу – сегодня исполняется 80 лет. Вечером в концертном зале «Россия» в его честь выступят Юрий Антонов, Лайма Вайкуле, Вахтанг Кикабидзе, Лев Лещенко и другие звезды отечественной эстрады. Накануне юбилея Михаил Исаевич встретился с корреспондентом «НИ».

–Насколько серьезно вы относитесь к собственному возрасту?

– Мне кажется, что «80 лет» – это не про меня! Но, хотите верьте, хотите нет, я действительно родился 15 сентября 1923 года. Для молодых это прошлый век. Но я не прекращаю работать даже в этом серьезном возрасте! На днях вышел мой сборник «Вечерний звон», там больше ста стихотворений, написанных на 79-м и 80-м годах жизни. Я думаю, поэтов, которые писали бы в таком далеко не поэтическом возрасте, немного. Дело в том, что там стихи о любви. Там и озорные стихи о любви, чуть ли не сексуальные! Я не потерял чувства восхищения красивыми женщинами. И это ставлю себе в заслугу, а больше всего Господу Богу. Вообще я набрался мастерства. У меня было много книжек, я был членом Союза писателей, но сказать, что я себя тогда уважал так, как теперь, не могу. Когда меня принимали в Союз писателей в 68-м, мне казалось, что я работаю слабовато. От рецензентов хвалебных слов я тогда не услышал, суть сводилась к тому, что много слабых стихов, но человек способный. Я призадумался. Если бы принимали Бродского, рецензии писали бы взахлеб. А тут... Но с каждым новым стихотворением, с каждой новой песней я набирал поэтические мускулы. И сейчас в моих стихах непременно должно быть «авторское клеймо», интонация, чтобы люди могли отличить мои стихи от других, даже без подписи. Сейчас я считаю себя очень приличным поэтом.

– Сегодня многие деятели культуры ратуют за введение цензуры. Вы тоже считаете, что система прежних худсоветов, где поэтов учили, как писать и жить, была правильной?

– Как демократ я считаю, что этого не должно быть, хотя сам иногда заседал в худсоветах. Но как автор, считаю, что они были полезны. Конечно, это принимало уродливые, чудовищные формы, когда председатель Гостелерадио Лапин лично подписывал тексты новых песен, опасаясь подвоха. Знаете песню «Зеркало»? Так вот, мы ее с Юрой Антоновым принесли на фирму «Мелодия», единственную тогда фирму, которая выпускала пластинки. Мы сидели в коридоре, выходит редактор этой «Мелодии» и говорит: «Зарубили!»

– Чем же провинилось «Зеркало»?

– А мы не спрашивали, мы очень грустные ушли с этого худсовета. Кстати, его членом был и я, но поскольку обсуждалась моя песня, я вышел в коридор. Уже потом она стала знаменитой, это вообще одна из песен, которой я горжусь. И так было не только с «Зеркалом». Рубили «Полчаса до рейса» и «Как хорошо быть генералом». А про «Черного кота», который жил да был за углом, и говорить нечего!

– Говорят, что песня «Черный кот» про евреев, которым всегда не везет и их никто не любит?

– Я вам расскажу такую историю. Однажды я выступал в красноярском доме офицеров. После концерта на сцену выходит женщина – начальник дома офицеров. На костюме у нее университетский «ромбик». Она говорит: «Командование благодарит вас за концерт, все было замечательно, кроме этой последней песни: жил да был черный кот». Я говорю: «А почему она вам не понравилась?» Она: «Потому что запрещенная». Я смотрю на ее университетский «ромбик» и спрашиваю: «А почему она запрещенная? О чем же, по-вашему, эта песня?». Она говорит: «О сельском хозяйстве».

– А почему о сельском хозяйстве?

– Не знаю, почему. Очевидно, люди решили, что я говорю эзоповым языком. Но я не был диссидентом, это было бесполезно. Тем не менее я никогда не поддерживал то государство, которое создал Сталин, государство страха, доносов, голода и нищеты. Все эти успехи, эти рабочие-крестьяне на плакатах, комбайны, молотящие хлеб по телевизору... Я всегда понимал, что это туфта.

– Но тем не менее вам все-таки пришлось...

– Мне пришлось ни за что отпахать шесть лет в лагерях. Каждый раз об этом рассказывать неохота. Во-первых, дело было давно и уже не болит. Во-вторых, не с кого спрашивать. Это же мы позволили Сталину создать такое государство, и я в том числе.

– Ваши песни исполняли Пугачева, Долина, Шульженко, Кобзон, Хиль, Леонтьев – все небожители нашей эстрады!

– Они все стали небожителями после моих песен. Первую песню в жизни Пугачева исполнила в 16 лет, и это была моя песня «Робот».

– Вы помните этот момент?

– Я не был на записи, но я помню эту девочку в коридорах радио на Пятницкой. Она приходила на передачу «С добрым утром». Рыжеволосая, скромная. Чувствовалось, что она хочет чего-то добиться. Редактор сказал: «Давайте попробуем эту девочку, она учится в Ипполитовском училище». Не скажу, что я мог сразу предсказать ее успех, но мы попробовали, и песня пошла. Вскоре записали вторую «По грибы», а потом еще одну «На тебе сошелся клином белый свет», которую к тому времени уже пели Эдита Пьеха и Иосиф Кобзон. С этими тремя песнями она и поехала на первые гастроли. Моих песен она спела немного, не почувствовала, что я – ее автор. Если бы она поставила на меня, то спела бы еще больше хороших песен. Но я состоялся без нее, она почти без меня, так что, на судьбу не сетую.

– А вам никогда не предлагали корректировать ваш текст?

– Всегда! Пугачева вообще переделывает тексты! Может быть, поэтому мы с ней и не так сошлись, как хотелось бы. Я остаюсь на своей позиции. Алла может считать, что я жил в эпоху Пугачевой. Но я считаю, что она жила в эпоху Танича. Если нужно, я могу это доказать и написать на эту тему диссертацию. Но я не хочу, чтобы из нашего разговора сделали вывод о моей ссоре с Пугачевой. Этого нет. Она бывает у меня на днях рождения, я ее тоже поздравляю. Но Алла требует окружения, а я в окружение не гожусь.

– Многие поэты и композиторы старшего поколения утверждают, что сегодняшняя эстрадная песня стала хуже, вы с ними согласны?

– Этот разговор о том, что песня стала хуже, я слышу всю свою жизнь. Нет, она развивается, существует по каким-то неведомым законам. Она востребована, и я задираю лапы своего придирчивого вкуса кверху. Людям это нужно, и они поют своего «Шоколадного зайца», что бы я о нем ни думал.

– «Заяц» – он безобидный, а что вы думаете о нецензурной лексике? К примеру, о группе «Ленинград»...

– В русской речи крепкое словцо имеет место, поэтому оно должно быть и в искусстве. Но спекулировать этим, пропагандировать матерщину не нужно. Это как расстегнуть ширинку. Даже «Лесоповал» этим не пользуется при наших жестких мужских песнях. Кстати, у нас в новом альбоме есть песня «Штабеля». Там сюжет такой. Весной кидают бревна в речку штабелями, чтобы сплавить вниз, а на той стороне выпускают на пастбище коров, и с ними доярки, молодые девки. А мы, герои песни, живем без девок! И там такой припев: «А мы разделися с бугром (бугор – это бригадир), а мы работаем багром, и молодость уходит, б**, и вот на эти штабеля».

Кстати, мы будем петь это и на юбилейном концерте. Но мы не будем дразнить гусей и споем «А молодость уходит зря». Но это же хуже в десять раз!

Михаил ТАНИЧ родился 15 сентября 1923 года в Таганроге. Его отец был расстрелян в 1938 году как «враг народа». Аттестат зрелости Михаил получил 22 июня 1941 года. Воевал, прошел с боями до самого Берлина. Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Славы 3-й степени, орденом Красной Звезды. После войны вернулся в Ростов-на-Дону, поступил на архитектурный факультет инженерно-строительного института, но не закончил – был репрессирован. В лагерях провел шесть лет, работал на лесоповале. Освободился только после смерти Сталина. Первая же песня «Текстильный городок» принесла автору успех. Такие его песни, как «Черный кот», «Комарово», «Идет солдат по городу», популярны до сих пор. Главный проект Михаила Танича последних лет – группа «Лесоповал». Для этого ансамбля поэт написал около 80 песенных текстов.