Из греков в варяги

Специально для Москвы были изменены формат и название выставки, которую уже оценили на трех континентах. Сначала это была презентация иконного собрания афинского юриста Эмилиоса Велимезиса (1901–1946). Проект с явно школьно-просветительским уклоном. Уклон сохранился и в нынешнем варианте. Экспозиция поделена на три части: в первом зале собраны иконы со святыми, во втором – с Богоматерью, а в третьем – с Христом. В принципе для Лондона и Лимы (Перу) этого вполне хватало – там не особенно зацикливались на хронологии и уровне вещей (в залах вперемежку вывешены доски от XV до XX века). Главный аттракцион – собирательная греческая, поствизантийская икона. В качестве обязательного в таких случаях шедевра выступает недавно открытая доска живописца Эль Греко (тогда еще иконописца), созданная во время его «стажировки» в Венеции.

Для России выставку укрупнили за счет других греческих вещей и поддержали несколькими иконами из фондов самого Пушкинского и Музея Рублева. И выставка стала уже не популярным учебником иконографии, а размышлением о судьбе византийского наследия. Судьбу эту мы прекрасно знаем на собственном опыте. Ведь вся русская иконопись после XV века (когда произошло падение Константинополя) – это творческое развитие византийских канонов. В православной Греции происходило то же самое – там возникла своя школа и свои понятия о церковных изображениях.

Как раз в моментах сближения и расхождения русских и греческих иконописцев – главная интрига экспозиции. Даже не слишком подготовленный зритель увидит «странности» греческих икон. Во-первых, с самого начала они активно перерабатывали западные, католические образцы. Известно, что критские иконописцы (а именно там была самая большая поствизантийская колония художников) брались писать доски как для православных монастырей, так и для европейских заказчиков. И вашим и нашим. Одни видят в таком конформизме измену Византии, другие – артистическую свободу и оригинальность.

Как бы то ни было, вторая отличительная черта греческой школы – подчеркнутый авторский подход. Нам не раз говорили, что иконописцу негоже выпячивать свое имя. Поэтому большая часть русских икон – анонимны, и среди тысяч древнерусских художников по именам мы знаем единиц (Феофан Грек, Рублев, Дионисий – вот, собственно, основной набор). У греков иконописцы не стеснялись ставить свои подписи и выступали почти как западные творцы. На отдельном планшете кураторы выставки даже увеличили все автографы от XVI века до 1979 года: Ангелос Бизаманос, Доменикос Теотокопулос (тот самый Эль Греко), Лео Мосхос, Эммануил Тзанес и еще с десяток фамилий. У каждого из них своя манера и узнаваемый стиль. Поэтому вполне логично иконная выставка перетекает в показ работ современных художников последнего времени.

Куда как интересней заковыристое название выставки на московских афишах – «Синаксис». Переводится оно как «собрание» (или, по старой манере, – «собор»). Греки хотели этим заявить «сборный» характер проекта – иконы взяты из разных коллекций. Но наши музейщики не преминули подчеркнуть особый характер «синаксиса» – это внебогослужебное собрание верующих. В данном случае –в музее: не для молитвы, а для просвещения.

Удивительно, что греческие кураторы не сразу поняли вопрос, который им задал обозреватель «НИ»: как они относятся к спорам вокруг икон? Где иконы должны находиться – в церкви или в музее? По их мнению, все иконы должны находиться в государстве. В Греции три типа иконных коллекций: музейные, монастырские и частные. Они не сильно отличаются друг от друга по хранению и показу. Греческая церковь давно уже построила для своих икон отдельные музейные помещения. Но самое главное, безусловный статус всех икон – научный. Не религиозный или хозяйственный. Поэтому и споров, где место иконе, быть не может – место там, где ее можно изучать. «Очень здраво», – кратко отреагировала на позицию греков директор ГМИИ Ирина Антонова.