Рок-музыкант Олег Скрипка

– Вы теперь, как и Лариса Долина, решили заняться джазом?

– Я бы сказал, как Нани Брегвадзе.

– Именно как Брегвадзе?

– Для меня это образец советского джаза. Нани Брегвадзе помню с детства. Конечно, я занялся джазом в том числе потому, что это свойство моей натуры: после рок-музыки я занимался этникой, ди-джейством, потом у меня были романсовые проекты, классическая песня, а теперь джаз. Я не думаю, что буду на этом зацикливаться, но хочу продолжать заниматься джазом, мне это очень нравится.

– Это будет такое же постоянно-переменное, как проект Макаревича «Оркестр Креольского танго»?

– Коллектив, который называется «Забава», – это постоянный проект, который будет параллельно работать с группой «Вопли Видоплясова», приносить мне удовольствие, ну и в том числе деньги.

– «Вопли Видоплясова» не ревнуют вас к новой «Забаве»?

– Да они уже привыкли. Сольными проектами я занимаюсь больше десяти лет. Ребята сначала действительно пугались, думали, я заброшу «ВВ», но со временем увидели, что у нас тоже хорошо дела идут, и мои сольные проекты по закону синергии, наоборот, помогают, то есть они популяризируют и обогащают, появляется больше фанатов. Например, люди, которые слушают джаз, не слушают рок, но они услышат меня в джазовом варианте и заинтересуются «ВВ». В конце концов, какая-то часть этой публики может прийти на «ВВ».

– Вы показали на концерте, говоря рок-н-ролльным языком, совершенно чумовой набор: подбор известных и неизвестных мелодий, языковая смесь, абсолютно нескучные аранжировки. Как вам приходит все это в голову? Например, взять тему из «Семнадцати мгновений весны» и мало того что сделать ее франко-украинской, так еще и обработать драйвовой духовой секцией…

– Ну, это исторически сложилось. Когда-то во французском кабаре (Олег Скрипка в 1990-е жил во Франции. – «НИ») я играл на баяне разные песни, в том числе и советские, в том числе и эту песню. Потом для французов я перевел ее на французский, а потом решил это в джазе исполнить – сделать такой детективный триллер, добавить туда темы из «Джеймса Бонда», «Розовой пантеры» и «Шерлока Холмса», в принципе такой бурлеск. Для кабаре как раз подходит такое, нечто безумное.

– А ваш франкоязычный вариант наутилусовской песни про Алена Делона, который говорит по-французски, на родине актера уже слышали?

– Французы слышали его в кабаре. Они «Наутилус Помпилиус» точно не знают и говорят мне: «О! Какой хороший французский шансон. А кто автор?» Я говорю: «Ну, это адаптация». Я прекрасно понимаю, что и как поют современные французы, знаю современный французский городской романс. Поэтому я сделал аранжировку так, как бы это сделали французы. В итоге французы это принимают за свое, причем очень интересно, что текст переведен почти дословно – про городские проблемы, про девочек, которые там подрастают. Во Франции точно такие же тексты, точно такие же проблемы с родителями, с друзьями, с любовью и с образами кумиров, которые девушки срисовывают в своем сознании с экрана телевизора.

– Есть такое французское слово «шарм». Может, дело в том, что вы немало лет провели во Франции, на ваших концертах очень много музыкального шарма? Но почему-то сегодня это большая редкость на сцене…

– Мы живем в эпоху синтетических продуктов. При этом все мы вышли из Советского Союза и привыкли к каким-то натуральным вещам – натуральная, настоящая кухня, натуральные, искренние песни. Сейчас, в эпоху капитализма, коммерческая составляющая убивает качество, и в том числе в песне, а шарм – это незаметный налет на взаимоотношениях с публикой, который заменяется блестками, какими-то ротациями по радио и телевизору. Но со временем люди начинают понимать, что чего-то не хватает, что что-то не так. Мы, артисты, тоже это чувствуем и вот в итоге обращаемся к кабаре. Шарм – он может быть и в рок-музыке, и в эстрадной песне. В рамках джаз-кабаре можно что-то останавливать, можно разговаривать с залом, здесь такие вещи происходят, которые непозволительны на традиционном концерте. А в кабаре это формирует атмосферу искренности, тем более джазовые музыканты готовы на импровизацию, то есть можно в любой момент всех остановить, в любой момент все может снова начаться, поломать структуру и все вырулят, потому что это такие музыканты, такое свойство джаза, такое свойство кабаре.

– То есть рок-музыка – это уже такой конвейер, который не остановить?

– В «Воплях Видоплясова», слава богу, нет. Это, в общем, тоже бурлеск, нас можно даже рок-кабаре назвать. У нас всегда и рубашечки были яркие, и всякая эксцентрика на сцене. Но рок-публика это уже не готова воспринимать. Если в 1980-х годах эксцентрика была повсеместной, вспомните такие группы, как «Звуки Му», «Авиа», «АукцЫон», «Бригада С» и другие. Была эксцентрика, куча всего неожиданного – костюмы, и не только. Все было такое странное, экстравагантное и драйвовое. На сегодняшний день все уже по-другому, и публика привыкла к этим клише. А когда публика привыкает к клише, то все – надо искать новые формы.

– Говорят, все хиты, все песни в мире уже написаны и осталось дело только за их обработками. Означает ли ваша новая программа подтверждение этой мысли?

– Кстати, может быть. Просто сознание людей не резиновое, люди действительно устали от новостей, устали от новых песен. Я это даже по «ВВ» чувствую – очень сложно новые песни «пробивать». Мы пишем новую песню, а с тем, чтобы ее «пробить», чтобы публика ее услышала, чтобы это на радио попало, – проблема. Нам так намекают: ну, вот вы написали несколько хитов – «Весна», «Танцы» – и другого не нужно. Мол, приходите и пойте старые свои песни. А для коллектива это очень вредно, нужно постоянно какое-то движение, обновление, «новую кровь пускать». При этом публика говорит: «Да, вы уже не те».

– Может, кто-то так и говорит, но недавно «Новые Известия» опубликовали обзор грядущих летних фестивалей, и выяснилось, что «ВВ» – одна из самых активных фестивальных групп этим летом…

– В этом году нам повезло с фестивалями. Мы на двух фестивалях в Перми уже побывали. Это был настоящий рок – куча групп, мне неизвестных, очень интересных уральских групп, питерские какие-то группы, кто-то из Сыктывкара – очень много хорошей музыки было. Мы играли на фестивале «Рок за бобров» в Минске, тоже в финале. Только что закончился мой фестиваль «Краина мрий» в Киеве, в котором я организатор. А за день до выступления в Витебске мы сыграли на «Нашествии» под Москвой… На «Нашествии» мы старожилы. В прошлый раз – это было два года назад – я играл там на костылях, у меня была травма. Но публика восприняла рокера на костылях как раненого бойца. А в этот раз мне удалось двигаться, мы бегали по сцене, хорошая хореография получилась, хорошая энергия, и нас очень хорошо публика приняла. Нас всегда тепло воспринимали, но многих напрягал политический подтекст, связанный со взаимоотношениями России и Украины, который всегда шел задним фоном на наших выступлениях. Дескать, все здорово, да, но вот это, что вы газ крадете, вот эта «война»... Такие вещи влияли на общий фон, на атмосферу. Сейчас мы как бы официально не крадем газ, поэтому и фон этот отсутствовал. А может, просто хорошая погода была и мы в хорошей боевой форме, в хорошем настроении. Кстати, о фестивалях. В Украине, в Крыму каждый сентябрь проходит «Джаз. Коктебель», и вот этот наш проект джаз-кабаре в этом году туда пригласили. Я горжусь этим, потому что я же по происхождению все-таки не джазмен. И если джазовый мир меня принимает уже как серьезную фигуру, мне это, конечно, льстит.