Актер Андрей Ургант

– Андрей, сегодня вы успешный артист, востребованный продюсер, довольный отец, молодожен... То есть вот оно – счастье?

– Качество жизни зависит не от востребованности или благосостояния, а от ощущения самого себя. Мои принципы, приоритеты не изменились. Я и в советское время жил, как хотел. И тогда имел качественную жизнь.

– Но не каждый мог заполучить такую жизнь. Народ жил в основном не настоящим, а будущим...

– Ничего подобного! Чем я не народ? Мы все были одинаковыми! И когда я пил чай с сухарями, то был доволен, потому что знал, что не сегодня, так завтра съем цыпленка табака. Я рос не в сталинское время, а в брежневское и отчасти хрущевское. Я был свободным человеком! Хотел – шел на первомайскую демонстрацию, не хотел – не шел, не чувствовал никакого давления со стороны режима. Только один раз прервали переписку со студенткой, немкой. Она училась на актрису в Гамбурге, должна была состояться обменная поездка, но нас, советских студентов, не выпустили. Обидно, конечно, но не так, чтобы я эту обиду не мог проглотить. Я был очень занят в театре, играл большие роли в постановках хороших режиссеров. Да, не мог выйти на телевидение просто потому, что телевидения такого, как сейчас, не было в природе. Меня не огорчал дефицит еды, одежды. Нет выбора – нет проблем. Я как-то сразу вычеркнул из списка машины, дачи – все, что составляет внешнюю оболочку жизни. Чтобы не сходить с ума, не жить только этим.

– Ловлю вас на слове: что теперь в вашем списке? Или он уже закрыт как исполненный?

– Список не изменился. Мне не нужны блага, которые таковыми считаются. Не нужен остров. Ди Каприо тратит деньги на острова, но он их тратит и на детей, на социальные программы. Это их жизнь и обязанности. Я тоже двигаюсь в этом направлении. Только не к островам, а к детям.

– Вы имеете в виду ваш благотворительный фонд?

– Никакого фонда у меня нет, благотворительностью занимаюсь как частное лицо. И мне помогают частные лица и организации. Опекаю десять детских домов. Это очень большая программа, включающая фестивали, конкурсы, развлекательные поездки.

– Чем это продиктовано? Может, что-то недодали своим детям?

– Не все нужно объяснять. Вы же не объясняете заповеди. Мне кажется, что положено – помогать. Потребность такая. Может, я просто патриот и так помогаю стране.

– Ваша дочь живет в Голландии...

– Да, мама Маши вышла замуж за другого человека и уехала в Голландию. Я жалею, что подписал разрешение, потому что без разрешения отца уехать было бы невозможно. Но я был молодым, легкомысленным, да и сказать бывшей жене – нет, мол, Маша с тобой не поедет – было бы странно. Машка там выросла. Сколько раз звал ее вернуться, хотел помочь с работой. Но она же там привыкла. В Голландии можно работать, можно не работать, а у нас не работать невозможно – жить нормально не получится. Никаких социальных программ о защите тебя – как матери, как женщины, как гражданина – нет. Надо самому попрыгать, иначе нечего будет есть. Вот моя дочь и не хочет возвращаться в страну, где надо самой за все отвечать, да и внук уже там растет. А Ваня привык жить здесь, привык, что всего надо добиваться самому – трудами, способностями, временем.

– В молодые годы вы были непревзойденным мастером капустников. Иван в каком-то смысле продолжает ваше дело, но уже на другой орбите общения и возможностей...

– Да, Ванечка вырос в атмосфере моей семьи, бабушки, друзей. У него были прекрасные примеры – что надо делать, что не надо, и он интуитивно взял все самое необходимое. Он не строил специально карьеру, просто занимался тем, что доставляло удовольствие. Для него это не работа. Я тоже всегда делал только то, что любил делать. Помните, как Юрский сказал: «Я не работаю, я радуюсь». И Ваня также. Но с другой стороны, Ваня – продукт своей эпохи, своего времени. Конечно, ему повезло, что сейчас востребовано все, что не было востребовано раньше. Он начинал в двадцать лет, я в сорок. То есть одновременно. Свой первый концертный костюм я купил в тридцать лет, потому что до этого не было денег. А Ваня раньше. Но я застал переходный период, о котором вы говорите. И театр рушился, и кино ушло, и страна разваливалась. И тут вдруг все мои застольные шутки, басенки-побасенки стали предметом моды. Меня стали приглашать вести программы, сочинять какие-то тематические вечера, в том числе корпоративные. И я отношу это к разряду непростой творческой работы. За моей спиной не было режиссера – только собственный багаж прочитанных книжек и опыт. Когда артист выходит на сцену, у него на лбу написано – хороший он артист или нет. У Вани точно актерская природа. А я сейчас занимаюсь больше продюсерской деятельностью, и в этом деле – актер. И с детишками, когда занимаюсь, – это тоже мое актерское проявление. Это части моей основной деятельности. Я думаю о работе 24 часа в сутки, поэтому и работаю 24 часа в сутки. И получаю радость и огромную отдачу энергии. А на Иване сегодня какая-то особая ответственность. Многие хотят выглядеть, как он, мечтают о популярности его толка. Ваня невольно является частью культуры. Это очень большая ответственность.

– Андрей, как вы считаете, творческий человек должен быть в оппозиции к власти? С кем вы или против кого?

– Мое сердце и душа не наполнены никакими протестами. Я считаю, что протестовать можно, только если не устраивает качество жизни и качество работы. Ничем больше мужчина не может аргументировать свою позицию.

– Значит, раз вас устраивает ваша жизнь и работа, то вам все равно, как это у других?

– Я отвечаю за свою работу. И считаю себя человеком профессиональным. Сейчас время такое странное: дилетанты стали заниматься всем тем, чем должны заниматься профессионалы. Невозможно же, не учась медицине, вдруг стать хирургом и подойти к операционному столу. Невозможно, не учась, вдруг сесть и пилотировать лайнер, в котором сидят 350 человек. А сейчас можно все. Поиграв в КВН, можно написать сценарий, сыграть главную роль в фильме и стать суперзвездой. Но ведь это все непрофессиональная чушь. И тем не менее эта чушь пользуется популярностью. Пройдет какое-то время, и все это отлетит, как шелуха, никто и не вспомнит. Я не могу заниматься политикой. Не хочу. Не хожу на демонстрации. У меня есть другой способ продемонстрировать свою позицию: театр, кино, телевидение, общение с людьми.

Справка