Posted 14 апреля 2013,, 20:00
Published 14 апреля 2013,, 20:00
Modified 8 марта, 05:07
Updated 8 марта, 05:07
Как важно быть серьезным
Когда проходишь по бесконечным залам новодельного дворца в окружении деревенских пейзажей, умильных сцен с детьми в люльках и матерями в косынках, мимо церковного боголепия с видами золоченых маковок, поневоле тянет написать пасквиль. Бывает же такое: скрещение Левитана с деревенщиками 1960-х годов. Это когда русские просторы овевает неизбывная тоска увядания, а церковь служит единственным прибежищем потерянных в современности душ. Так уже не пишут даже в Академии художеств, где Зураб Церетели, плохо ли, хорошо ли, но привил вкус к модернизму Машкова и Кончаловского.
Ведь как можно всерьез воспринимать, размашисто, с рубенсовским напором и столь же драгоценными красками написанное воззвание Минина к нижегородцам? Патриотическая сцена эффектно вылеплена на огромном холсте Максима Фаюстова: кумач на косоворотках и боярских платьях, золото на драгоценных чашах и блюдах, которые граждане в едином порыве складывают к ногам будущего освободителя от поляков. Прямо напротив не меньшее по размерам (3 на 4 метра) полотно Дмитрия Шмарина «Святая Русь»: на ступенях храма Христа Спасителя (еще не взорванного, с белыми скульптурами) выстроилась шеренгой царская семья Николая II. Тут уже сплошь белизна от женских шелков и синева от орденских лент.
Фото: С САЙТА МУЗЕЯ
Впрочем, лидируют на всем этом празднике мазка пейзажи: от проходных и открыточных, которые обычно складируются на дачах, до глубоко продуманных, программных. К последним относятся виртуозные московские виды Сергея Смирнова: он пишет мерцающий свет зимнего утра и потухающую зарю сочельника. Все это без сентиментального нажима, но с легкостью, достойной самых чистых симфонических нот.
Как видно даже из этой рецензии, по мере движения от картины к картине (организаторы взяли от каждого художника по три-четыре образа) на выставке СРХ возникает странный эффект: ты начинаешь не то чтобы страстно любить живопись, но понимать ее и чувствовать. Наверное, об этом же думали основатели союза в 1913-м, в год рождения модернизма, когда Пикассо уже открыл кубизм, а Малевич готовился выставить «Квадрат». Васнецов, Бакст, Врубель, Бенуа, Малявин начали тогда ощущать, что живопись сводится к мгновенному эффекту, что она разлетается вдребезги под напором техники. Это была попытка отстоять человеческое измерение искусства (как мы знаем по истории, провалившаяся).
И теперь, спустя столетие, самообъединившиеся живописцы, как кажется, ратуют не столько за великорусские идеи (хотя в некоторых местах не без этого, а хотелось бы пожелать их поменьше), сколько за старорежимный гуманизм. И он, нужно сказать, подается и раскрывается здесь довольно странным образом.
На выставке явственно ощущаешь, что для многих художников живописание маслом – насущная потребность, никак не связанная с реальным положением дел на арт-рынке и даже в академической среде. У этих холстов словно и не предполагалось зрителей – они написаны для себя, из наслаждения просто стоять перед волжским видом и смешивать палитру. Эти картины в высшей степени концептуальны – созданы без оглядки на публику и без скидок на заказ. Эдакая медитация на старорусский манер. Говорят, что их особо почитают восточные коллекционеры: китайцы, японцы и корейцы – главные собиратели нашего реализма. Их понять можно: сегодня российская картина сродни палехской росписи или новой иконописи, столь же экзотичная, сувенирная, требующая почти монашеской самоотдачи.