Posted 14 апреля 2004,, 20:00

Published 14 апреля 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:48

Updated 8 марта, 09:48

Николай Караченцов

Николай Караченцов

14 апреля 2004, 20:00
Актеров часто называют перелетными птицами: сегодня здесь, завтра в другом городе, в новом коллективе, в новом театре... Николай Караченцов работает в «Ленкоме» уже тридцать семь лет. Успевая сниматься в фильмах, выступать на эстраде, участвовать во всевозможных жюри и комиссиях. Тяжело ли хранить верность своему театр

– Судя по тому, как трудно вам выкроить время на интервью, дни, недели, месяцы у вас расписаны по минутам. Не слишком ли утомителен такой график работы?

– Актер всегда работает, потому что понимает, что в любой момент он может лишиться этой возможности. Сегодня популярен, а завтра могут забыть, не приглашать, перестать узнавать на улице. Это страшно. Я устаю не от работы, а от безделья. Мужчина вообще не имеет право говорить: «Я устал». Бывает, что тяжело даются репетиции или съемки, но ты знаешь, что почти все актеры мечтают о таких мучениях.

– На вопрос «почему вы решили стать артистом» некоторые ваши коллеги уверяют, что стремились к этой профессии с детства. Другие убеждены, что все произошло случайно. Когда и почему вы выбрали эту профессию?

– Моя мама была балетмейстером, поэтому в самом раннем детстве я мечтал о балете. Я безумно хотел стать балетным танцовщиком, не представлял другого жизненного пути. Однако, когда мне исполнилось 9 лет и наступило время поступать в хореографическое училище, мама начала решительно возражать. Зная мир балета изнутри, видя массу сломанных мужских судеб (ранняя пенсия, короткий век и так далее), она была категорически против такой судьбы для любимого сына. И я послушался. И «забыл» мечты о сцене. Потом в 10-м классе я попал в замечательную компанию – актив Центрального детского театра. Там мне стали советовать попробовать пройти конкурс в театральный институт. А я так устроен, что если я чего-то очень хочу, то никогда никому об этом не говорю. Тогда я даже сам себя обманывал: ну, не поступлю, ничего страшного – набор в театральный институт происходит весной, а где-то в августе буду поступать в нормальный, серьезный вуз. Больше всего я хотел учиться в Школе-студии МХАТ. Когда вошел туда, меня прямо как током ударило. Я решил, что, даже если меня будут выгонять и все студенты соберутся и будут выталкивать ногами, я отсюда не уйду никогда, буду цепляться за эти стены. Поступал я довольно трудно, а закончил вуз с отличием. Потом попал в «Ленком», где и работаю по настоящее время народным артистом. Вот и вся моя биография.

– А почему вы выбрали именно «Ленком»?

– Так получилось, что, когда мы заканчивали обучение в Школе-студии, Эфроса сняли с руководства «Ленкомом», с ним ушли 10 ведущих актеров. Театр оголился, и в Министерстве культуры встал вопрос, как укрепить труппу. Решили укреплять за счет молодежи. Предложения были: или собирать из разных театров, или взять 10 человек с одного курса. Решили, что второе целесообразнее. Так и было сделано. Потом пришел Марк Анатольевич Захаров, и началась новая эпоха «Ленкома» и новая эпоха моей актерской судьбы.

– Всю жизнь в одном театре – это звучит гордо. Но неужели никогда не было желания что-то изменить в своей актерской судьбе? Уйти из театра? Попробовать себя с другими режиссерами, в другом коллективе?

– Человек меняет свой дом, когда ему в нем плохо. Если у человека все хорошо, он не станет эмигрантом. Мне нравится мой театр, на сей день я лучше его не знаю. Марк Захаров – один из лучших режиссеров страны, и мне интересно с ним работать. Что касается других режиссеров. То если вспоминать мою жизнь в этом театре, их было достаточно много. И каких! Мне довелось работать с Глебом Панфиловым. Андрей Тарковский ставил «Гамлета», в котором я играл Лаэрта. Таким образом, не выходя из родных стен, я соприкасался с самыми разными выдающимися мастерами режиссуры. Сегодняшняя жизнь позволяет актеру репетировать в разных местах, не уходя из собственного театра.

– Вас практически не видно в столь популярных сейчас антрепризных проектах. Почему?

– Антреприза – понятие широкое и достаточно себя дискредитировавшее. Я много езжу по стране, вижу следы неудачных антреприз. Люди говорят: вот, два знаменитых артиста поставили скамейку и что-то там халтурят левой ногой, зарабатывая деньги только на собственном имени. В такие проекты влезать не хочется.

Для меня сложный вопрос: как, с одной стороны, не стать всеядным? А с другой: если от всего отказываться, как в ожидании ролей не потерять квалификацию? Мне кажется, что настоящая антреприза – это театр, который дает возможность сделать что-то такое, что я еще не успел сделать. Потом всегда есть вопрос потенциального коллеги, друга, профессионала, который скажет: а зачем тебе это было надо? То есть я должен сделать что-то неожиданное. В этом интерес. Мне чуть ли не каждую неделю предлагают самые разные варианты. Был один, на который я согласился. Но я так устроен: могу сниматься в трех, четырех, а иногда даже в пяти картинах, с театром же сложнее. Если я что-то репетирую, то целиком растворяюсь в процессе. В тот момент мы начали репетировать «Шута Балакирева», и все сорвалось.

– А вы можете отказаться от предложенной роли?

– Бывало. Я прочитал пьесу, и мне не захотелось в ней играть. Я пришел к Марку Анатольевичу и рассказал свои соображения по поводу пьесы и почему я считаю, что мне не нужно это делать. Он ответил: да, Коля, вы доросли до такого положения, что можете отказываться от ролей.

– Часто актеры ненавидят репетиции и мечтают скорее выйти к зрительному залу. Иногда, наоборот, актеры считают, что репетиции – это творчество, а играть спектакли – профессия. Что вам нравится больше?

– И то, и другое, все интересно. Репетиции, спектакли – это разные этапы актерской жизни, разные состояния. Процесс работы над ролью не останавливается с премьерой, наоборот. Когда я только пришел в театр, здесь работал Вовси, яркий, интересный актер. Он говорил: «Я глаза партнера вижу только на 12-м спектакле, а до этого все плавает». Поэтому театры всегда боятся, когда на премьеру или на генералку идет пресса. Это рано, спектакль еще не встал на ноги. Тем более что сегодняшние критики разного качества и уровня. Иногда бывают разнузданные, их задача – себя показать и с радостью кого-то укусить, особенно из знаменитостей. В старину на Руси артистам было запрещено читать о себе рецензии, потому что повредит в любом случае: если хвалебная, то зазнается, если ругательная – расстроится. И в том, и в другом случае будет плохо играть.

– Спектакль «Юнона и Авось» прошел более 800 раз, какое-то нереальное число. Как вы смогли не устать от Резанова, сохранить спектакль?

– Это и входит в понятие актерской профессии. Актер должен играть каждый спектакль, как будто он последний в его жизни. В то же время ни в коем случае не должно быть слепка, повтора со вчерашнего, позавчерашнего. Сложные, тонкие, глубокие человеческие взаимоотношения должны рождаться сию секунду, на ваших глазах. Это довольно сложное соединение, далеко не всегда получается. Когда Евгений Павлович Леонов играл какой-то спектакль больше 200 раз, он всегда перед началом просматривал текст. Слова он, конечно, знал наизусть, он искал внутренний поворот своей роли. Или Татьяна Ивановна Пельтцер, которая приезжала в театр не за положенные полчаса до начала спектакля, а за полтора часа и страшно волновалась перед каждым спектаклем, хотя ей начинали аплодировать, как только она появлялась на сцене…

Роль графа Резанова, его характер, образ, личность настолько масштабны, глубоки, мощны, что не могут надоесть, потому что ты все время можешь черпать в этом герое что-то новое и неожиданное. Я выхожу на сцену не сразу, чуть позже. Сижу в гримерке, начинает звучать музыка, я иду на сцену, и меня начинает трясти просто от того, что я это слышу.

– Может ли актер однажды закрепить все детали на репетиции и выходить с этим каждый вечер на сцену, воспроизводить рисунок без душевных затрат?

– Не получится. Всегда будут видны пустые глаза, фальшь. Наша работа в том и заключается, чтобы тратить свои нервы. Многие актеры заживо сжигали себя для нас: Шукшин, Миронов, Высоцкий, Даль, Дворжецкий… Я уже не говорю о том, что актерская природа, как и у любого человека, ленива. Предположим такой вариант. Сегодня необязательный зритель, на село поехали, играем «Юнону и Авось». Что же я буду выкладываться перед ними? Я себя поберегу. Завтра – тоже. А послезавтра приезжает Пьер Карден или приходит Владимир Путин – надо стараться. Не получится. Организм уже запомнил «то», пустое состояние. Зритель бывает всякий. Но вы должны себе представить того одного, который все понимает, – играйте для него.



Справка «НИ»

Николай КАРАЧЕНЦОВ родился в 1944 году в Москве. В 1967 году окончил с отличием Школу-студию имени В.И. Немировича-Данченко при МХАТе им. А.П. Чехова. В числе десяти лучших выпускников был направлен по распределению в Театр Ленинского комсомола, в котором служит до сих пор. Николай Караченцов сыграл почти во всех постановках театра, в том числе в таких популярных спектаклях, как «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Тиль», «Юнона и Авось», «Чешское фото», «Сори», «Шут Балакирев». В кино актер начал сниматься в 1967 году. Сейчас на его счету более 60 кинокартин, не считая 60-серийного фильма «Королева Марго». В 1989 году получил звание «Народный артист РСФСР».

"