Posted 14 марта 2013,, 20:00
Published 14 марта 2013,, 20:00
Modified 8 марта, 05:01
Updated 8 марта, 05:01
Музыкант Евгений Федоров
– Евгений, вы прибыли прямо как Солженицын возвращался в Россию в середине 90-х, правда, встречающих поменьше. Как возникла идея такой дальней поездки?
– Это была давняя мечта. Мы довольно часто, еще с группой Tequilajazzz, играли во Владивостоке. И летом, и зимой, и каждый раз говорили о том, что когда-нибудь надо совершить такой трип – или в ту, или в другую сторону, а то и туда, и обратно. Но никогда не получалось: то другие концерты подпирали, то просто лень. Но недавно я понял, что пора: годы идут, а одно из главных мечтаний географически-социального свойства так и не выполнено. И вот, когда у нас образовался концерт во Владивостоке, я сказал нашему директору: обратный билет бери мне на поезд, я поеду по железной дороге. Я был готов ехать один, без коллег по группе – ведь приключение стоит довольно серьезных денег, да и не все, может быть, хотят вырвать из своей жизни кусок длиной в неделю для путешествия на поезде. В итоге мы поехали втроем: я, наш электронщик Митя Гольцман и директор Олег Тихонов. Я хотел отоспаться, посмотреть в окно поезда на Сибирь, подумать о чем-то, поговорить с людьми и, как я это для себя называл, просканировать страну. Мы пообщались с большим числом людей совершенно разных профессий. Для меня это было очень важно, особенно после общественных событий последнего года.
– И как народ? Считается, что он нем, ленив и верит государственному телевидению.
– Вы знаете, я очень воодушевлен. Народ отнюдь не такой тупой, каким его хотят представить некоторые политические деятели. Не хочу вдаваться в какое-то передвижничество, но обычные жизненные истории, которые люди рассказывают в поезде, очень интересны и позволяют лучше понять, что происходит.
– Ставка властей на самую дремучую часть народа оправданна?
– Думаю, что эта ставка фантастически приближает крах режима. Люди, с которыми мы общались, по большей части согласны с лозунгами об укреплении семьи и православия. Но методы, которыми все это насаждается, все эти запреты и угрозы вызывают вопросы. Люди не то чтобы протестуют, но начинают осторожно недоумевать. Виден переход от покорного «вам в Москве виднее» к «что-то у вас в столицах не так». И жители востока страны явно задумываются о более независимом региональном развитии: царьки, назначенные из Москвы, совершенно не устраивают народ, население хочет распоряжаться своей судьбой и своими ресурсами иначе. Стремление добиться больших региональных свобод усиливается, это очень заметно в Сибири. Для них Россия – это все, что за Уралом, причем с западной стороны, а Сибирь они ощущают как нечто отдельное.
– У вас в жизни много перемен в последнее время: новая группа, новое место жительства, новая семья. Пришла пора все радикально изменить?
– Да как-то так совпало. Но обратите внимание, что и перемены в стране произошли именно в это время. Они пока еще неочевидны, это скорее тектонический сдвиг, но он приведет к большим изменениям. Конечно, я не намечал себе план: поменял группу, теперь надо поменять семью и т.д. Просто иногда, решившись на что-то, ты понимаешь, что у тебя есть силы решиться и на что-то другое, на что раньше не хватало воли.
– Как получилось, что вашим основным местом жительства стал Тбилиси?
– Случайно абсолютно. Мы многие годы хотели туда съездить, вели переговоры о концертах – это было еще до того, как отношения между странами испортились. В итоге наши друзья оказались там, мы увидели фотографии, приехали к ним в гости – и задержались.
– На тот момент «Грузинская мечта» Бидзины Иванишвили еще не победила на выборах и отношения между Россией и Грузией были, мягко говоря, отвратительными. В связи с этим у вас не было проблем?
– Нет, никаких. Не могу вспомнить ни одного случая, когда из-за политических передряг у нас были бы проблемы. Единственное, что раздражает, – невозможность напрямую прилететь в Москву или Петербург.
– А сейчас уже чувствуется какое-то «потепление» в межгосударственных отношениях?
– Нет, глобально ничего не изменилось, пока все остается на уровне намерений. Вроде как вот-вот что-то произойдет, но пока ничего не происходит.
– Как из Грузии видятся события в России? Здравомыслящие силы здесь почти в шоке от реакционных действий и законодательных инициатив. Со стороны это, наверно, выглядит еще более ужасающим?
– Знаете, там почему-то настраиваешься на такой лад, что к событиям в России начинаешь относиться как к событиям… например, в кино. В Грузии тебя захватывает такой расслабленный образ жизни, что на все реагируешь гораздо спокойнее. Нет болезненной реакции на сиюминутные события. Более того, там почему-то не возникает желания ежесекундно залезать в «Фейсбук» и следить за новостями в онлайне – есть масса других забот.
– Вы свой статус как для себя формулируете – эмиграция, затянувшаяся турпоездка?
– Это совершенно не эмиграция. И не турпоездка, и даже не дауншифтинг. Чтобы летать туда-сюда, денег требуется гораздо больше, поэтому и трудиться приходится больше, причем именно на российской территории: иначе мы не умеем, да и наша профессия не подразумевает «удаленной работы». Летать приходится чаще, концертов играть больше. Очень многие восприняли этот переезд как вызов режиму. Я с удовольствием поддерживаю эту мысль, потому что элемент фрондерства в этой истории, конечно, есть. Я, как и многие знакомые, люблю грузинскую культуру, и нам очень обидно, что нас вот так взяли и разделили. Даже не важно, какие силы это сделали. Я общаюсь там и с крупными телевизионными продюсерами, и с таксистами, и с бабушками, которые торгуют овощами в маленьких лавочках, – и все очень сожалеют, что мы разделены. У нас два разных народа, но культура и история общая, поэтому нам необходимо быть вместе. Так думают практически все, кроме, может быть, каких-то радикалов, – но с ними я ни разу в Грузии не встречался. Они есть, но я их не видел.
– Надо сказать, что «фрондеры» есть и среди оставшихся. Они говорят: почему это мы должны уезжать из своей страны – пусть жулики и воры уезжают, а мы постараемся сделать Россию нормальной и пригодной для жизни.
– Я считаю, что живу в этой стране, и много лет пытаюсь сделать ее нормальной и пригодной для жизни, по крайней мере на своем участке. Перенеся себя географически на территорию «временно враждебного» государства, я надеюсь, что отношения наладятся и ситуация не будет выглядеть драматичной. Никто же не осуждал Джонни Деппа за то, что он живет в Париже, а не в Лос-Анджелесе, где снимаются все его фильмы. Это совершенно нормальная вещь. Половина творческой интеллигенции Финляндии проживает в Испании, и об этом никто не догадывается, кроме их друзей. Вообще историю с моей «эмиграцией» в Грузию раздули украинские журналисты, которым я дал несколько разгоряченное крымским портвейном интервью. Сюда оно попало в измененном виде, поэтому произвело подобие сенсации, хотя я не хотел никакой помпы.
– Была такая телепередача – «Кафе «Обломов». Вы были одним из немногих гостей Артемия Троицкого, которые смогли поддержать этот разговор о модных группах, о музыкальных тенденциях. То есть показали большой интерес к творчеству коллег, вовлеченность в процесс – это для музыкантов на самом деле редкость. Сейчас этот интерес сохраняется?
– Сохраняется, но потоки информации сейчас увеличились так, что я физически не успеваю за всем следить. Тогда было гораздо проще это делать. Хотя Интернета не было, пластинок записывалось сравнительно немного, и за ними можно было уследить. Сейчас сумасшедший обвал информации, приходится фильтровать ее еще на подходе или пользоваться рекомендациями друзей.
– У вас нет усталости от музыки?
– Бывает, что она надоедает. Сейчас мы ехали неделю, и я практически ни разу не включил плеер, хотя обычно слушаю очень много музыки и дома, и в поездках.
– Недавно депутат Митрофанов внес законопроект о лицензировании концертной деятельности.
– Да, мы слышали об этом. Требование банковских гарантий на 150 миллионов убьет по крайней мере независимую, малую сцену. Огромное число артистов, наиболее интересных творчески, а не коммерчески, приезжают на очень негромких, скажем так, условиях. Бюджеты этих событий совершенно не соответствуют суммам, обозначенным в законопроекте. Будет очень страшно, если такой закон примут. Хотя это будет вполне в русле государственного монополизирования всего и вся – от идеологии до производства. Это противоречит антимонопольному законодательству, но понятно, что государство его не будет применять против самого себя.
– Когда вы начинали заниматься музыкой, она значила для поколения несколько больше, не так ли?
– И сейчас остаются люди, для которых это крайне важно, – подходят люди с картинами по мотивам наших песен, например. Значит, им это интересно, значит, мы не напрасно вкладываем столько усилий. Хотя понятно, что музыка уже не управляет миром, как раньше.
– Если ваш сын захочет стать музыкантом, будете его отговаривать?
– Нет. Старший сын уже стал. Говорит: «Папа, извини, я на твой концерт не приду, потому что у нас свой». Я к нему на концерты ходил с трепетом и волновался больше, чем на своих концертах. Они меняют свой стиль примерно раз в полгода: в целом это инди-рок, колеблющийся в диапазоне «больше гитар, меньше синтезаторов и наоборот». Они играют одну песню из старого репертуара Tequilajazzz – «Бляху-муху». Это очень приятно. Естественно, отговаривать заниматься музыкой было бесполезно.
Справка «НИ»