Актер Сергей Юшкевич

– Нынешнее время не мое, оно безумное, и я себя чувствую одиноким и ненужным. Спасаюсь в семье и в профессии. И благодаря этому у меня возникло ощущение, будто я создал собственную «страну» и живу в ней. В ней свои законы, и я стараюсь, чтобы моя «страна» миролюбиво относилась к «странам» вокруг меня. Никогда не понимал, почему у подножия эскалатора люди обходят друг друга, не придерживаясь очереди. Мы ведем себя как дикари, а дикарь до дикаря не докричится. К сожалению, мне сложно даются иностранные языки, иначе давно бы уехал туда, где люди живут тихо и спокойно, где здороваются друг с другом. Ведь с годами понимаешь, что счастье – это внутреннее свойство человека.

– Однако это «свойство» очень зависит от внешних условий…

– Согласен. Сложно быть счастливым, когда у тебя течет крыша, а соседи в три часа ночи включают музыку на полную громкость. Мне кажется, счастью способствует простая мирная жизнь, когда ходишь на работу, вечерами можешь встречаться с друзьями, выращивать сад, слушать музыку, путешествовать и жить в нормальных человеческих условиях.

– У ведущего артиста «Современника» судьба, надо полагать, не самая несчастная…

– Да, но посмотрите, что творится вокруг. Я двадцать лет живу в Москве и удручен тем, как загадили столицу. Несчастных наших соседей из ближнего зарубежья привозят сюда тысячами – у них нет прав, их обманывают с зарплатой, у них нет страховки, жилья. Кто-то пропадает, кого-то закапывают… У меня друзья работают в национальном театре Рейкьявика. Они гостили в России, и я спросил: «Кто-нибудь хочет остаться в Москве?» Желающих не оказалось. А я хотел остаться в Рейкьявике, где каждый день кормил уточек в городском пруду и был счастлив от такого общения с природой. У нас летом на Чистых прудах тоже плавают лебеди, но никогда нет уверенности, будут ли они завтра. То ли их увозят в специальный питомник, то ли они прячутся в жару в специальном домике – я не знаю. Но ты выходишь после спектакля, а птиц нет. А в Рейкьявике они есть всегда. Самое интересное, что современный облик Москвы такой же ускользающий, как и эти лебеди. Вот ты идешь по улице: вчера на этом месте была аптека, сегодня салон красоты, а завтра, как мы знаем по опыту, откроется отделение банка. Все меняется так быстро, что не успеваешь запомнить, мимо каких учреждений ты ходишь. Зато постоянно присутствует этот ритм коммерческого города: хозяин аптеки оплатил аренду, вложился в ремонт, а потом кто-то предложил за аренду больше, аптекарь прогорел, и ты не знаешь, жив он или нет. А в Европе обувной магазин на одном и том же месте работает 30 лет, а некоторые кондитерские и по 150 лет, и местные жители знают свою улицу, как собственную квартиру. У них не возникает постоянного диссонанса, когда ты открываешь дверь в ванную, а там – книжный шкаф. У нас же в стране книжный шкаф в ванной обнаруживается все время.

– В Москве много «несогласных» – тех, кому небезразлична судьба и города, и страны. Они, как вы знаете, ведут активную деятельность не только в соцсетях, но и выходят на митинги…

– Но в то же время я не могу представить на митинге Галину Борисовну Волчек. Она мудрый человек, который видит очень многое до дна, но у нее своя политика. И отношение к жизни она непременно выражает через спектакли. Ее трибуна – «Современник». Известным людям, которые вышли на Болотную, на проспект Сахарова, к памятнику Грибоедова, есть чем заняться. Но многие из них вышли в силу своих личных «знакомств». Звонит, например, знакомый с депутатским значком и говорит: «Приходи как друг» И человек идет.

– А вы?

– Я пока в стороне. Понимаете, если я в своей жизни видел свободных и счастливых людей, то они всегда были свободны и счастливы при любом режиме. Если они и помнят 1991 или 1993 год, то помнят лишь радость протеста, а не конкретные лозунги. Хотя не стану углубляться, проще скажу: природа людей, которые рвутся в политику, мне неясна. И никогда не знаешь, будет ли благосклонна к ним судьба. Например, я помню, как в 1993 году в Театре Маяковского мы играли «Горбуна», и на служебный вход в ожидании «скорой» принесли раненого человека, который направлялся туда, где штурмовали Белый дом. Его подстрелили с крыши…

– Как вы отметили, Галина Волчек выражает свою гражданскую позицию через спектакли. А если взглянуть шире, российский театр сегодня способен питать людей верой, давать надежду, сообщать смысл жизни?

– Задачу мы себе ставим по максимуму. Я вижу людей, которые плачут в зале, а потом встречают тебя на служебном входе и рассказывают, как их «накрывает» после «Врагов». Мы дарим мгновения – осмысленные, нужные или важные. И роль Галины Борисовны здесь колоссальна. Возможно, в век высоких технологий общество меняется, теперь огромную роль играет Интернет, но театр, к счастью, по сути своей остается неизменным.

– «Новые Известия» не раз писали о системном кризисе в репертуарном театре – актерские бунты, отставки худруков и прочее. А в «Современнике» в этом отношении тихо. Есть ли здесь секрет?

– Это заслуга Галины Борисовны. Профессиональнее, мудрее и величавее женщины я не знаю. Мне ее всегда не хватает, даже когда она рядом. Она – не скрывающий своей любви человек. В Москве немало театров, где люди в течение многих лет гуляют по одной и той же тропе, как в доме престарелых. А в «Современнике» такого нет. Галина Борисовна постоянно экспериментирует, приглашает молодых режиссеров, дает им свободу выбора. Кто в «Современнике» только не работал – от Товстоногова и Вайды до Чусовой и Серебренникова! Она чувствует свою ответственность за каждого из нас. И при этом она не из тех людей, кто скажет через губу: «Ну, как он там, спивается?» Она делает все для того, чтобы всем было хорошо. …Когда Лена Яковлева и Марина Александрова ушли, это был, конечно, шок. Уйти от Волчек – это как вычеркнуть телефон мамы. Марина в каждом интервью подчеркивала свою любовь к театру, а Елена прожила в «Современнике» 30 лет, и Галина Борисовна однажды уже отпускала ее, когда Яковлева ушла к Фокину в Театр Ермоловой. Вопросы – только к ним самим. А Галине Борисовне – только восхищение. Поэтому в нашем театре, насколько это может быть среди людей, здоровая атмосфера.