Posted 14 февраля 2012,, 20:00

Published 14 февраля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:55

Updated 8 марта, 05:55

Остановка трамвая

Остановка трамвая

14 февраля 2012, 20:00
В юбилейной программе гонконгского Фестиваля искусств традиционные жанры китайского театра встречаются с новыми европейскими формами, кантонская опера соседствует с французской постановкой, главным действующим лицом которой стал огромный робот. В афише фестиваля – звезды мировой сцены: Питер Брук («Волшебная флейта» Мо

Недавно восстановленный балет почти четверть вековой давности оказался на редкость созвучен сегодняшнему Гонконгу, переживающему один из самых драматических периодов своей истории. Недавно вошедший в состав Китая на особом положении, мультикультурный город небоскребов и самого длинного в мире эскалатора по-особому воспринимал историю, написанную американским писателем, поставленную немецким хореографом на музыку русских композиторов Прокофьева и Шнитке. В балете Ноймайера противостояние рафинированной южанки Бланш и неотесанного иммигранта-поляка Стэнли Ковальского было осмыслено как противостояние культур Старого и Нового Света.

Работая над либретто балета, Ноймайер специально отправился в путешествие по местам своего американского детства и по местам, где проходила юность его любимого драматурга Теннесси Уильямса. Посетил Елисейские поля – улицу во Французском квартале Нового Орлеана, где в пьесе живет Стелла Ковальски со своим пролетарием-мужем, выходцем из Польши, а также несколько загородных поместий, типичных для южных штатов и похожих на владение родителей Бланш и Стеллы – «Белль рев». И свой «Трамвай «Желание» Джон Ноймайер поставил в жанре балета-ностальгии, балета-воспоминания.

Спектакль начинается с больничного бокса, где на железной койке примостилась дама в невесомом пеньюаре. Все давно исчезло, и только в больной голове Бланш живут события ушедшего прошлого. Балерина Сильвия Аццони сделала Бланш Дюбуа родной сестрой своей Жизели, еще одной женской душой, слишком хрупкой для грубого мира, слишком слабо привязанной к земной почве, ломающейся от первого же прикосновения.

Для первого акта своего балета Ноймайер использовал «Мимолетности» Прокофьева и подробно развернул в нем пунктиром намеченную драматургом историю брака Бланш, самоубийства ее юного мужа, которого она застала во время интимного свидания с другом дома. Сверкает над сценой огромная хрустальная люстра, девушки в бальных платьях порхают вокруг джентльменов во фраке. И только предвестием несчастья мечутся зловещие черные тени кружащихся вентиляторов (Ноймайер в этом балете впервые предстал сценографом собственных постановок). Радостная девушка вбегает в бальную залу, застает мужа в объятиях друга. Пощечина. Выстрел. А потом смерть тетки, дяди, еще одной тетки… Медленно опускается хрустальная люстра, и нет дома, который она освещала. А Бланш в отеле «Фаминго» в поисках забвения в случайных встречах с мускулистыми военными…

Во втором акте, для которого Ноймайер выбрал «Первую симфонию» Шнитке, разыгрывается история приезда Бланш в дом Стеллы. Ноймайер тщательно прописывает попытки Бланш вписаться в мир, где мужчины увлекаются боксом, и танцуют здесь не классически выстроенный балет, а новые ритмы, которые уже вошли в кровь ее сестры Стеллы, и бесполезность этих попыток. Развевающиеся платья Бланш, изысканность ее пластики здесь также не нужны, как не нужна фарфоровая чашка на пикнике среди пластиковой посуды. Ее свояк Стэнли Ковальски грубо обрывает любую попытку диалога. И только один человек – друг Стэнли Митч – оказывается способным оценить надломленное изящество порхающих пируэтов гостьи друга.

Дуэт Бланш и Митча (его танцевал ветеран гамбургской труппы Ллойд Риггинс) стал кульминацией спектакля. Танец-встреча, танец-объяснение в любви, танец-слияние двух разных людей, нашедших друг друга. Так может быть и так должно быть: сила может стать нежной, слабость, обретя опору, стать прекрасной, – показывает нам Ноймайер. Но, увы, логика жизни ведет отнюдь не к хеппи-энду. Страшная ночь, когда Стэнли насилует Бланш, поставлена Ноймайером и сыграна Карстеном Юнгом и Сильвией Аццони с резкой отчетливостью каждого нюанса. Смесь влечения и желания унизить у него, растерянность и беспомощность у нее. Короткий миг чувственного опьянения, за которым следует холодная ненависть к своей жертве, у него, и окончательный надлом всех чувств и сил у нее… Бланш уводят санитары, маячит больничная койка, кружатся огромные тени вентиляторов.

История погубленной слабой женщины, история капитуляции южной рафинированности перед напором новых варваров по-особому звучала в городе, стоящем в преддверии новой судьбы и новых хозяев. А за дверями огромного культурного центра, где проходили спектакли фестиваля, громыхал по рельсам любимый вид транспорта Гонконга – маленький двухэтажный трамвай…

"