Стучали все

Вполне вероятно, что основной причиной успеха фильма стал неприятный холодок в затылке, остающийся после его просмотра – холодок от присутствия чужих глаз в твоей жизни. С этим омерзительным ощущением на коже жили тысячи людей в социалистических государствах. Хотя помимо ушей (а позднее и глаз), в стенах повсюду были живые соглядатаи, доносившие куда надо о неблагонадежном поведении своих поднадзорных. Так, жена исполнителя главной роли в «Жизни других» Ульриха Мюэ, актриса Енни Грельман втихую «стучала» на своего ничего не подозревавшего мужа, случайно узнавшего об этом лишь после падения ГДР. А реквизитор картины, добывший подлинную аппаратуру для прослушивания, по чьему-то доносу два года отсидел в тюрьме «Штази».

Бывало так в действительности или нет, но, согласно фильму, прослушивание квартиры писателя Георга Дреймана велось круглосуточно двумя сменявшими друг друга сотрудниками госбезопасности, причем все происходившее в доме синхронно и по-немецки педантично записывалось на пишущей машинке. В таком стиле: «12.11.1984. 22.17. «Ласло» в разговоре с «Мартой» неодобрительно высказывается о генеральном секретаре СЕПГ и рассказывает антисоциалистический анекдот о товарище Эрихе Хонеккере. 22.25. Звуки поцелуев, переходящие в звуки полового сношения, и стоны». Соответствующий анекдот звучит так: «Что общего между телефонной трубкой и товарищем Хонеккером?» – «И трубку, и Хонеккера в конце концов повесят».

Одним из двух прослушивавших квартиру Дреймана штазистов был капитан Визлер, который, в конце концов, проникся своеобразной симпатией к своему подопечному, перестал отражать в дневнике наблюдения подлинные события его жизни и тем спас его от тюрьмы. Срок грозил ему за передачу в ФРГ секретной информации о повышенном числе самоубийств в ГДР, особенно среди творческих работников. Что побудило опытного комитетчика, наверняка съевшего не одну диссидентскую собаку, рискнуть не только своим положением, но и свободой, остается под вопросом, хотя нельзя не признать, что Ульрих Мюэ так замечательно сыграл свою роль, что во время сеанса этот вопрос не возникает. Но нельзя и не заметить, что Визлер (которого начальство заподозрило в измене, но доказать ее не смогло) отделался пустяком – вместо прослушивания разговоров его отправили на вскрытие писем.

Дополнительным штрихом к характеристике отношений между властью и творческой интеллигенцией в Восточной Германии служит сюжетный отрезок, касающийся любовницы Дреймана (очень известной и не очень молодой театральной актрисы) и министра культуры ГДР, который – очевидно, под угрозой изгнания со сцены – вынуждает ее к интимной близости. Аналогичные вещи происходили и происходят в России, но с начинающими актрисами, для которых «карьера через постель» режиссера, директора театра или иного могущественного «папика» в порядке вещей, и осознается не как торговля телом, а как естественное увлечение «сильным» мужчиной.

Шутки шутками, но парадокс истории коммунистических стран состоит в том, что она во многом написана стукачами, этими безвестными летописцами своего времени. Были среди доносов и своекорыстные поклепы, но в основном сексоты просто регистрировали сказанное и донесли до нас поистине бесценные сведения о том, как относились к советской власти иные советские граждане. Так, великий физик Лев Ландау в кругу «своих» говорил о том, что советский ученый – раб советского государства, а само это государство – родной брат фашистского.

Нынче архивы Штази открыты и потаенная немецкая история предана гласности, так что каждый немец, подозревающий, что за ним следили, может прийти в хранилище документов бывшей госбезопасности, познакомиться со своим делом (если таковое было на него заведено) и узнать о собственной жизни много интересного, но напрочь позабытого. За последние 15 лет в нем побывали сотни тысяч людей, узнавших, что соседи, друзья и ближайшие родственники доносили на них. Увы, в нынешней России материалов оперативной разработки советских времен получить на руки нельзя – перефразируя Солженицына, наша Родина бережет своих стукачей. А жаль, потому что автор этих строк не сохранил в памяти собственных высказываний времен университетской юности, которые ему в ходе профилактической беседы в КГБ цитировали два сотрудника, обладавшие хоть и скудной, но достоверной информацией о его нелояльных настроениях.