Братья по скандалу

История всеевропейского успеха художника Обри Бердслея сегодня могла бы звучать следующим образом: болезненный, аутичный юноша рисует готические картинки, затем переносит отточенную линию средневековых орнаментов на фривольные сюжеты с сексуальным подтекстом. Картинки «попадают в Сеть» – и понеслось: десятки тысяч «лайков», тысячи подражателей и такое же число ненавистников и борцов за нравственность. В России эти картинки тоже произвели черно-белую революцию, породив свою армию поклонников. Рупором бердслеевского маньеризма на первых порах выступил журнал «Желтая книга» (его сигнальный номер лежит в витрине прямо в центре зала). В этом журнале помимо, конечно, таланта Бердслея-арт-директора, были введены два новшества: во-первых, печать с фотонегативов, ускорившая процесс переноса рисунка и его тиражирования, во-вторых, иллюстрация прекратила быть просто иллюстрацией к тексту. Рисунок превратился в самоценное произведение, которое в плане смелости и откровенности превосходит литературу. С этим, кстати, к своему неудовольствию вынужден был столкнуться писатель Оскар Уайльд.

Их встреча чаще всего преподносится как подарок судьбы. Мол, денди и эпатажный эстет Уайльд не нашел бы лучшего «промоушена» для своей полузапрещенной пьесы «Саломея», нежели рисунки Бердслея. Но шутка в том, что оба получили не совсем то, что хотели. Оскар Уайльд обнаружил, что бердслеевские иллюстрации вообще никак не следуют тексту и уводят от сюжета в какие-то неведомые дали. С другой стороны, во время громкого процесса над Уайльдом газетчики распространили новость, что в тюрьму завзятый содомит отправился, прихватив «желтую книгу» (какую конкретно – не уточнялось). Издатель журнала «Желтая книга» немедленно уволил Бердслея от греха подальше. Так или иначе, иллюстрации к «Саломее» занимают центральную комнату и сопровождаются кадрами из американского фильма 1923 года. Здесь весь фирменный бердслеевский набор: андрогинность, саморазрушение, бунт против благопристойности...

Далее следуют два зала русских подражателей и почитателей Бердслея. Известно, что знаменитый импресарио Сергей Дягилев встречался с Бердслеем в Лондоне – художнику посвятили почти весь номер журнала «Мир искусства». Бердслеанство было таким же модным «дизайнерским явлением» в начале ХХ века, каким был, например, уорхоловский поп-арт в 1960-80-е годы. Наши декаденты тоже красили губы ярко алым (и не умирали от туберкулеза), подводили глаза и ценили сочную черную линию.

Если же продолжать сравнение искусства Бердслея с продукцией Интернета, приходится признать еще один факт. При огромной известности и влиятельности его манеры это было явление именно социальных сетей с таким же эффектом: быстрый взлет, движение по касательной (когда не затрагиваются базовые, существенные основания культуры), тиражированность и быстрое затухание. Бердслеанство оказалось именно модой, журнальным взрывом. В Пушкинском устроители выставки, сами того не желая, показали логический итог революции денди: впервые в музее последний зал экспозиции полностью отдан сувенирам. И магнит на холодильник здесь выглядит ничуть не хуже подлинника в экспозиции.