Режиссер Александр Сокуров:

- Александр Николаевич, я обратил внимание, что ваш сайт называется "Остров Сокурова", а ваша студия - "Берег". Тема побережья в названиях - случайность?

- У меня всегда было ощущение, и со временем оно все более основательно закрепляется, что я живу на родине, как на острове. Без всякого сомнения, я отношусь к тем людям, которые у себя на родине не очень-то и нужны.

- Что вас окружает в таком случае?

- Наверное, океан.

- Океан чего? Непонимания?

- Таких, как я, не обязательно должны понимать. Но это естественно, когда труд художественного автора все же востребован. Ненормально, когда он не востребован. Но это проблема автора, а не общества.

- Ваши призы на кинофестивалях и мировое признание говорят об обратном…

- Мир все же большой и Россией не исчерпывается - разный уровень культуры общества в разных странах. С перестройкой общий уровень культуры в России обрушился. Поэтому тем, кто живет искусством, стало тяжелее. Их взаимоотношения с аудиторией стали сложнее.

- Вы открыто говорите о своей гражданской позиции, в том числе и по вопросам сохранения архитектурного облика Петербурга. Как вы думаете, почему большинство ваших молодых коллег вообще не участвуют в жизни общества?

- Мне сложно объяснять поведение коллег, тем более молодых. Но возраст в данном случае не имеет значения. Существовать в общественном поле или отсутствовать - это выбор каждого. Здесь есть три позиции. Первая - исчезнуть и не быть. Вторая - бороться, участвовать на стороне разумного и рационального поведения. Третья - всесторонне и безоглядно поддерживать решения властей. Поэтому и существуют три группы, они есть и в Москве, и в Петербурге. Особенно заметно разделение в этих двух городах, потому что кроме них, по сути, в России ничего нет, если говорить прямо. Москва определяет все. Петербург глубоко провинциален, ситуация в нем мало что определяет в политике страны и общественном мнении России. Город крайне слабый в экономическом отношении, бедный. Вероятно, поведение гражданина объясняется и темпераментом человека, степенью понимания им ситуации, чистотой помыслов. Если художественный автор предполагает, что не надо противодействовать деградации общества, то, на мой взгляд, у этого автора большие проблемы с совестью.

- То есть малодушие или равнодушие художников вернется к ним бумерангом?

- Не обязательно. Такие люди выживут в любой ситуации. Даже во время потопа для них найдется какое-то бревнышко, и они будут тихо-тихо плавать, дрожать от страха, вокруг будут тонуть - а они и руки не протянут. Это старый вопрос о том, в какой степени человек, занимающийся культурой, должен быть заинтересован в жизни страны. У меня нет второго паспорта, нет второй родины. У меня одна родина и паспорт гражданина России. К сожалению, мне не все равно, что происходит у меня на родине.

- Почему - к сожалению?

- Общественный труд очень отвлекает от моего призвания, разрушает мое физическое состояние и очень мешает мне. Как гражданин я живу в пространстве непрерывной борьбы, конфликтов и внутренних войн. Я не вижу в России мира. Вижу конфликты в политическом пространстве, в социальной жизни общества, в области культуры. Наблюдаю деградацию общества, которую усугубляет отечественное телевидение всех форм собственности. Вижу неразумность государства в отношении к образованию: введение платы за высшее образование, что для России губительно и недопустимо. Вижу деградационный признак в существовании Москвы как столицы - она изжила себя как столица. Надо думать о новом федеративном устройстве страны и переносить столицу. Необходимо готовиться к решению многих старых и сложных новых проблем, но… Готовятся ли? Кто? Вопросы отчетливы и ясны, я их понимаю, но с тревогой отмечаю, что к их решению никто не приступает. Как гражданин я все время живу в пространстве непрерывного и постоянно возрастающего числа кризисов. Никогда перед обществом в России не стояло такого количества конфликтных и чрезвычайно опасных для будущего проблем, как сегодня. Ни в девятнадцатом веке, ни перед государственным переворотом в семнадцатом году. Да и при Сталине не накапливалось столько нерешенных вопросов.

- Тем не менее в девяностые вы были дружны с властью и могли говорить с Ельциным на разные темы…

- Я не скрываю, что у меня с Ельциным были очень близкие отношения - человеческие, доверительные. Мои точка зрения и позиция, высказываемые по разным проблемам, не могли оказывать радикального влияния на президента Ельцина. Влияние других людей было несопоставимо сильнее. И сегодня я уверен, что не было в России руководителя, адекватного сложившимся и возникавшим проблемам. Ни специалисты, ни элита экономическая, ни народ не были готовы к новому времени. Ситуация была настолько сложной, что тяжелых ошибок было не избежать. К сожалению.

- Вы совершили мужественный поступок, когда открыто выступили против строительства газпромовской башни в Петербурге. Неужели у вас не было мыслей: "Может, промолчать? Вдруг урежут финансирование?"

- Я подписал общественный документ - воззвание против разрушения города, в том числе и газпромовской башней. Вслед за этим закрыли спектакль, который я ставил в Михайловском театре, и был уволен. Это была опера Танеева, ни разу не ставившаяся в России. Если бы я отозвал свою подпись, то, конечно, ничего этого не было бы. Кое-кто из подписавшихся все-таки отозвали подписи - им были звонки, предложили альтернативу. Я человек закаленный. Ни один фильм, который я сделал при советской власти, не был разрешен к показу. Только после перестройки мои фильмы стали выходить. Поэтому меня не испугать. Взаимоотношения с людьми, у которых есть большая власть, - это часть и моей жизни, к сожалению.

- В одном из интервью вы говорили, что гражданское общество не страшно государству. Однако получается, что наше государство его боится. Как вы думаете, почему?

- От неразумности людей, в руках которых большая административная власть. Гражданское общество всегда будет принимать только разумные решения. На самом деле гражданское общество и интересы государства - во многом неразделимы. Что такое гражданское общество? Это мнения людей, тенденция, которая укрепляет общую жизнь, но защищает и индивидуальные права и достоинство. Проще говоря, неразрывность связи общей жизни и жизни отдельно взятого человека. Гражданское общество находит разумный компромисс между интересами общества и правом отдельно взятого человека. То есть обеспечивает мир в обществе и указывает государству на его место, потому что у государства, на мой взгляд, только одна задача - укрепление и развитие культуры. Все инструменты, какие есть у него, - деньги, армия, системы управления, партийные "механизмы" - это все только инструменты. Но не для того, чтобы увеличивать ВВП или что-то в этом роде. Задача общества и государства заключается в развитии культуры. Если в жизни народа будут определены цивилизованные рамки, будет защищена культура, тогда будет существовать государство - разумное и устраивающее всех. Если государство не будет защищать культуру, оно будет раздираемо противоречиями - религиозными, материальными, экономическими, социальными, культурными, классовыми. Гражданское общество в состоянии помогать тем людям, которые нанимаются им же на управление страной. Гражданское общество - это главный механизм соблюдения баланса интересов демократического государства.

- Как вы можете объяснить страх диалога с обществом нынешней власти России?

- С одной стороны правители, конечно, видят общий уровень культуры населения страны - и политической и социальной, он очень низкий. Вопрос: каким образом к этому пришли? Зачастую люди, у которых в руках государственная власть, не знают, есть ли в стране люди, которые могут исполнять важную работу. Во всех областях жизни нашего общества чрезвычайная нехватка способных и честных людей. В любой школе могут рассказать, что не хватает хороших учителей, инженеры скажут, что нет хороших инженеров, редакторы - про дефицит хороших журналистов, директоры не могут найти управленцев… Это результат падения качества народного труда, он сказывается на всем. На теперь уже постоянных встречах с губернатором Петербурга, мы (группа градозащитников) обсуждаем разные темы, в том числе и управленческие проблемы. Матвиенко несколько раз говорила мне: "Я согласна, что такой-то человек работает несоответствующим образом. Я вижу это! Но найдите и предложите мне людей, которых можно было бы рассматривать в качестве альтернативы этому чиновнику".

- Не находятся?

- Это действительно очень сложно. Пытаемся найти. Я сейчас в съемочную группу не могу найти хорошего ассистента. Но есть и опасения, что корпоративные интересы чиновников не позволят взять на работу во власть народных выдвиженцев…

- При этом везде успешные менеджеры…

- Я не знаю, чем занимаются люди в этих бесконечных бизнес-центрах. Я знаю, что процветает торговля, посредничество и всякого рода промежуточная деятельность. Руководитель крупнейшего банка Петербурга сказал мне: "У нас тяжелейшее положение в стране. Деньги делают деньги. Классическая формула "товар-деньги-товар" не работает. Мы крутим деньги, не можем найти ни одного серьезного инвестиционного проекта". Это реальность. Можно произносить любые политические лозунги, но никуда не деться от проблемы качества человеческого труда, качества человеческой жизни.

- И все же, почему власть боится общения с обществом?

- Может, и в обществе существует страх перед властью?

- Может, власть боится услышать правду?

- Не то, что правду… Какую правду мы ждем от президента, премьер-министра, губернатора? Все всё прекрасно знают. Назовите мне ту правду, которую должен знать премьер-министр, или ту, о которой не сказал Медведев.

- В девяностые годы на "Радио-Балтика" вы вели с психологом ночной эфир. У вас не было желания повторить это на телевидении, на федеральных каналах? Наверняка это имело бы спрос…

- Я не фигура для федеральных каналов. Мои фильмы не разрешено показывать даже по "России".

- Вы в черном списке?

- Возможно. Сколько мы ни предлагали показать мои фильмы, даже "Блокадную книгу" не взял ни один федеральный канал для показа. Ни один!

- И чем объясняли?

- Дело в моей фамилии… Я нежелателен для общероссийского эфира.

- В Кабардино-Балкарском университете вы набрали группу из двенадцати человек для своей мастерской. Почему именно там?

- Это самый крупный университет на Северном Кавказе, в нем обучаются тысячи человек. Университет предложил мне открыть свою мастерскую - курс режиссеров кино, телевидения, театра и радио. На нем учатся ребята из разных республик Закавказья, есть и из Чечни. Кроме того, этот университет возглавляет выдающийся деятель высшего образования России Карамурзов. Этот ректор - гарант решения многих организационных и профессиональных проблем. Нам ведь никто не помогает - ни глава республики, ни Хлопонин.

- Но в этих республиках не было и нет своего кино…

- Это не совсем так. Если я не ошибаюсь, двадцать лет назад была попытка выпуска фильмов во Владикавказе. Но особого резонанса это почему-то не вызвало… Осуществлять обучение кинопрофессионалов, конечно, не просто. Приобретены технические средства, педагоги прилетают из Москвы и Петербурга, сам я часто бываю у своих студентов. На первом курсе они сделали уже самостоятельные киноработы, чего не делается в киновузах так рано. Ребята очень способные, ценят контакты с мастером, возможности, которые им предоставлены, чего не может быть в Центральной России. Я не набрал бы мастерскую в России, потому что здесь не найти таких людей, которые так самоотверженно работали бы, как ребята с Кавказа. Отношение к мастеру, уважение к нему - часть менталитета. Я вынужден был отказываться от предложений ВГИКа и других институтов, вел курсы за пределами страны. Конечно, мне сложно, нужно постоянно летать в Кабардино-Балкарию, физически мне это не просто. Но для меня Северный Кавказ - часть моей родины России, и я хочу быть полезным на свой родине, даже если я сам ей не очень нужен.

- Ваши студенты знают Тарковского?

- Большая часть поступивших учиться ко мне не знали, кто такой Сокуров, никогда не смотрели мои фильмы. Полагаю, сейчас они уже знают и кто такой Тарковский - их серьезно учат истории кино. Я просто та тележка, которая подвезет их к культуре, к кинопрофессии.

- Что они снимают - художественное или документальное кино?

- Они будут режиссерами и осваивают все формы - телевидение, кинематограф, театр и радио. Они должны уметь снимать и игровые, и документальные фильмы, ставить спектакли, заниматься радиовещанием. Раньше национальные мастерские организовывались в Москве, в Ленинграде в театральных вузах. В результате большая часть тех, кто учился, не возвращались или вообще не работали в полученной профессии. Моя принципиальная установка: учить нужно на родине, чтобы люди развивали национальную культуру, потому что положение с культурой в кавказских республиках гораздо хуже, чем в Центральной России или северо-западной части страны.

- Герои вашего цикла короткометражек "Интонации" - композитор, судья, строитель, ученый - понятны и объяснимы. Но как среди них оказался Якунин?

- Я этого хотел. Мне никто не навязывал этого собеседника. Мы с ним из одного времени, а судьбы такие разные… Просто хотелось обратить внимание на историю его жизни. Это человек, который получил право управлять важнейшей монополией в стране. Этот человек имеет опыт дипломатической и, возможно, разведывательной деятельности. В фильме прямо сказано, кем он был и чем занимался. Моей задачей в "Интонациях" было показать зрителю, кто эти люди, что у них есть. У одного - его собственный талант. Я имею в виду выдающегося композитора Сергея Слонимского, блестящего филолога Бориса Аверина, председателя Конституционного суда Валерия Зорькина, президента Кабардино-Балкарии, где все тихо-тихо… Было. Меня интересовало, что это за люди, каково их мировоззрение, каков уровень культуры и как они ведут диалог с гражданином-соотечественником. Я мог задавать любые вопросы. За исключением тех, которые могут поставить человека в сложное, унизительное положение. В документальном жанре есть вещи, которых делать нельзя. Нельзя, например, публично оскорблять человека, ставить его в двусмысленное положение, потому что он не сможет никогда ответить. Сегодня последнее слово за газетой или телеизданием. В общественных акциях всегда должны соблюдаться корректность и деликатность. Предполагалось, что фильмов в цикле будет значительно больше, но вышло только шесть. Планировались и другие персонажи, но, к сожалению…

- В свое время вы предлагали Ельцину пригласить на должности управленцев, по примеру Петра Первого, немцев или голландцев. Вы думаете, это что-то исправило бы в нашем обществе? Принесло бы пользу?

- Абсолютно уверен в этом. Я и Валентине Ивановне предлагал это.

- И что она ответила?

- Она смеялась. Но я уверен, что это возможно. Для этого нужна политическая воля. Об этом мало говорят, но крупного руководителя, политического или экономического, отличает в первую очередь политическая воля. Она была у Ельцина. Я уверен, что начальниками или руководителями комитетов в правительстве Петербурга совершенно спокойно могли быть немцы, голландцы или англичане. Как и руководителями Петербургской полиции. Если мы пошли по пути европеизации и начали строить европейское государство, то нужно понимать, что со всяким национальным российским своеобразием управления нам надо расставаться. Должен быть единый принцип: европейский и демократический. Человек, который чем-то управляет, должен быть профессионалом - честным, порядочным и следующим законам. Решение Петра о приглашении специалистов и архитекторов было не капризом ненормального человека, тирана. На самом деле решение было не глупое. Только серьезные политические решения могут качественно изменить работу в обществе. Ничего в России не переменится, если не будут приняты серьезные политические решения - все прочие ресурсы исчерпаны. Мы прекрасно понимаем, что в течение длительного времени в стране не удалось создать разумного государства. Все попытки что-то изменить заканчиваются разговорами, возней. Раздражение людей растет, уровень социальной культуры падает. Сейчас уже нет социального института, который не был бы задет падением уровня культуры. Мы знаем, в каком состоянии находится армия, полиция, догадываемся, в каком состоянии спецслужбы, образование. Только самые честные, смелые и открытые меры могут спасти от деградации и падения. Вокруг меня много людей, которые говорят: "Надо уезжать. Нас ничто не ждет впереди".

- Вы тоже планируете уехать?

- Нет! Но если меня лишат возможности работать в стране, буду вынужден уехать. Надо работать, если у меня еще есть силы на это.

- Ваш фильм "Молох" вызвал разные оценки - от многих слышал негативные отзывы: "Как он мог снять такой фильм про Гитлера? У меня дед погиб под Сталинградом… У меня бабушка умерла в блокаду, а он из него человека делает…" Как бы вы ответили этим людям?

- Я могу задать этим странным людям встречный вопрос: они думают, что Гитлер занесен к нам с Луны? И он, и нацизм порождены людьми. Просто так относиться к Гитлеру нельзя. В свое время за него проголосовали миллионы его соотечественников. И это случилось в Германии, которая долгое время была опорой для мировой культуры. Это как в больнице. Вы врач, вам привозят больного человека, но вы узнаете, что он мерзавец. Лечить его все равно надо. Поставить диагноз и лечить, пусть его потом осудят люди и бог. Искусство не является судьей. Я не прокурор.

- Вас не обижает такое непонимание?

- Не обижает, потому что я не истина в последней инстанции. Могу ошибаться и, может быть, ошибаюсь даже больше остальных. Но я абсолютно уверен в своей правоте в данном случае. Как и в случае с Лениным в "Тельце" и Хирохито в "Солнце". Я говорю о людях, а не просто функциях, я не математик. Обязан искать человеческие особенности в тех людях, которые оказали влияние на общество, историю, только тогда станет понятно, почему все так сложилось. Становится очевидным, что человек, к сожалению, способен на все. Нет низшей границы, куда бы он ни опустился. Если посмотреть, сколько людей погибло от стихийных бедствий, то это будет капля по сравнению с тем, сколько людей было убито людьми. Вспомните преступления, например, католической церкви, кошмар инквизиции, походы крестоносцев, сталинизм. Разве от этого можно просто так отмахнуться? Бездомный бродяга дурно пахнет, но врачи его все равно лечат. Искусство и медицина в этом смысле близки.

- Вы все верно говорили про падение уровня культуры. С другой стороны, нас убеждают, что возрождение духовности и нравственности в усилении влияния РПЦ в обществе. Как вы думаете, насколько справедливо такое утверждение?

- Православная церковь должна декларировать и следовать деполитизации в своей деятельности. Не должно быть никакого сращивания с госаппаратом, с интересами государства. Это в интересах самой церкви. Один раз православная церковь получила очень серьезный и большой урок - после государственного переворота в 1917 году. Миллионы людей участвовали в разрушении церквей, физическом истреблении монахов. Многие церковные служители были погублены собственным народом, который до этого разбивал лбы в храмах и плакал от умиления, глядя на иконы. Это произошло потому, что православная церковь к началу страшных событий в семнадцатом году, была сращена с государством и несла объединенную ответственность вместе с самодержавием за катастрофические экономические и социальные проблемы. Народ уже не разделял светскую и церковную власть. У православной церкви есть мессианская задача - сделать все, чтобы расстояние между российскими мусульманами и православным миром было сокращено минимально. Нужно проводить консолидирующую миролюбивую совместную работу, уговорить на это лидеров мусульман. И еще быть скоромнее во всех смыслах. Как-то в Екатеринбурге наблюдал потрясшую меня картину. Выхожу из храма, построенного на месте Ипатьевского дома. Вдруг вижу - подъезжает к нему роскошнейший БМВ. Из храма выбегает монах, открывать дверцу. Тут же к машине подбежали еще какие-то бритые, совершенно понятно, какой репутации молодые люди, стали целовать ручки сановному священнику. Рядом стояли местные жители, они сказали мне, что это приехал местный архиепископ. Это что? Что за пиршество? Вопросы, которые сегодня существуют перед русским обществом, настолько критичны и остры, что без освобождения от имущественного, материального ярма, которое взваливает на себя церковь, их не решить. Должно быть очищение. Если они, конечно, хотят быть частью этого великого фильтра, который нужен для очищения легких народа. Подальше от государства. Сделать все для консолидации с российскими мусульманами и убедить их включиться в борьбу с терроризмом.

- В ваших фильмах нет звездных актеров - они либо малоизвестные, либо вообще неизвестные. Вы принципиально не работаете с популярными артистами?

- Примером для меня является литература. Можно ли себе представить, чтобы писатель Толстой брал напрокат для создания своего художественного образа персонажей у Чехова или Достоевского? Или Достоевский использовал, что было у Салтыкова-Щедрина? Персонаж, который существует на экране, - это отдельная самость, отдельная человеческая натура, которая должна быть неповторимой. В каждом фильме - свои персонажи, свои лица, свои характеры. Если это художественное произведение, оно должно быть самостоятельным. Есть много русских театральных актеров, к которым я отношусь с огромным уважением. Но, скорее всего, никогда не буду их снимать, потому что на них есть короста уже сделанного. Они бесконечно повторяют то, что уже делали. Они являются просто матрицами для каких-то усилий режиссеров. Например, все, кто пытался снимать Солоницына, получали в своих картинах матрицы Тарковского. Он не смог снять ее с себя. Режиссеры не знали, что им делать с бедным Солоницыным, потому что влияние Тарковского было так велико на него, что он в фильмах смотрелся, как вставленная фигура. Для меня важнее не актерская способность человека, а его личностное своеобразие. Его личность даже важнее его мастерства. Евстигнеев был как личность выше, чем актер. Леонов был грандиозной личностью и только потом актером. Великий товстоноговский актер Евгений Лебедев как личность был совершенно грандиозен и только потом актером-гением. Известные американские актеры, их немного (может, пять-шесть человек), - тоже личности, а уж потом актеры. Быть личностью с актерским дарованием - это божий подарок, он дается единицам.

- Неужели у вас ни разу не возникало желания пригласить в фильм суперзвезду?

- У меня есть желание поработать с одной американской актрисой, я знаком с ней. Пока ничего сказать не могу, нужно найти характер, образ для нее.

- Вы не опасаетесь, что у нее может быть шлейф проб?

- Для меня достаточно того, что я знаю ее лично. Наверное, мои замыслы не кинематографичны. Я не в полной мере занимаюсь кинематографом, поэтому способы, которые существуют в кино, мне неинтересны.

- Ваше первое образование - историческое. Это помогает вам?

- Помогает, но я совершил ошибку, выбирая первое образование. Надо было учиться филологии. Я же слишком приближен к историческому течению времени. На самом деле меня интересует характер, культура и жизнь. Когда я был совсем молодым человеком и выбирал образование, мне казалось, что история - это огромное пространство, филология казалась только частью чего-то. Сейчас понимаю, что ошибался. Если бы я учился сейчас, то получил бы еще меньше, чем в советский период. Наверное, даже не смог бы нигде учиться, семья наша была бы не в состоянии платить за высшее образование. Еще раз хочу сказать, что введение платы за высшее образование - колоссальная ошибка современного государства.

- Сегодня власть призывает творческую интеллигенцию быть патриотами, подразумевая под родиной, прежде всего, себя. Должен ли художник быть патриотом в понимании патриотизма властью?

- Патриотизм - это гордость за свою Родину, как за страну. Гордиться можно только по-умному созданным государством, где работают законы и есть баланс между законом и жизнью. Создайте разумное государство, и идея патриотизма сама по себе куда-то уйдет, растворится. Когда я говорю, что люблю Россию, то имею под этим одно. Когда "Я люблю Россию" говорит, например, Михалков, то он имеет в виду абсолютно другое. Под одним и тем же термином мы имеем в виду противоположное. Да, я горжусь страной, где есть смелые, талантливые люди. Я могу гордиться качеством труда, социальной системой, отношением к пенсионерам, докторам, учителям или военным. Но я не могу гордиться страной, где процветает казарменный бандитизм. Не могу, не хочу и не буду. Я понимаю, что прекратить это безобразие ничего не стоит, уверяю вас. Это не стоит ни копейки. Для этого нужна политическая воля. Для того чтобы военачальники исполняли свои обязанности. Нельзя отправлять мальчишку в армию и получать его обратно с увечьями или в гробу. Это не армия. Чем я тут могу гордиться? Я могу гордиться культурой, не современной, а той, что мне оставили предки. Могу гордиться уникальным, удивительным русским языком, какими-то отдельными периодами жизни страны, которые для меня обладают особым очарованием. Политика - не предмет гордости. Если я говорю о том, что плохо, это значит, что у меня есть интерес к тому, что происходит в стране. Вы же понимаете, в каком положении находится современное общество. Я не о политике говорю, а о нравственном состоянии. Для меня, как человека художественной среды, в первую очередь важно нравственное состояние моего народа. Если мой народ начинает опускаться все ниже и ниже, я становлюсь одиноким. У меня нет зрителей в моей стране. Это правда!

- Что планируете снимать после "Фауста"?

- Следующий мой фильм, который я, возможно, буду делать во Франции, - о Лувре. Французы обратились ко мне с предложением реализовать давнюю мою мечту.

- Это будет "Французский ковчег"?

- Нет, это будет более сложная по содержанию картина. По форме она не будет повторять "Русский ковчег", он неповторим. Это великий подвиг Пиотровского. Профессионально, конечно, я сделал все, что мог. Но ни один руководитель ни одного крупного музея никогда не смог бы понять и проникнуть в этот замысел так, как это сделал Пиотровский. Без его участия, его помощи, понимания нельзя было сделать этот фильм.

- В советское время была строжайшая цензура, идеологический контроль, особенно в искусстве. Тем не менее именно в то время родилось множество талантливых художников. Сегодня в России относительная свобода, но где таланты?

- Тоталитарное государство заинтересовано в существовании культуры и искусства. Демократическим государствам, в общем, это все равно. В Советском Союзе вкладывались огромные средства в культуру - это делалось систематически, и в итоге были созданы фундаментальные культурные институты. Например, развитие филармонической деятельности по всей стране. В любом крупном городе были своя филармония и оркестр. Было всестороннее и разнообразное развитие библиотечного дела. Во всех крупных городах, а также в средних и малых были кинотеатры. Они были даже в селах. Там, где их не было, работали передвижные киноустановки. Кинематографисты делали картины и должны были делать их таким образом, чтобы была возможность тиражировать их даже на восемь миллиметров. Это означало, что фильмы попадут в армию, на флот, в села, где не было 35-миллиметровых проекторов. В каждой республике были крупные киностудии - и документального, и игрового кино. В каждой республике были министерства культуры, все виды театров - и оперный, и драматический, и детский, и музыкальный. В Горьком, откуда родом моя мама, были очень сильный драматический, оперный, ТЮЗ и театр музыкальной комедии. В не очень большом городе было четыре театра и, кроме этого, театральное училище, филармония с великолепным оркестром, с которыми выступали Ростропович, Шнитке, Шостакович. В советское время было развитие радиовещания с большим объемом исполняемой классической музыки и радиоспектаклей. Вы представляете, какое было огромное влияние, и большей частью классической культуры. Конечно, идеологическая составляющая была очень велика: сочинения Ленина и Маркса выходили миллионными тиражами. При этом огромными тиражами издавались Толстой, Достоевский. В области кинематографа были киновузы, в стране существовали четыре фабрики, производящие кинопленку, кинооборудование. Была целая кинопромышленность.

- Сейчас даже пудру закупают за границей…

- Не только. Игровых киностудий было много, было большое количество документальных студий. Я не говорю сейчас о телевидении, которое развивалось, и там тоже было свое кинопроизводство. Вот так вы можете сравнить присутствие культуры в жизни общества в советское время с тем, что происходит сейчас, когда кроме "Мосфильма" не осталось ни одной киностудии. Канал "Культура" существует еле-еле. В Кабардино-Балкарии театры погибают, во всех кавказских республиках большие трудности с развитием радиовещания на родных языках, там практически нет серьезной прессы, погибают библиотеки, закрываются школы, в том числе и в аулах. Все это вызывает тревогу. Культура должна оказывать давление на народ. Потому что процесс воспитания и школьного образования невозможен без элемента принуждения.

- Но как же пробивались в советское время такие таланты, как Тарковский, Климов? Талантливых мастеров тогда, кажется, было больше…

- Да, крупных имен было много. Сейчас можем назвать три, четыре, от силы пять имен. И еще неизвестно, пройдут ли они испытание временем. Тогда было тотальное влияние культуры на народ. Среди этого и могло возникнуть такое количество художественных авторов. Ведь были еще и писатели. Откуда мог появиться наш великий писатель Распутин из Иркутска? Платонов, Астафьев, Казаков… Сейчас, чтобы учиться во ВГИКе, надо иметь деньги. Но талантливый человек, как правило, не может оплатить обучение. У меня на курсе несколько человек, к сожалению, учатся на платной основе. Я возмущен этим. Как можно платить за обучение сто тысяч в год? Как? Тем более, где человек на Кавказе возьмет столько денег? Откуда? Если бы у меня были деньги, я сам платил бы за них, но у меня нет таких денег.

- Какой критерий нужен вам для общения с людьми?

- Я человек не жестокий и многое могу простить человеку. Наверное, даже предательство. На "Ленфильме" есть люди, которые писали на меня доносы в советское время. Я видел эти записки. Эти люди и сейчас работают. Думаю, что они не знают, что мне все известно. Бог им судья. Для меня важно, чтобы у человека были душевные качества. Но если вижу, что он талантлив, но при этом подлец подлецом, то от меня никогда не дождется помощи. В общем-то, в профессиональной среде у меня очень мало контактов.

- То есть можно предположить, что вы можете общаться даже с простым дядей Васей?

- У меня самые близкие друзья не из кинематографа, и они, наверное, даже не очень понимают, чем я вообще занимаюсь. Мне с ними легко общаться. Потому что кино меня не интересует в той степени, как это может показаться. Я не фанатик кино. Я читатель, слушатель, люблю музеи, живопись, механизмы. Генетически и по характеру я не кинематографический человек. Поэтому не имею никакого влияния в киноиндустрии и не очень уютно чувствую себя в русском кино. У меня вообще нет чувства, что я часть русского кино. Я понимаю, что в русском кино меня не любят. Почему-то.