Аркадина была права

Вячеслав Пьецух не уставал иронизировать над особым отношением русского народа к литературному слову. Напишет бывший семинарист, что для блага Родины надо спать на гвоздях – и полстраны отправляется в скобяные лавки закупать гвозди килограммами. Чеховский герой-декадент захочет потрясти маму с ее любовником-писателем и завернет: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени…» и т.д. И столетие с гаком будут искать в треплевской пьесе особый мистический смысл. Надо быть Георгием Товстоноговым, чтобы пожать плечами и объяснить с глубокой убежденностью: «Треплев и Нина – очень славные молодые люди. Одна беда – бездарные. Вот Аркадина и Тригорин – пошляки и циники. Но они умеют писать и умеют играть. Об этом – «Чайка».

Спектакль «Чехов. Птицы» дает мнению Товстоногова неожиданное и весомое подтверждение. Сидя на 50-минутном представлении вдруг всеми печенками начинаешь понимать раздражение Аркадиной: «Мне только досадно, что молодой человек так скучно проводит время».

Нынешние молодые, как водится, тоскуют о новых формах. Тоже строят, как и Костя Треплев, свои Домашние театры. Дом-музей Щепкина этой весной приютил одну такую декадентствующую компанию под водительством режиссера Анатолия Ледуховского, которая решила устроить «Игры в классики». Игра № 1 прошла с Гоголем («На луне Гоголя»), Игра №2 – «Чехов. Птицы».

Вы вполне можете себя ощутить гостями усадьбы: прелестный деревянный особняк XVIII века. У крыльца – стол с двумя самоварами, пузатыми чайниками, сушками-баранками. Заброшенная клумба, где среди нескольких тюльпанов нагло лезут желтые одуванчики. Голубь переругивается с вороной, чирикают воробьи.

Зрители в большинстве знакомы между собой. В зале три ряда стульев. Стены, потолок, пол выкрашены черной краской. Серой не пахнет – врать не буду. Эффект с восходом луны тоже не запланирован. В общем, вместо колдовского озера – черный-черный подвал.

Болотные тени, в подвале обитающие, навевают сны-кошмары. Вместо луны бродит человек с фонарем – освещает белые фигуры участников. Заняты в спектакле студенты-сценографы. Поэтому петь они не умеют – только открывают рот под фонограмму (не слишком попадая в такт). Танцевать тоже не умеют, поэтому ограничиваются несколькими намеками на танцевальные «па». Говорить они тоже не могут, поэтому небольшие куски текста тоже записаны на фонограмму. И ключевое «Люди, львы, орлы и куропатки» звучит то нараспев, то в сопровождении сардонического хохота, то как бы в пьяной икоте… Один мальчик умеет играть на виолончели – играет аж несколько сольных номеров. Девочка с мальчиком умеют из листа бумаги сделать бумажную чайку – делают. Потом эта чайка полетает на теневом экране, пока фигура злодея с ножницами не помешает ее полету.

Некто босая и вся в белом несколько раз пооткрывает ротик на фонограмму. Для пущего эффекта исполнительница не только шевелит губами и принимает позы, но и расстегивает на спине платье.

Сюжета в спектакле, понятно, нет. Связь между отдельными сценами тоже не угадывается. Впрочем, кто же ждет логики от сновидений? Когда в пятый раз слушаешь «Люди, львы, орлы и куропатки», – начинаешь гордиться выросшему за сто лет уровню толерантности публики (Аркадина и один раз не смогла дослушать!). За прошедший век твердое убеждение – «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось!» – овладело массами.

В планах вновь созданного театра еще семь «Игр с классиками», так что мало не покажется…