Posted 13 апреля 2009,, 20:00

Published 13 апреля 2009,, 20:00

Modified 8 марта, 07:29

Updated 8 марта, 07:29

Как молоды все были

Как молоды все были

13 апреля 2009, 20:00
В рамках фестиваля «Мода и стиль в фотографии» в Манеже представлен проект «Хулиганы 80-х». Это не ностальгический капустник в стиле «дискотеки-80-х», а серьезный взгляд на поколение, которому довелось жить на сломе времен и идеологий. Из кадров с панками, металлистами, гопниками, арт-маргиналами рождается грустная поэ

Формально выставка посвящена неформалам 1980-х. То есть тем «отщепенцам», которые и видом, и поведением, и образом мыслей выделялись из серой толпы. Тут, кажется, прямая ссылка на нашумевший фильм «Стиляги». Молодежь с ирокезами и заклепками против «статуй отцов», которые, согласно одной перестроечной песне, «желают детям спокойных снов». Вот только пафос глянцевого мюзикла Тодоровского (эдакий утренник непослушания на сером) к выставке не имеет отношения. Большая часть фотографий, плотно развешенных в центральном коридоре Манежа, взята из частных собраний – они черно-белые, любительские, полуразмытые. Пресловутого фона в виде партсобраний или насупленных милиционеров там нет как нет. И откуда он мог взяться? Страна в 80-х кипела, все сорвалось с мест, поэтому говорить о взрослой «системе», гнетущей юные силы, просто неуместно. «Системы» выстраивались из хаоса: сквоты, клубы, группы, группировки (пресловутые гопники). Или, по названию одной из выставок в Третьяковке, – «сообщества и сообщники». Все как один артистические по форме и по порывам («Братья по разуму» и далее в том же духе). Поэтому пресловутое хулиганство здесь понимается скорее в положительном значении: даже гопники – и те выступают словно на театральных подмостках. Хотя от выставки про перестроечные времена ожидаешь увидеть тогдашних кумиров (они, в общем, заявлены в подзаголовке), на деле исключен любой нажим на звездность. Естественно, имеются и Жанна Агузарова в сквоте «Детский сад», и певец Евгений Осин (в образе Бедного Юрика), и лидер неоакадемистов Тимур Новиков, и художник Гоша Острецов, и обязательный Виктор Цой. Но все они, как при французском дворе, – первые из равных. Героями выступают безымянные ребята в косухах, в пиджаках с накладными плечами, с декадентскими прическами (асимметрия), в футуристических скафандрах во время перформансов, а то и вовсе в платьях (как Петлюра), девушки с густо подведенными бровями, в мини или макси, со стразами и коронами, подруги и вдохновительницы. Это, однако, и не парад перестроечной моды. Одежда в данном случае – форма речи, знаки богемности. Если продолжать сравнение со «Стилягами», подкладка фриковых нарядов «кумиров» – совсем не в бунте против взрослых, не в каких-то прозападных декларациях. Напротив, именно коммунистические отцы ответственны за их идеологию: ведь они учили ценить идею выше денег. Правда, сами ей изменяли со шведскими стенками и дачными сотками. Обитатели сквотов и чердаков – аристократы духа, футуристы конца ХХ века. Они совершали артистические ритуалы бескорыстно, не пытаясь влиться куда-то или нечто доказать (Западу). По понятиям тех норм водораздел между чистым хулиганством и артистическим эпатажем почти не существовал. Владик Мамышев-Монро, надев платье, заявил о «новом сексе». Вполне бы мог попасть под еще неотмененную статью. Они жили «не по понятиям». Оттого и не выжили.

«Не выжили» совсем не в том смысле, что умерли. По логике истории на них всей тяжестью вдруг упал гражданский груз, и хулиганы просели. В отличие от Запада, где энергия молодости аккумулируется в правильных местах умными людьми, у нас ничего подобного не случилось. Приходилось либо встраиваться в старые форматы, либо создавать свою базу. Когда в ларьке дебет с кредитом не сходится – не до перформанса. Здесь и возникает то щемящее чувство горечи и обиды, которое не раз описывалось самими героями 80-х. Вроде как летали, а потом крылья обломали. Сначала семья, потом офис, потом галстук плюс кредит. И вот уже сын-скейтбордист, с умилением глядящий на доморощенный «прикид» отца, не в силах сдержать улыбку – был же чудик!

Можно воспринимать манежную выставку как исповедь поколения: у «восьмидесятников» уже взрослые дети, оценивающие историю отцов.

К чести перестроечных неформалов, они отличались от «шестидесятников» выразительной формой поведения и одежды – водоворот истории их крутил сильнее. Этот проект – еще и прощание с иллюзиями: оказывается, мы не лучше и не хуже «статуй отцов». Но можно принять выставку и как последнее предупреждение – забронзоветь успеем, но успеем ли пожить?

"