Мир, который возможен

Давно известно, что случай – лучший из драматургов. Кому бы в голову пришло совместить беспросветных «Очищенных» Сары Кейн, поставленных польским экстремистом Кшиштофом Варликовским, и гуманистический «Мнемопарк», сочиненный швейцарцем Штефаном Кэги? Но вот в фестивальной афише XII театральной премии «Европа – театру» сошлись две постановки лауреатов «Новой реальности». И швейцарский спектакль с жизнерадостными пенсионерами, увлеченно коллекционирующими модели железных дорог, дал абсолютно неожиданную контрастную подсветку трагическим судьбам юных европейцев, для которых – по Саре Кейн – мир похож на огромную камеру пыток. Показанные впритык спектакли оставляют привкус странного дурдома, где старики развлекаются игрушками, а молодые решительно выбирают, увы, не пепси, а самоуничтожение.

Герои «Мнемопарка» серьезнейшим образом собирают и конструируют паровозики, расставляют вдоль железнодорожных путей дома с зажженными окнами, сады, поля, лошадей размером с ноготь. Они с радостью показывают и рассказывают, как делается газон из чайного пакетика или крыша из фольги. Как делалась вот эта лилипутская кучка коровьего навоза. Каждый с гордостью перечисляет размеры своей личной коллекции вагонов, паровозиков, станций. Штефан Кэги привлек к постановке не профессиональных актеров, а реальных пенсионеров. И в ходе репетиций сюжетная канва о киногруппе из Болливуда, приехавшей в Швейцарию снимать рекламный ролик с индийскими песнями на фоне европейских пейзажей, обогащается реальными жизненными историями действующих лиц. «Вот модель моего дома, вот сидит моя семья. Вот и я сам», – показывает пожилой мужчина на крохотных человечков. «Вот мост, который был в нашем городе, но его распилили и увезли в Советский Союз после Второй мировой войны по программе репарации», – объясняет немолодая женщина, нежно касаясь перил моста.

На сцене объемнейшая модель железной дороги, по которой бежит крохотный поезд. Его путь снимается на видеокамеру, и вы можете увидеть все детали меняющегося пейзажа. Используя новую технику «пустого экрана», освоенную в кино, режиссер каждому из исполнителей дает возможность «вписаться» в экранный пейзаж и осуществить мечту. Один едет на дрезине, другой летит, кто-то вообще оказывается в выморочном мире стерильного будущего.

Швейцарский театр волнуют проблемы сегодняшней Европы и стремительно ухудшающиеся перспективы ближайших десятилетий. Исполнители во время действия успевают обсудить самые разнообразные мировые проблемы: тут и модифицированное мясо, и сокращение сельскохозяйственных площадей, массовый отъезд европейских разоряющихся фермеров в Канаду. Много места уделено силовой политике Соединенных Штатов, успевающих сбрасывать бомбы на самые разные мировые территории. Но странным образом все эти реальнейшие вопросы мировой политики, социальных и экономических процессов производят впечатления все тех же любимых игрушек, которыми балуются пенсионеры с единственной целью занять свой досуг.

«Очищенные» – пожалуй, одна из самых отталкивающих пьес в наследстве Сары Кейн. Как говорит сам постановщик спектакля Кшиштоф Варликовский, в ней изображен «мир, который невозможен». Патологический мир без единого проблеска света. Актеры во время репетиций даже отказывались от ролей, мотивируя это нежеланием забираться в темные дебри собственного подсознания, погружаться в хаос разрушительных чувств. Сцена почти все время утопает в полумраке. Варликовский выстроил мир, похожий одновременно на операционную и спортивный зал (с боксерской грушей, свисающей с потолка). Оба эти места ассоциируются с болью, кровью, мучением. Персонажи похожи на лабораторных животных, которых бьют током за любой жест, любое выражение чувств. Каждое шевеление тела или души оборачивается болью. Корчится героиня, потерявшая любимого брата и решившая «стать им», даже ценой изменения пола. Мучается влюбленный гомосексуалист. Каждая попытка выразить свою любовь оборачивается пыткой: ему отрезают язык, чтобы он не мог говорить. Потом руки – чтобы он не мог писать. Потом, когда он пытается «станцевать любовь», – отсекают ноги.

Символическая «плата за любовь» обретает в постановке Варликовского отталкивающую наглядность. Как объяснял сам режиссер, пьеса Сары Кейн, когда он впервые с ней познакомился, «заставила его почувствовать себя опустошенным, но забыть ее он не смог». Польский спектакль действительно ранит, его хочется забыть, как забывают страшный сон, но это сон, который не забывается. В искаженном зеркале «Очищенных» отражаются страшные сны и фобии нашего сегодняшнего дня.

Я не знаю, что страшнее – самоубийственное отчаяние героев польского спектакля или бодрый инфантилизм героев «Мнемопарка», самозабвенно несущихся по кругу на игрушечном паровозике.