Posted 13 марта 2013,, 20:00

Published 13 марта 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 05:01

Updated 8 марта, 05:01

Лунатик в березах

Лунатик в березах

13 марта 2013, 20:00
Несмотря на то что внимание общественности в последнее время было приковано к нехудожественным событиям, случившимся вокруг Большого театра, последняя премьера показала, что Большой по-прежнему выполняет свою главную задачу – заниматься высоким искусством. Афиша театра пополнилась новым названием. Это «Сомнамбула» Белл

Музыку «Сомнамбулы» лучше всего описывает слово «очаровательная». О Беллини говорят, что у него «каждая следующая нота возникает из предыдущей, как плод из цветка, всегда по-новому, всегда непредвиденно, иногда неожиданно, но всегда логично». Плавные, гибкие мелодии, полные элегической красоты, вдохновили Верди на глубокие слова о Беллини: «Он богат чувством печали, чувством индивидуальным, ему одному присущим». А нашего Глинку на премьере в Милане в 1831 году его музыка заставила пролить «обильный ток слез умиления и восторга».

Композитор создал оперу, заинтересовавшись полученным либретто о девушке-лунатике. Модная в эпоху романтиков тема сомнамбулизма претворена в историю о любви Амины и односельчанина из швейцарской деревни по имени Эльвино. Уже прошла помолвка, как вдруг приезжает местный граф. Ночью в его комнате появляется Амина, которая, как выяснилось, ходит и разговаривает во сне. Спящая красавица нежно лепечет о возлюбленном, но при этом ложится прямо в графскую постель. Соблазн, конечно, велик, но изумленный мужчина предпочитает ретироваться. Разумеется, грядет скандал, жених оскорблен в лучших чувствах, а соседи (хор) многословно судачат и так и сяк, то обвиняя девушку, то сочувствуя ей. Ученый граф объявляет, что Амина невинна, и рассказывает сельчанам о лунатизме. Правда, они ему не верят, предпочитая передавать друг другу страшную историю о белом призраке, бродящем в окрестностях по ночам. Но появляется доказательство правоты помещика: вновь задремавшая Амина на глазах у всех сходит с крыши. Все радуются, а повеселевший жених с реабилитированной невестой идут венчаться в церковь.

Пицци изначально хотел поставить оперу не о конкретной крестьянке, а некую притчу о человеке, непохожем на других, и поэтому ему понадобилось устраниться от густого местного колорита. Решив, что место действия будет достаточно условным, режиссер стал искать конкретное оформление условности. И получилось так, что для нас эта постановка неожиданно лестная. В сугубо итальянской опере с видом на Швейцарские Альпы режиссер обнаружил русский акцент, причем вывел его на поверхность вполне корректно, без насилия над спецификой формы и содержания. На сцене создан особый, полусказочный, мир, где солнце и луна гаснут и зажигаются мгновенно, в зависимости от настроения героев, а приметы русской «чеховской» жизни непринужденно соседствуют с условной романтической призрачностью. Чехов с его знаменитым «подводным течением», когда «разные планы жизни» незаметно, исподволь складываются в ежеминутные драмы, создавая «тревожный и сложный гул бытия», стал точкой отсчета для режиссерской концепции.

Об увлечении такими мотивами Пицци предупредил заранее. Поэтому никто не удивился, когда после поднятия занавеса на сцене обнаружился уютный светлый пригорок, на котором росли березки. Начиная с не менее уютной помолвки героев, со сцены полился поток всеобщего счастья, прерванный дисгармонией. Мизансцены устроены крайне просто, чтобы артистам было удобно петь: на пол (распространенное положение тел в современной оперной режиссуре) Пицци уложил героев всего один раз. Белые, как стволы берез, одежды положительных героев, черно-белый (то есть психологически амбивалентный) костюм графа, длинные цветные платья простодушных сельских женщин и соломенные канотье мужчин – все это, по мысли сценографа (сам Пицци и делал оформление), должно приблизить спектакль к идее связи человека с природой. А может, и с космосом (русские березки у Пицци растут в какой-то необъятной гулкой пустоте). Эта космическая связь есть и у героини-сомнамбулы: ведь никто не знает, в чем причина и суть ее таинственной особенности.

Последующие сцены будут проходить то в серого цвета гостинице с большой белой кроватью, то в той же роще, но около мельницы с вращающимся колесом. Именно с мельничной крыши бессознательно спустится Амина, спящая на ходу и во сне признающаяся в любви к жениху. Это происшествие, показавшее всем, что «коварная изменница» невиновна, приведет мир в изначальный уют и погасит расширяющиеся круги хаоса. Например, козни самоуверенной девушки Лизы (Анна Аглатова), соперницы Амины в чувствах к Эльвино, не увенчаются успехом. А сама Амина споет знаменитое финальное соло Ah, non giunde uman pensiero, в котором есть слова: «Землю, на которой мы живем, мы любовью превратим в небеса».

В итоге простенькая фабула у Пицци оказывается не так уж и проста, а в сочетании с музыкой – тем более. Но, конечно, в опере бельканто смыслы прежде всего раскрываются через вокал. А с пением премьере повезло. Лора Клейкомб, приехавшая исполнить Амину из Америки (певице хотелось бы пожелать чуть более ярких тембровых красок), обитала в недрах бельканто абсолютно непринужденно, словно не сложнейшие колоратуры выдавала, а, допустим, разговаривала по телефону. Лишь в последние пять минут голос подвел певицу: наверно, сказались усталость или нездоровье. Исполнитель партии Эльвино пел так, что слова дирижера «ваш билет на этот спектакль будет полностью оправдан, если вы просто услышите Колина Ли» еще не в полной мере передают впечатление от блистательного южноафриканского тенора. Сам Маццола во главе оркестра Большого театра был вполне успешен: он тактично подавал вокалистов, не форсируя громкости оркестра, по принципу «минимум материала и максимум выразительности». И вся идея «Сомнамбулы», оперы про испытание идиллии, засияла чистым светом.

"