Posted 13 января 2014,, 20:00

Published 13 января 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:30

Updated 8 марта, 04:30

Художник, писавший на кинопленке

Художник, писавший на кинопленке

13 января 2014, 20:00
В советском кино было три гения: Эйзенштейн, Тарковский и Параджанов. Первый открыл выразительные средства монтажа, второй – способность кинематографа запечатлевать внутренний мир человека, а третий – возможности визуальной киногении.

Необыкновенный кинематографический дар Параджанова, родившегося в Грузии под именем Саркис Параджанян, проявился внезапно – в фильме «Тени забытых предков», который вышел на экраны, когда автору пошел пятый десяток. До этого он успел закончить ВГИК, где учился в мастерской Игоря Савченко вместе с Александром Аловым и Владимиром Наумовым, и снять на Киевской киностудии имени Довженко несколько типичных для 1950-х годов ходульных картин, о которых впоследствии отзывался весьма критически. В «Тенях» Параджанов впервые обратился к конгениальному литературному материалу, одноименной повести Михаила Коцюбинского, которая позволила ему раскрыть свой художественный потенциал. Эта картина с замечательным Иваном Миколайчуком в главной роли и поразительной операторской работой Юрия Ильенко (скоро ставшего известным режиссером), инициировала направление, названное «украинским поэтическим кино».

Между тем Параджанов в этом стиле больше не работал – следующий фильм, «Цвет граната» (1968), он сделал на «Арменфильме», на армянском материале и в другой, более близкой ему поэтике – ряд отдельных живописных сцен вместо обычного сюжета, статичные планы вместо динамичных, созерцательность вместо открытой экспрессивности. А «Легенду о Сурамской крепости» (1984) выпустил на «Грузия-фильме», так что отнести его творчество к одной национальной культуре нельзя, а можно лишь выделять те или иные культурно-национальные мотивы. Он был художником в первичном значении этого слова – писал свои движущиеся картины цветом и светом. Жаль, что не занимался ни плоской, ни кукольной анимацией – увековечил бы свое имя и в ней. Но помимо кино занимался инсталляциями и коллажами, умея из любого подручного хлама создать нечто удивительное.

Между второй и третьей картинами прошло 16 лет, и этим простоем он обязан своему свободомыслию и нонконформизму, с одной стороны, и стране, в которой жил, – с другой. Стиль его бытового и гражданского поведения выходил за огороженные колючкой границы, за которые запрещалось выходить советско-подданному, тем более представителю «важнейшего из искусств». Он стал едва ли не единственным советским режиссером, подписавшим письмо против политических преследований, более того, первым в числе украинских интеллектуалов поставил свою подпись – шаг, на который и в нынешнее время не отважится 99 процентов кинематографистов. Такого коммунистическая власть стерпеть не могла и после позорного суда (1974), заткнувшего за пояс процесс над Оскаром Уайльдом, приговорила к пяти годам заключения по обвинению в гомосексуализме – достойный ответ художнику и гражданину, который сегодня поддержали бы сотни тысяч, если не миллионы гомофобов. Отсидев четыре года, Параджанов был выпущен вследствие многочисленных обращений, в том числе Годара, Трюффо, Феллини, Висконти, Антониони, Росселлини, Тарковского и поэта-коммуниста Арагона, лично обратившегося к Брежневу. От этого периода его жизни помимо лагерных писем и легенд, неизменно следовавших за ним, остались «марки с зоны», нарисованные на обратной стороне спичечных этикеток и бумажных клочков, «талеры» из залитой смолой фольги с тиснеными портретами и другие поделки – художник везде художник. Да еще трагикомическое определение: «армянин, родившийся в Грузии и отсидевший в русской тюрьме за украинский национализм».

Последним законченным фильмом мастера стал «Ашик-Кериб» (1988) по мотивам сказки Лермонтова. В 1990 году Параджанов, как четырьмя годами раньше Тарковский, умер от рака легких – в чем невольно видится нечто символическое, поскольку гениям вообще присуще легкое дыхание. В Тбилиси ему поставлен, точнее, прикован к стене изумительный памятник, скопированный со знаменитой фотографии Юрия Мечитова, запечатлевшей Сергея Иосифовича в прыжке, который под рукой скульптора Важи Мекаберидзе превратился в поистине шагаловский полет.

"