Меж двух огней

«Окно в Европу» открылось ромкомом Мгера Мкртчяна и Аркадия Григоряна «Дед 005» про выпускника дипакадемии, отправленного на службу в Ереван и влюбившегося в армянскую девушку, у которой уже имеется жених. На помощь молодому дипломату прилетает из Москвы его дед, отставной кагэбэшник, и вместе с приятелем-кардиологом (Вахтанг Кикабидзе) устанавливает слежку за соперником внука, чтобы подбросить девушке ложный компромат на него. Поскольку молодые и средневозрастные актеры выглядят довольно бледно, а их персонажам откровенно нечего делать на экране, на роль подлинного героя выходит действующий филер, которому Сергей Шакуров к тому же отдал изрядную долю своего обаяния, скрашивающего его неблаговидные делишки. В итоге фильм вышел, что называется, с душком.

Конкурс фестиваля начался с картины Ларисы Садиловой «Она» о юной и не знающей русского языка таджичке, приехавшей в Россию к своему парню, нелегальному гастарбайтеру. Фильм привлекает достоверностью в изображении быта и отсутствием надуманных обострений, но его течение слишком ровно для того, чтобы вызвать сколько-нибудь сильные чувства, а финансовые затруднения в процессе производства привели к сюжетным прорехам, вызывающим безответные вопросы относительно связей между персонажами и обстоятельствами их жизни.

Простота строения связывает фильм Садиловой с другой картиной конкурса – «Мотыльком» Вячеслава Семенова и Натальи Габышевой. Советские годы, небольшая деревня на берегу реки, одинокий немой парень, фотограф-любитель, тщетно пытающийся ухаживать за девушками, пригретая им собака и норовящий выселить его из дома родной дядя. Полудокументальная манера съемки, непритязательность истории, отголоски «Муму», отсутствие сколько-нибудь новых характеристик тогдашней жизни – в сущности, такое кино могло быть снято и выйти на экраны (с парой оптимистических поправок) сорок – пятьдесят лет назад, но трудно представить, кому оно нужно сейчас…

Увы, без неестественного обострения не обошлось в следующем конкурсном фильме – «Деливерансе» дебютанта Сергея Кузнецова. В основе – история мальчика, влюбившегося в девушку лет на 10 старше его и продолжавшего любить ее еще много лет. Этот сюжет сам по себе затрагивает скрытые зрительские чувства (особенно мужские) и талантливо снят с использованием закадрового повествовательного голоса и видеокамеры, имитирующей взгляд героя. К сожалению, столь простой сюжет показался автору недостаточным, поскольку он решил порезать его на куски, выкинуть связки и затолкать в вычурную, как название «Деливеранс», рамку. Фильм начинается с того, что некий еще молодой человек очухивается в морге. Но это бы еще ничего – хуже то, что он приходит не в себя, а в полное беспамятство, и эта амнезия при попустительстве режиссера не дает зрителям понять, каким образом безнадежная любовь довела беднягу до покойницкой. Справедливости ради следует добавить, что автор, усложняя конструкцию, еще и хотел поговорить с публикой новым киноязыком, чтобы выразить им некое метасодержание, но эту попытку трудно назвать успешной.

Примерно то же произошло с другим дебютантом – 69-летним (!) Александром Мелентьевым в фильме «Прозрение». Сентиментальный сюжет с двумя слепыми влюбленными – девушкой и юношей, который снимает ее и себя на видеокамеру, обернут криминальным сверхсюжетом – героя облыжно обвиняют в убийстве и упекают в тюрьму, где он ведет проникновенные разговоры со следователем, которому поручено изучить вопрос об УДО, вследствие чего прозревает не первый, а последний. Эти метафизические беседы до такой степени выходят за рамки компетенции следствия и становятся настолько условными, что скопившееся зрительское недоумение в конце концов разряжается незапланированным смехом.

Аккуратнее использована условность в «Собачьем раю» Анны Чернаковой по сценарию Александра Адабашьяна, сыгравшего в фильме выразительную роль «самоустранившегося» человека и дополнившего визуальный ряд рисунками, имитирующими детские. Действие, отнесенное к 1952 году, замкнуто в стилизованном театрально-телевизионном пространстве элитного московского дома с внутренним двором, включает всего дюжину персонажей и показано как бы с точки зрения двух невольных соглядатаев, мальчика из вернувшейся ссыльной семьи и его подружки. Это снимает ряд вопросов, выводящих за пределы построенного мирка, но все же оставляет недоуменный осадок по поводу недостаточной прописанности сюжетных обстоятельств, касающихся причин ссылки и мечты мальчика вернуть брошенного в Магадане пса. Не очень органичным выглядит и совмещение «взрослой» истории с «детской»: что могло бы быть интересно детям, не очень интересно взрослым, и наоборот. Тем не менее в картине чувствуется страшноватое обаяние конца сталинской эпохи, сардонически названной «Собачьим раем».

О других фестивальных картинах читайте в следующем репортаже из Выборга.