Posted 12 мая 2005,, 20:00

Published 12 мая 2005,, 20:00

Modified 8 марта, 09:39

Updated 8 марта, 09:39

Юрий Грымов

Юрий Грымов

12 мая 2005, 20:00
Один из самых неординарных отечественных представителей отечественного шоу-бизнеса, Юрий Грымов решил обратиться к ранее запретной для российской культуры теме – теме абортов. Об этом он снимает новый фильм по роману Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого». В перерыве между работой Юрий ГРЫМОВ ответил на вопросы «Новых Извес

– Почему вы выбрали для экранизации «Казус Кукоцкого», даже сама Улицкая назвала свой роман «очень элитным»?

– В кино меня всегда интересовало многоточие. Литература в этом смысле выше кинематографа, она дает читателю больше возможностей додумывать то, что не написано. Я все время пытаюсь найти в кино язык, похожий на литературный, чтобы зритель был соучастником, чтобы он переживал. Все самые прекрасные российские картины отличались этим. Сейчас зрителю все очень конкретно объясняется. Вспомните «Летят журавли» – это гениальное кино, там миллион многоточий! Когда я посмотрел этот фильм в детстве, то понял, что должен заниматься кино.

Сложность романа Улицкой в переложении на экран была в том, что в нем происходит очень много событий, действие романа развивается на протяжении почти семидесяти лет. Сейчас кино становится все примитивнее и примитивнее, уже по мультикам снимают его. Исходя из этого, Улицкой казалось сложным сделать сценарий для фильма, но я предложил ей свою версию, и она согласилась. В итоге мы писали сценарий вместе.

Лично для меня в этом романе главными были история большой любви, проблемы генофонда и абортов. Проблемы, которые есть в «Казусе Кукоцкого», были интересны мне самому. И мне хочется, чтобы мы задумались над вопросом: кто мы?

– Эти проблемы вам лично показались интересными или вы специально решили сегодня заострить внимание общества на них?

– Когда люди говорят от имени народа, это очень опасно, в этом есть что-то лживое. Я считаю, что человек прежде всего должен говорить от своего имени. Если я делаю рекламу, то делаю ее для людей. Если «Коллекционера» я делал как арткино, то «Кукоцким» я иду навстречу зрителю. Этот фильм про нас, про то, что случилось с Россией после 1917 года.

– Юрий, вы выросли в одной стране и, наверное, не догадывались, что жить придется совсем в другой…

– Мне с самого начала были несимпатичны пионерские организации. Но в нашей стране есть уникальная возможность – мигрировать, не переезжая в другую страну. Это уникальный аттракцион такой получается – страна-панк. Мы мигрируем из строя в строй, не уезжая из страны.

Это данность, но это и трагедия. Мне кажется, что наша великая и могучая партия должна раскаяться. Должен состояться некий а-ля Нюрнбергский процесс над партией, которая уничтожила миллионы людей, изменив генофонд нации, порождая «детей страха». Это должно произойти. Кто-то должен покаяться. Даже католическая церковь нашла в себе мужество покаяться в своих злодеяниях. Мы же до сих пор не признали, что коммунистическая философия не просто утопическая, она была варварской и дьявольским порождением. Благодаря ей было уничтожено целое общество.

– В своем новом фильме собираетесь пугать, ужасать зрителя?

– Нет, не буду. Мне хотелось показать ужасную коммунистическую машину, которая перемалывает личность. В фильме один герой говорит другому: «Как ты думаешь, кто выживает в современном мире – умный, талантливый, самобытный? Нет. Выживает серый и льстивый приспособленец». Эти приспособленцы – порождение ленинской и сталинской политики. Если честно, мне не нравится, что сейчас происходит некая идеализация Сталина.

– Это мало кому нравится. Но его идеализируют как государственника, при нем все-таки уважали нашу страну...

– Для меня он дьявол во плоти. Немногие нации уничтожали себя, но он же уничтожил миллионы людей, он миллионы людей закопал! В их числе такие, как герой моего фильма. Кукоцкий – это человек, который служил России, а ему предлагали выбирать: за красных он или за белых? А он занимался проблемой деторождения. То есть он был за женщин, за их здоровье.

Сталин запретил аборты. Вот через эту проблему – проблему криминальных абортов – мы показываем, сколько погибло женщин. Мужчины пришли с войны, и начались криминальные аборты, гибли женщины, гибли нерожденные дети. Я считаю, что это одно из вредительств товарища Сталина.

– Почему именно тема запрещенных абортов показалась вам интересной?

– Потому что это и есть проблема генофонда. С 1917 года в России планомерно отстреливались или насильно из нее высылались лучшие люди. Из России уехал офицерский состав, потом выслали два парохода с интеллектуалами, далее гражданская война, репрессии, и появились «дети страха». Появившийся впоследствии советский народ – это не русский народ, это нечто другое, совершенно новое. Думаю, в России фраза «выживает сильнейший» не актуальна – у нас «выживает серейший». Это очень плохо, потому что выживать должны яркие и самобытные люди, а не удобные. Когда в обществе есть яркие личности – это здоровое общество.

– Как вам удалось заманить в вашу картину Алексея Баталова, который не снимался 15 лет?

– В свое время мы работали с ним над телевизионным проектом «Ожившие картины» и «Ожившие стихи». Когда я рассказал о «Кукоцком», ему стала интересна тема, и он согласился.

– В своем проекте «Ожившие картины» вы оживляли свои любимые произведения?

– Мы «оживили» 18 картин и могли бы продолжить проект. Но у нас все как-то странно: стоит поменяться на телеканале руководству, тут же надо канал переоформлять. Я считаю, что наша идея «оживления картин» была очень творческой, с хорошей потенцией. Она носила и образовательный характер – люди, приходившие в Третьяковку, задерживались около тех картин, которые мы «оживляли». Я считаю, что ТВ должно носить не только развлекательный характер, но и познавательный. Для того проекта я сам отбирал картины. Всю работу мы делали без компьютера, на нем нельзя достичь нужной пластики и достоверности, шили костюмы. Начать мы хотели с картин, известных каждому со школы, потом планировали перейти к сложным. Например, «Боярыня Морозова» известна всем, а «Письмо с фронта» знают немногие.

– Вопрос как к человеку, имеющему отношение к рекламе. Вас сегодня от телероликов не тошнит?

– Тошнит. Я могу объяснить, почему произошла некая деградация рекламы. В 1995–2000 годах и я, и другие, кто занимался рекламой, получали призы на разных конкурсах. В рекламе даже появился некий «русский стиль». Сегодня рекламой занимаются люди, прочитавшие две книжки про американские рекламные технологии. Креатив, творчество в рекламе исчезли. При этом Россия творческая страна, потому что только в России в средней школе изучают Достоевского, это немаловажный факт. Россия ближе к Богу, ближе к Творцу. У нас очень гибкий ум, поэтому мы умеем читать между строк.

– Вы сказали, что русский народ ближе к Богу. Почему же, по-вашему, он ближе, чем другие?

– Это – созидательный народ, народ-творец. Он сотворил Сурикова, Чехова, Достоевского, Эйзенштейна. Он и сейчас творит. Не надо думать о нем, смотря «Фабрику звезд». Очень много интересного есть и в театре, и в кино, и в среде художников.

– Зачем же тогда этот народ кормят «фабриками»?

– Мне кажется, что это некое тупиковое состояние. Люди просто гонятся за рейтингами. Но я считаю, что рейтинг – это не показатель интереса страны. Я знаю тысячи людей, которые не смотрят телевизор.

– Вы как-то пренебрежительно прошлись по американским рекламным технологиям. А вообще, как вы относитесь к американцам?

– Для меня показателем того, что сделали американцы, является их кухня. За всю свою историю они придумали только кока-колу. Даже гамбургер не их изобретение. Кока-кола – это максимум, что они придумали в культуре еды и питья. При этом есть богатейшие русская, французская, японская кухни.

– Но ведь американцы очень похожи по ментальности на советских людей…

– Это когда они стали похожи? Только в 70-е годы. И что тут хорошего? Я считаю, что Россия – это страна с богатейшей культурой, которую надо оберегать. Я где-то прочитал, что культурный слой Земли всего семь сантиметров. Если его не оберегать, то его просто смоет, а для того, чтобы появился новый культурный слой, необходимо 50 лет. Поэтому нужно бережно относиться к культуре, к своим генам, к своему прошлому. При этом в обществе должны быть яркие современные личности. Не надо постоянно апеллировать к Чехову и XIX веку. Пока мы не полюбим себя, нас никто не полюбит. Нам всем надо понять очень простую вещь: главная государственная проблема – это жизнь одного человека, ее ценность. Как-то раз я услышал по ТВ странную фразу «Жертв немного. Погибли три человека», а потом ведущий добавил: «Оставайтесь с нами». Нет, я не хочу оставаться с ними.

– Вас много критиковали за разработку фирменного стиля Большого театра, обвиняли в ретроградстве...

– Как только меня пригласили разработать стиль Большого театра, я заявил, что моя задача сделать его несовременным. Мы с друзьями работали, как археологи, пересмотрели много рисунков. Попытались скомбинировать то, что было до нас, и выбрали стиль ампир. В нем мы нашли безымянную виньеточку, она не принадлежит имени известного художника, таких как она – миллион. Мы ее обработали, ввели в нее логотип и год создания театра, именно этого в ней и не было. Мы сделали это так, как и хотели, – чтобы не было ощущения, будто она сделана в наше время.

Именно это было преимуществом и всегда презентовалось. Люди, которые устроили этот скандал, не понимают, что я делаю. Для Большого театра ничего не надо создавать, он уже сам по себе бренд. Надо было всего-то чуть окультурить стиль.

– Но авторы тех скандальных публикаций намекали на сумму вашего гонорара.

– Есть такое понятие, как «русская душа». Ей свойственна зависть. Что же поделаешь, если кого-то зависть душит. Я не понимаю, в чем тут проблема.

Вы можете себе представить – мы три с половиной месяца потратили на поиски стиля. Это же гигантское количество времени и труда. Нарисовать галочку и написать «Банк такой-то» ума много не надо. А вот разрыть архивы, найти именно то, что нужно скомбинировать, гораздо сложнее. Фирменный стиль Большого театра не только в его логотипе, это еще и стилизация шрифтов на афишах, растяжки. Я горжусь этой работой. Это суперработа.

– Такое ощущение, что вы занимаетесь всем подряд как бы ради галочки. Поставил фильм – галочка, поставил оперу – галочка, занимался рекламой – снова галочка, выпустил спектакль о наркомании – опять галочка.

– Я делаю то, что мне близко. Например, меня волнует, почему умалчивают о проблемах наркомании. По Москве развешаны плакаты «Будь независимым. Скажи наркотикам «Нет!». Кому это адресовано? Это безадресная реклама. Кто берет на себя грех умалчивания? Я высказал свою позицию, поставив спектакль про Курта Кобейна – человека, который на наркотиках построил часть своего творчества и умер из-за них же.

Сейчас я пишу сценарий комедии. Наше общество очень напряжено, и хочется, чтобы была какая-нибудь отдушина. Я не для галочки это делаю, а потому что в данный момент мне это близко. Я все делаю искренне, это моя жизнь, и я себя считаю свободным человеком.

– Обычно к 40 годам многие добившиеся чего-то в жизни почивают на лаврах...

– У меня нет такого. Меня сильно бодрит, когда меня ругают в прессе. Но возбуждает и то, что билеты на мои спектакли раскупаются все и что спектакли идут с полным аншлагом. Мне уставать не от чего. Можно устать, когда вас все любят, когда вы весь такой великий. Но, поверьте, в России надо жить долго. У нас только к 60 годам начинают любить и почитать, а до этого тебя поносят, как хотят. Для меня было шоком, когда я узнал от Баталова, какие проблемы были у фильма «Летят журавли».

– Как у режиссера, у вас есть основная тема в творчестве?

– Я все время снимаю кино о женщинах. Я смогу снять и блокбастер, но он все равно будет о них. Я считаю, что наша планета Земля – это планета женщин, их гораздо больше. Еще мне кажется, что они очень удачно навязали нам мысль, что мужчины главные.

Женщина – это космос, она бесконечна. Мужчина никогда не может быть космосом, он конечен. Посмотрите на проходящую мимо беременную женщину. Вы только представьте себе, что внутри нее живет другой человек, он развивается, питается, в организме женщины идет гигантская перестройка.

– А когда мимо проходит девушка с баллоном пива, что представляете?

– Это ужас. Я не могу это видеть. В Европе вы нигде не увидите такого, да и у нас никогда раньше этого не было. Недавно запретили рекламу пива. Наверное, в этом есть какая-то часть решения проблемы, но одними запретительными методами ничего не добьешься. Мне кажется, что важнее поднимать культуру пития, и тогда пить будут меньше.

– У меня сложилось впечатление, что вы очень уверенный в себе человек, которому не свойственны сомнения.

– Я считаю, что не надо других грузить своими проблемами. Почему я должен перекладывать на других свои сомнения? Я не хочу нарушать чужую свободу своими проблемами.

– Но вы сами говорите, что своими фильмами высказываете свою позицию.

– Это совсем другое. Я не в церкви и не хочу показывать всем, что у меня на душе. Мои внутренние проблемы – это очень интимное дело.



Справка «НИ»

Юрий ГРЫМОВ родился 6 июля 1965 года в Москве. Первое место работы – модельщик на АЗЛК. Съемкой рекламных роликов и видеоклипов занимается с 1988 года. В 1992 году стал творческим директором рекламного агентства «Премьер СВ». Позднее организовал свою студию «ЮГ». Снял более трехсот рекламных роликов и музыкальных клипов. Участвовал в оформлении телеканалов РТР и REN-TV. Его работы были не раз отмечены призами на международных кинофестивалях рекламных фильмов. Как режиссер-постановщик художественных фильмов, дебютировал в 1996 году с короткометражкой «Мужские откровения». Первый полноформатный фильм «Му-Му» вышел на экраны в 1998 году. Затем снял фильм «Коллекционер». В прошлом году поставил оперу «Царская невеста» в театре «Новая опера». Разработал фирменный стиль для Большого театра. Много работает в области фотографии.

"