Композитор Владимир Мартынов

– Владимир Иванович, вы пишете и издаете книги, устраиваете выставки и музыкальные перформансы, играете в спектакле театра «Практика». Чем объяснить такую широту интересов?

– Мы живем в эпоху слома прежней цивилизации. Сейчас любая работа, сделанная в рамках узкого профессионального сообщества – литературного, философского, композиторского или театрального, – никому, кроме членов этого сообщества, не интересна. Зациклившись на своей специальности, можно вообще утратить представление о реальности. По-моему, что-то живое можно сделать, только работая на стыке разных искусств или наук. Сейчас я занимаюсь новым проектом, который назвал автоархеология – это попытка разобраться в каких-то внешних обстоятельствах, пропустив их через себя, и понять себя через эти внешние обстоятельства.

– Вам не кажется, что автоархеология напоминает записи в блогах?

– Хорошо, что вы вспомнили о блогах. Меня всегда интересовало сетевое или интертекстуальное сознание. Заводя блог или высказываясь на форуме, многие придумывают себе имена или прозвища. Сочиняют биографии или внешность своих интернет-героев, которые не соответствуют их собственным. В итоге возникает ощущение, что автор интернет-текста – это некая видимость. Читая написанный им текст, можно судить не о личности, а только о некой сумме фактов, создающих иллюзию этой личности.

– Давайте поговорим о более прозаических вещах. Меня всегда интересовало, может ли композитор в наше время заработать себе на жизнь, сочиняя только академическую музыку?

– Не думаю. Академический композитор может нормально жить, только занимаясь какой-то дополнительной работой. Все мои знакомые композиторы пишут музыку для театра и кино, преподают или занимаются редакторской деятельностью, некоторые даже набирают на компьютере ноты. Я тоже ничего не получаю ни за свои произведения, ни за книги. Живу на деньги, заработанные за музыку для кино и театра. Иногда можно получить за произведение хороший гонорар. Но гонорары – это разовые выплаты.

– Приносят ли композиторам доход авторские отчисления от исполнения их музыки?

– Нет, если только они не сочиняют попсу. У меня за год набегает всего тысячи три авторских. В принципе, закон об авторских отчислениях мало помогает людям, которые пишут академическую музыку.

– Выходит, Российское авторское общество заставляет авторов серьезной музыки ходить с протянутой рукой?

– РАО довольно хорошо отлавливает авторские отчисления за кинопродукцию. Его представители судятся, если какой-то кинотеатр недоплатил авторских, и получают их. Но если, например, симфония композитора исполняется один раз в большом зале, то о каких авторских тут можно говорить? Это просто не серьезно.

– Значит, в советское время композиторам жилось лучше?

– Советское правительство заботилось о творческих людях. Многие из них были «прикормленной элитой». Они поддерживали честь страны, ее международный престиж.

– Интересно, как их «прикармливали»?

– Союз композиторов выделял своим членам какие-то ссуды, иногда безвозмездные. Но главной «кормушкой» была в советское время закупочная комиссия при Министерстве культуры. Она покупала разные художественные произведения. За оперу платили девять тысяч рублей – по тем временам это очень большие деньги. Композиторы знали, что в тяжелой ситуации можно написать симфонию или сюиту и продать в закупочную комиссию. Самое интересное заключалось в том, что она покупала в основном заведомо ненужные произведения. Конечно, иногда композиторы продавали и что-то хорошее, но их сочинения никто и никогда не исполнял.

– Почему сейчас у Российского государства пропадает интерес к культуре?

– Интерес действительно пропадает, но это происходит не только в России, но и во всем мире. Урезание бюджета на культуру началось еще в 1980-х годах. Если у академического композитора раз в жизни выходит диск, он считает, что ему крупно повезло.

– Может, пора реформировать государство? Никита Михалков не так давно написал о реформах манифест. Вы его читали?

– Не читал, и у меня нет никакого желания знакомиться с этим манифестом. Формулировка «как нам обустроить Россию» для меня непереносима даже из уст самого Солженицына.

– Как вы считаете, в России возможна демократия? Или нам и вправду нужен консерватизм, а то и монархия?

– На мой взгляд, необходимо понимать, что Россия и российская государственность – две абсолютно разные вещи. Россия мне очень дорога, но, по-моему, российская государственность в любом виде – это что-то антисанитарное. Независимо от того, демократия это или монархия. Может, дело в том, что Россия – одно из самых удивительных явлений в мире, которому никакая государственность не подходит. Многие сейчас называют российскую монархию идеальным государством. Но о каком идеале можно говорить, если в 1905 году, когда Россия проиграла Русско-японскую войну, наши граждане посылали японскому императору телеграммы, поздравляя его с победой. В какой стране это возможно? По-моему, в России говорить о государственности как-то опрометчиво.

– Вы всю жизнь прожили в столице. Москва вашего детства сильно отличается от города, которым она стала сейчас?

– От старой Москвы вообще ничего не осталось. Причем я говорю не о Москве, которую помнили мои родители: мне в 1950-х годах было практически невозможно ничего увидеть из того, о чем они мне рассказывали. Исчезает застройка того времени. Уже сейчас я не могу ничего показать вам из того, что видел в детстве. Я говорю не о каких-то чудом сохранившихся памятниках. Исчезают целые кварталы, районы. Москва вообще такой изумительный город, в котором постепенно приживались все новые архитектурные формы. Я принимаю участие в работе над фильмом Владимира Досталя «Раскол». События этой картины происходят в Москве, но ни одной сцены в Кремле снять не удалось. Оператор не нашел ни одного ракурса, показывающего только старинные здания: везде новоделы. Складывается ощущение, что только что сделали евроремонт. Пришлось снимать Москву в Ростове Великом. А недавно я слышал, что на заседании ЮНЕСКО подали заявку о том, чтобы взять под охрану храм Христа Спасителя. По-моему, это последняя степень падения.

– Если это «последняя степень падения», то как бы вы назвали нынешний генеральный план реконструкции Москвы?

– Я бы назвал его «зачисткой». Как военную операцию, во время которой убивают всех жителей населенного пункта и сжигают дома. О чем говорить? Триумфальная площадь закрыта – из-за этого работникам филармонии и слушателям, приехавшим на концерт, практически негде припарковаться. Реклама загораживает фасады и уродует крыши московских домов. Такого нет практически нигде в мире. Реклама установлена даже на здании Ленинской библиотеки. По-моему, это открытое безобразие.