Солдат в носу

«Рисунок – основа искусства», – не устают повторять в школах и училищах. Кто заходил в музеи Академии художеств, помнит, конечно, бесчисленных голых натурщиков, которых прилежно заштриховывали все академики: от Карла Брюллова до последнего Распупкина. И, честно сказать, только взгляд большого специалиста в этих штрихах и тенях сможет распознать будущего гения или полную заурядность. Рисунок – как ежедневная гиря или пробежка для спортсмена: хочешь идти в живописи дальше – научись правильно держать карандаш в руках.

С другой стороны, рисунок (особенно подготовительный) – это самая интимная сторона художника. До сих пор, например, альбомы средневековых мастеров говорят о них куда как больше, чем иконы и алтари: тут и быстрый взгляд, и смелый ракурс, и масса природных наблюдений. В картине все это улетучивается. Эта прописная истина известна: пока жив рисунок, будут процветать классические школы и академии. Не случайно самый первый вопрос к художнику, который возникает у стороннего зрителя, пытающегося вникуть в навороченную инсталляцию или концептуальное полотно: «А вы рисовать умеете?». «Умеем, все ж таки академии кончали!» – устают отмахиваться модернисты.

Рисунки художника Павла Шевелева как раз и располагаются между школой и интимом. Одна из самых известных его серий создана в Пушкинском музее: он, как заправский питомец академии (хотя закончил Московский полиграф), зарисовывал классические слепки: «Давида» в Итальянском дворике, «Возничего», «Борцов», лошадей кондотьеров. Но ракурсы, в которых подавались известные статуи, навевали всякие посторонние мысли. Давид изображался так, будто художник сел прямо у его ног и смотрит на шедевры Микеланджело снизу вверх, сильно задрав голову... не нужно объяснять, какую часть тела он видел прежде всего. Рядом стоит огромная бронзовая скульптура воина на лошади, от которой на рисунке осталась только мощная лошадиная задница. У знаменитой римской волчицы, выкормившей Ромула и Рэма, Шевелева занимают оттянувшиеся соски.

В таком «кадрировании» и фокусировании вдруг открылся новый метод. Рисунок превратился в подобие фотографии. С его помощью можно «схватить» выразительную деталь, визуальный каламбур. Если для старых мастеров рисунок – способ изучения мира для будущих свершений (вспомним хотя бы «Кодексы» Леонардо да Винчи или Дюрера с зарисовками пестиков-тычинок). Для Павла Шевелева – это бесконечная лаборатория. Графическая серия «Приключение солдатика» соединяет сразу и детское рисование (солдатик цветными карандашами), и концептуальные игры (то он отражается в гранях стакана, то засунут в джинсы, то этим самым оловянным солдатом ковыряют в носу).

Художник не раз повторял, что в настоящих работах «должна присутствовать какая-то наглость», что он не чувствует никакой «правды или психологических глубин в природе», что все глубины – в нем самом, что может нарисовать что угодно на заказ, но главное в искусстве (не заказном) – «чудо». Если подходить проще, рисунки Шевелева рассчитаны на визуальный шок, на странное впечатление, которого никак не ждешь от невинного рисунка. Если продолжать спортивные сравнения, шевелевские рисунки – это уже не тренировочные пробежки с гирями, а химический допинг для современного искусства. И в этом смысле он страшнее для академии, чем экологически чистый раздетый Олег Кулик со всей его компанией провокаторов.




100-летию Дали посвятили «необычную революцию»
В бывшем Музее революции выставлены картины арт-революционеров ХХ века