Джазмен Игорь Бутман: «Мир любит музыканта, пока тот играет»

– Игорь, как произошло ваше первое знакомство с джазом?

– С ним меня познакомил отец. Он очень любил джаз, играл на разных музыкальных инструментах в разных оркестрах. Еще у меня дома были пластинки. Это были старые записи Луи Армстронга и джаз в исполнении Ленинградского диксиленда.

– Кого вы считаете своими учителями?

– Геннадия Гольштейна. Мы познакомились в коридоре музыкального училища, где я учился. Небольшого роста, симпатичный, очень интеллигентный человек. От него я узнал, что такое джаз, что есть упражнения, секвенции, гармония. Он дал мне послушать пластинки, которых у меня не было. Он принес мне записи Чарли Паркера, Колтрейна, Эдерли... Шедевры джаза, прослушав которые, я совершенно обалдел от счастья.

– Вы упомянули Чарли Паркера, биография которого хорошо известна по рассказу Хулио Кортасара. Как вы считаете, эта биография типична для талантливого музыканта? Сложно ли существовать такому человеку в обществе?

– Чарли Паркер ушел в свой мир и умер практически в 35 лет. Весь мир хочет видеть талант немного юродивым. Мир возносит и любит музыканта, пока он может играть. Если музыкант не играет, он никому не нужен. Люди не хотят понимать, что, кроме музыки, которую он играет для них, у музыканта есть свои чувства, свои переживания, свои желания и отношения с этим миром. Сложно быть полностью в музыке и понимать при этом, что происходит вне ее, ассимилироваться в этой жизни. Самое сложное – это научиться быть нормальным и юродивым одновременно. Очень трудно переходить из одного состояния в другое. Глубоко ушедший в музыку человек теряется, выходя из нее в этот мир. Музыканты начинают пить или пользоваться наркотиками. Надо учиться обходиться без этого и гармонично существовать в обоих мирах.

– У вас есть «переводчики», которые помогают вам переходить из одного мира в другой?

– Есть. Они, правда, не совсем понимают, что они делают, и поступают интуитивно, из любви к музыке.

– А есть те, кто любит в вас не талантливого джазового музыканта, а того человека, которому трудно переходить в этот, реальный мир?

– Наверное, есть. Самыми бескорыстными могут быть только родители и близкие люди. Все остальные любят за талант. Но это тоже нормально.

– Это правда, что любой творческий человек одинок?

– На этот вопрос очень сложно ответить однозначно. С одной стороны, есть друзья. А с другой, у каждого музыканта есть свой внутренний мир, в котором он одинок бесконечно, но пускать туда не хочет никого. Может быть, близкие люди бы и хотели тебе помочь, но ты их не пускаешь, отталкиваешь от себя.

– Может быть, мир одиночества и есть тот источник, из которого только и можно черпать вдохновение?

– Я знаю только, чтобы что-то черпать, надо заложить дрова в топку. Работа музыканта, как и любая работа, это тяжелый труд. Нужно все время держать себя в форме. Развитие, поиски, эксперименты – это все хорошо. Но самое главное – много работы. Простой рутинной работы.

– А как же свинг? Когда нет никакой работы, а все музыканты собираются вместе и импровизируют – это тоже рутинная работа или все-таки это полет?

– Свинг – понятие сложное. Когда один великий музыкант мне говорит про другого великого, что тот не свингует, то это для меня загадка. Я просто не позволяю себе говорить о свинге вообще. Кто я такой, чтобы судить, кто свингует, а кто – нет? Эллингтон считал, что если в музыке нет свинга, то в ней нет смысла. На мой взгляд, это несколько спорное утверждение. Само понятие свинга многосложно. Но я знаю точно, что для свинга, который рождается вдохновением, надо очень много трудиться, желать и знать и не бояться отдать все, что у тебя есть.

– Что-то меняется в вашем внутреннем мире, когда вы приезжаете в США? Там есть какие-то иные взаимоотношения между музыкантами? Или это только смена географии?

– Не только география, конечно. Там более глубокая джазовая культура, больше традиций, больше музыкантов. Больше музыкальных событий происходит, постоянный круговорот. Я говорю о Нью-Йорке.

– А что вас возвращает сюда? Ностальгия?

– Да нет. Во-первых, я уже практически определился с домом. Дом мой здесь. Причиной моего отъезда в Америку было то, что мне запрещали непонятные люди выезжать за границу. Они боялись, что я там останусь. Мне был непонятен такой запрет. Что это за такая замечательная страна, если в ней боятся, что ты из нее сбежишь? Сейчас такого запрета нет. Я могу быть абсолютно свободен в своих передвижениях и выборе творчества. Поэтому на сегодняшний момент, живя в России, мне легче и интересней делать то, что я люблю. Можно создать свой очаг джаза, что мы и делаем сейчас с моими друзьями. Здесь есть, для кого играть, и есть те, кто тебя любит.

– Это было определяющим?

– Если говорить о конкретных обстоятельствах моей жизни, то все получилось иначе. Я уехал в Америку и жил в Америке прекрасно и хотел жениться на своей нынешней супруге, перевезти ее туда и с ней жить в Америке. Но ей не дали визу, и мы оказались здесь. Все это ожидание длилось два года, а у нас здесь родился ребенок, и мы остались. Так получилось.

– Не жалеете?

– Я вообще стараюсь ни о чем не жалеть. И потом, нас приглашают по всему миру. А если нужно пропитаться джазовой атмосферой, то можно поехать на пару недель в Нью-Йорк.

– Последний записанный вами альбом – это джазовая обработка известных мультяшных мелодий из советского детства. Как родилась эта идея?

– Этот проект давно назрел. После фильма «Бременские музыканты» Александра Абдулова я где-то по его просьбе играл композицию «Луч солнца золотого» Геннадия Гладкова. И один из моих друзей попросил сделать для новогоднего вечера несколько джазовых и ди-джейских версий мелодий советских мультфильмов. Он просто взял нас «за шкирку», и мы записали эти мелодии. И получилось у нас очень хорошо. К сожалению, эта наша квартетная работа не увидела широкий свет. В том же году, когда я приехал в Нью-Йорк, я показал эту запись одному замечательному джазовому критику Айре Гитлеру, моему другу. Он пришел в полный восторг от того, как это все звучало, и тогда пришла идея записать тот же материал, но уже с большими западными звездами. Мы здесь, в России, нашли партнеров, которые поддержали эту идею экспансии наших любимых мелодий за рубеж. Когда вся эта каша заварилась, я стал искать музыкантов. Два дня, с утра до вечера, мы занимались только музыкой и записывали альбом. Это были прекрасные два дня.

– Скажите, если бы у вас был выбор – только музыка и больше ничего, или целый мир, но без музыки, что бы вы выбрали?

– Только музыка и больше ничего? Вообще ничего? Получится как в анекдоте. Один музыкант попадает в ад. Он лабух, всю жизнь играл по ресторанам. И вот в аду он видит потрясающий оркестр. Там играет Чарли Паркер и на рояле Дюк Эллингтон, дирижирует Каунт Бэйси. И он видит – одно кресло свободно и ждет его. Он садится играть. И все идет. Час, второй, третий. Он поворачивается и спрашивает: «А когда перерыв?» – «А перерыва не будет». Я не хотел бы оказаться на его месте.

– А этот мир, где столько утомительного, суетливого быта, вас не раздражает?

– Я знаю музыкантов, которые не чистят ногти и ходят грязными. Но, как правило, это не очень хорошие музыканты. В любом случае невозможно играть больше восьми часов. Десять часов ты спишь. Оставшиеся шесть часов нужно что-то делать.

– И что вам доставляет удовольствие делать в эти шесть часов?

– Мне доставляет удовольствие многое. Футбол, хоккей, настольный теннис. Кино. Книги. Телевизор. Просто встречи. Просто прогулки.

– Футбол, хоккей – в качестве зрителя?

– Нет, почему? Я три раза ногу ломал, играя в футбол.

– А кино? Какие премьеры остались в памяти?

– Мне понравился фильм Вуди Аллена «Матч-Пойнт». Мне понравился фильм Никиты Михалкова «12». У меня есть вопросы к одной сцене, но в целом сильное впечатление.

– А к финалу у вас нет вопросов? Вы встречали таких людей, как герой Михалкова?

– Вполне. Я видел таких людей.

– Здесь? Или там?

– И здесь, и там.

– То есть мир не безнадежен?

– Мир – он просто замечательный.

СПРАВКА

Джазовый музыкант Игорь БУТМАН родился 27 октября 1961 года в Ленинграде. Учился играть на кларнете в детской музыкальной школе. В 1976 году поступил в музыкальное училище имени Мусоргского по классу саксофона. Будучи студентом, начал играть в джазовом ансамбле Давида Голощекина. С 1983 года выступал в оркестре Олега Лундстрема, затем – в ансамбле «Аллегро» Николая Левиновского. Участвовал в концертах и записях «Популярной механики» Сергея Курехина, групп «Кино» и «Аквариум». В 1987 году уехал в США. Окончил The Berklee College of Music, где получил диплом по двум степеням: концертный саксофонист и композитор. Выступал с ансамблем Гровера Вашингтона и многими другими ведущими джазовыми музыкантами Америки на международных фестивалях, в том числе в Москве, в джаз-клубах Бостона и Нью-Йорка. В 1997 и 1998 годах был продюсером и организатором Независимых джазовых фестивалей в Москве. В марте 1999 года организовал джазовый оркестр Igor Butman Big Band. В 2002 году вместе с Ларисой Долиной создал концертную программу «Карнавал джаза», мировое турне которой пользовалось большим успехом. В 1998–2007 годах – артистический директор московского джазового клуба «Le Club». Один из организаторов ежегодного джазового фестиваля «Триумф джаза». Лауреат Государственной премии России (2004).