Лев Додин

– Сейчас театр срастается с шоу-бизнесом, меняются ценности, цели, задачи и способы существования. Как вы относитесь к этому?

– Я нормально отношусь к шоу-бизнесу. Мне просто кажется, что не надо смешивать разные вещи. А у нас их смешивают. В России, скажем, всегда было деление на писателей и беллетристов. А сейчас все – писатели. Я помню, как в Москву приехали Олби, Стейнбек – живые классики. У них была встреча со зрителями, а потом, опоздав, вошел Артур Хейли, автор тогда чрезвычайно популярных романов. Он сел где-то сзади. Ему наши организаторы стали предлагать пересесть в президиум. Он отказывался. После окончания вечера его журналисты спросили, почему он не пересел. И он ответил: «Там же сидели писатели!» Он все понимал про себя и про место в литературе. У нас сейчас совсем потеряна иерархия. Всех называют писателями, всех называют артистами, все называют театром.

– Сейчас зритель ходит в театр в поисках развлечения. А вы предлагаете «Жизнь и судьбу»...

– Все, чем мы занимаемся в театре, – это все-таки попытка понять – прошу прощения за все высокие слова, – почему и зачем мы живем и почему и зачем умираем. И вне этого нет других смыслов. Я убежден, что и люди в театр ходят ради этого. Даже, если зритель идет развлечься, он хочет развлечься в какой-то высшей структуре, испытать радость. Другое дело, что театр очень редко дает эту возможность – большой радости или большого горя. И большая радость, и большое горе делают нас людьми, на секунду заставляют нас почувствовать себя частью человечества, испытать сострадание по поводу другого, испытать радость по поводу другого.