Три часа с неудачником

С экрана смотрит лицо голубоглазого мужчины: «Два часа назад умерла моя мама». Крупный план безжалостно передает любое дрожание ресниц, испытываешь даже неловкость, подсматривая тайное тайных – всплеск горя, еще не воспринятого ни душой, ни сознанием. Смерть матери – это и смерть огромной части тебя самого, прощание с пластом собственной жизни. Зачин спектакля определяет его стилистику: воспоминания, смертью окрашенные.

Герой с экрана появляется на сцене: Крум – блудный сын, блудный жених, блудный друг, писатель-неудачник – возвращается домой после провалившейся попытки обустроиться в Америке: «В моем чемодане только грязное белье, мама! И я ничего тебе не привез!» Вместе с героем мы три часа будем блуждать по тропинкам его воспоминаний. Ссоры с матерью: «Я не могу есть, когда на меня смотрят, и не могу жить, когда на меня возлагают все свои надежды!» Болтовня с другом. Стычки с соседями, озабоченными, где бы и как вкусно поесть на дармовщинку. Встреча с девушкой Трудой, которую бросил и которая пытается устроить свою жизнь с другим парнем.

Память героя высвечивает жизнь как рентгеновский аппарат: точно передает строение момента, но полностью убирает все «эмоциональные составляющие»: нежность, ласку, любовь, умиление. Горе не искажает мир, оно его обесцвечивает.

За брачным столом здесь сидят как на поминках, поцелуй сменяется ударом. Заботливый муж и отец вечерами надевает женское платье и уходит бродить по улицам, чтобы отдышаться от семейного духа. Жена бросает умирающего мужа и уезжает работать в супермаркете. Нежные супруги переругиваются друг с другом: кто скорее умрет. Текст Ханоха Левина звучит узнаваемо (иногда нестерпимо от этого узнавания), они печальны, мудры и безнадежны. И польская постановка очень точно передает звучание этого текста. Пожалуй, мы давно не видели режиссера, так безоглядно растворяющегося в авторе и так точно передающего авторский звук.

Философ по первому образованию, Кшиштоф Варликовский вообще тяготеет к форме спектаклей-притч. Блуждания человеческой души – вот что всегда в центре его штудий. В этот раз он поставил трудные задачи перед собой, своими актерами и своими зрителями. Три часа без перерыва на антракт вы должны блуждать вместе с терзающим себя неудачником-мазохистом, похоронить его друга и мать, увидеть крушение надежд всех его друзей и знакомых.

Великолепные польские актеры точно чувствуют стилистику автора: ни одной фальшивой ноты, ни одного сбоя, точное чувство партнера и абсолютное бесстрашие в выполнении любых – самых рискованных заданий. Они прекрасно танцуют, поют, они не боятся играть на грани истерики и точно останавливаются там, где натуралистическая достоверность переходит за рамки искусства.

«Трудный ребенок польского театра» Кшиштоф Варликовский демонстрирует в «Круме» высочайшую постановочную культуру. То, как в этом спектакле работает свет, звук, мерцающий экран, висящий над сценой, – предмет зависти. В спектакле огромное количество отобранных и вызывающих дрожь находок-уколов. Перед операцией к безнадежно больному приходит парикмахер. Движение машинки – и перед нами лысая голова (с актера незаметно сняли кудрявый парик).

А вот, обратясь к зрительному залу, Крум просит выйти на сцену счастливую пару – его друг хочет перед смертью сфотографироваться. После долгой паузы «счастливчики» находятся. А остальные сидящие в зале и размышляют: а счастливы ли они со своей половиной? Редко встречаются спектакли, настроенные на такой прямой контакт со зрительным залом и столь бескомпромиссно стремящиеся «повернуть глаза зрачками в душу», и главное – сделать это с такой убедительной искренностью и силой.