Главный хореограф Пермского театра оперы и балета Алексей Мирошниченко

– Алексей, почему для гастролей в Мадриде были выбраны два дягилевских балета, которые создавались композиторами специально для его труппы? Как-то повлиял на выбор тот факт, что «Русские балеты» Сергея Дягилева во время Первой мировой войны на несколько лет осели именно в Испании?

– Это личный выбор советника по художественной политике Королевского театра Жерара Мортье, который, возможно, руководствовался в том числе и этим. Он был почетным гостем Дягилевского фестиваля, увидел два этих балета и решил, что их надо привезти в Мадрид. Определенный риск в этом был и для него, и для нас, потому что от русского балета по традиции ждут исключительно классики, а тут неоклассика Иржи Киллиана и совсем неожиданный фольклорный гротеск. Но если был и Дягилев в свое время не рисковал и не делал авантюрных вещей, какими были когда-то и «Свадебка», и «Шут», думаю, представления об искусстве в XX веке никогда бы вообще не поменялись. Никто бы не узнал таких имен, как Нижинский, Карсавина, Павлова, Лифарь, Мясин, Баланчин, Ларионов, Гончарова, Бенуа… Никогда бы не было таких прекрасных балетов, как «Половецкие пляски», «Видение розы», «Петрушка», и не было бы «Шута». К тому времени, когда он задумывался, Дягилева покинули все хореографы, но ему надо было выпускать премьеру, и, по-моему, это – единственный случай, когда балетный спектакль ставили композитор, импресарио и художник – то есть Прокофьев, Дягилев и Ларионов. Поэтому после нескольких спектаклей «Шут» был обречен на забвение, потому что у него не было своих корней, своей хореографии. И вот спустя 90 лет мы решили поставить этот балет в Перми, городе Сергея Дягилева.

– Чья была идея?

– Идея была моя, которую активно поддержал Теодор Курентзис (художественный руководитель и дирижер Пермского театра. – «НИ»). По сути, это – первая хореография балета «Шут», мы полностью восстановили сценографию Михаила Ларионова, а костюмы были сделаны Татьяной Ногиновой по мотивам его же костюмов. Часть из них хранится в Шведском музее танца в Стокгольме. Это уникальный спектакль, единственная в мире постановка. Так что мадридская публика – в каком-то смысле пионеры, счастливчики, потому что и музыка ведь неизвестная, которую и на родине композитора не исполняли и не знали до 1989 года, когда неизвестного Прокофьева, его творчество досоветского периода, открыл Геннадий Рождественский.

– А есть интерес к «Шуту» и «Свадебке» в других странах?

– Да. В январе 2014 года у нас будет большое гастрольное турне по Франции, куда помимо «Лебединого озера» и «Жизели» мы везем программу балетов Джорджа Баланчина, Михаила Фокина, The Second Detail Уильяма Форсайта и «Свадебку» Иржи Киллиана. «Шута» мы повезем в Париж в 2015-м.

– Теодор Курентзис озвучил грандиозные планы по расширению театра, в частности, о том, что будет увеличена балетная труппа…

– Да, к 2017 году, когда будет построена новая сцена Пермского театра оперы и балета, балетная труппа должна увеличиться в два раза. Решение о расширении театра и строительстве новой сцены уже принято, труппа давно переросла технические возможности самого здания.

– В Пермском балете есть иностранные танцовщицы, например, японки?

– Нет, только наши, я очень консервативен в этом плане. Хотя желающие есть, причем японки готовы даже бесплатно работать – лишь бы в русской балетной труппе. Они понимают, что у нас уникальная школа, балетное образование существует в России с 1738 года, за несколько столетий оно выкристаллизовалось, стало эталоном для всего мира. Танцовщик балета – кастовая, уникальная профессия, и меня очень тревожит, что она становится малопопулярной даже в России. Сейчас у родителей совершенно другие приоритеты, детей в балет отдают все меньше, особенно мальчиков. Их всегда было мало, а сейчас особенно. Раньше хотя бы была отсрочка от армии, а сейчас даже этого нет. И получается, что государство сначала тратит немалые деньги на подготовку артиста – образование ведь бесплатное, а потом стремится упечь его в армию. Театрам приходится идти на всевозможные ухищрения, чтобы уберечь своих танцовщиков, иначе театры или закрылись бы, или в них танцевали бы только женщины.

– Каких еще уникальных премьер ждать в ближайшие годы от Пермского балета?

– У нас сформировалось понятие так называемого «пермского контекста» – то есть что-то очень необычное, оригинальное и невиданное. И пока нам хватает сил, ума и фантазии успешно работать в этом направлении. В марте следующего года мы выпускаем большой трехактный балет «Голубая птица и принцесса Флорина», с прологом и эпилогом, классический, с моей авторской хореографией, но в духе позднего Петипа – это 1890–1910-е годы, время выхода «Баядерки» и «Раймонды». Совершенно уникальная история: мы нашли в архиве библиотеки Парижской оперы две неизвестные партитуры Адольфа Адана – «Питомица фей» и «Гентская красавица», и я из этих партитур сделал музыку к новому балету. В основе сюжета – сказка придворной дамы мадам Мари Катрин Д’Онуа, которую она написала в XVII веке, более балетную историю трудно себе представить. Это будет масштабная постановка, в которой занято 150 человек – артистов балета театра и учащихся Пермского хореографического училища, своими силами мы бы не справились, потому что в балетной труппе сегодня всего 83 человека. На открытии Дягилевского фестиваля в 2014 году мы покажем балеты Баланчина – «Аполлон», «Рубины» и «Симфония в трех движениях». В следующем сезоне, это уже в декабре 2014-го, мы выпустим проект «Зимние грезы», приуроченный к перекрестному культурному году Россия – Великобритания, который пройдет в будущем году. Пермской и российской публике мы представим три поколения британских хореографов – Фредерика Аштона, Кеннета Макмилана и Дагласа Ли. И в 2015 году планируем мировую премьеру двух уникальных вещей, которые недавно были обнаружены в архиве Дмитрия Шостаковича, – незаконченную оперу «Оранго» (у Шостаковича «Оранго» было оперой, я буду ставить оперу-балет) и балет «Условно убитый».

– А в Москву что привезете, чем порадуете столичную публику?

– Это мы узнаем 16 ноября.