Posted 11 октября 2010,, 20:00
Published 11 октября 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:32
Updated 8 марта, 06:32
Салон изящных пикселей
Художник Константин Худяков от всех прочих дизайнеров, переводящих на экран свои потаенные фантазии и творческое либидо, отличается двумя качествами: его амбиции несоизмеримо выше среднестатистических дизайнерских и (самое главное) у него имеются средства для их воплощения. Есть средства для того, чтобы напечатать на многометровых листах плексигласа обнаженных девушек или лица святых («виртуальный» иконостас уже демонстрировали в Третьяковке). Плюс к этому создать совсем уж аттракцион для глаза: трехмерные картины наподобие голограмм.
Когда входишь в музейные залы, где развешаны вещи господина Худякова, складывается ощущение, что попал если не в масонский храм, то в золотую кладовую – комнаты погружены во мрак, в котором вспыхивают и переливаются загадочные произведения.
Впрочем, загадочность тут условная: в наборе автора не слишком много тем и сюжетов, они повторяются с завидной настойчивостью. Первая тема – эротика и все ее виртуальные вариации. Женское ню обволакивается некой прозрачной субстанцией (стеклом или слизью?) – так изучается «пространство тела». Рядом в клетках вырастают двухметровые фаллосы, у которых имеются свои служители-охранники (андроиды мужского и женского пола, списанные с голливудских блокбастеров вроде «Терминатора»).
Вторая тема – религиозная. Знаменитый худяковский иконостас стал кульминацией всей экспозиции. Об этом чуде художественной интуиции написано слишком много – куда как больше, чем оно заслуживает. Суть его проста – художник «смоделировал» из сотен человеческих лиц иконные лики святых (от Иисуса и Магдалины до царской семьи). Впечатление жутковатое – но не из-за глубины или новизны изображения, а от самого акта соединения «коня и трепетной лани», творения индивидуальности из кусков разных людей (поневоле вспомнишь про монстра Франкенштейна). Правда, в окружении фаллосов и мух (еще один любимый образ художника) сам иконостас получает новое измерение – эдакое горячечное видение пациента венской клиники.
Наконец, темы секса и религии сходятся в картинах со сценами апокалипсиса. Произойдет ли конец андроидной цивилизации из-за налета огромных мух или от самоедства машинной диктатуры, не слишком ясно. Но понятно, что совершенные компьютерные существа – не жильцы, и прямо на глазах распадаются на сетки пикселей.
В принципе всю выставку Константина Худякова можно причислить к вариациям старого доброго сюрреализма. Только там, где Дали выписывал текучие фигуры и атомные распятия кистью и маслом, наш автор действует мышкой или еще более хитроумным устройством. И там, где у Дали были аллюзии на классику (вроде Леонардо да Винчи), у Худякова – отсылки к компьютерным играм (к той же воительнице Ларе Крофт в обтягивающем комбинезоне).
Ни для кого не секрет, что с 1990-х сюрреализм превратился в отличный рыночный продукт (арбатские художники очень любили «растекшиеся» ню) и давно себя дискредитировал. Картины Худякова не то, чтобы возвращают ему новое дыхание. Они подтверждают один непреложный факт: техника мало что значит в художественных инновациях. Можно завесить музей сотней плазменных экранов, но при этом оставаться в лучших традициях салонов XIX столетия, «пленником красоты» у коммерческих спонсоров.