Второй после карантина: Кинотавр-2020 открылся "Носом" великого Хржановского

Екатерина Барабаш, Сочи

На церемонии открытия, прошедшей в непривычном режиме шахматной рассадки, президент фестиваля Александр Роднянский рассказал, что решение провести «Кинотавр» оффлайн далось непросто – ограничений очень много. Но забота об отечественной киноиндустрии и о художниках, которые из-за проклятого вируса упускают, быть может, единственный шанс попасть на финишную прямую по пути к признанию, перевесила страх запутаться в сложных антиковидных требованиях.

На нынешнем «Кинотавре» - вольготно. Не так чтобы пусто, но шахматная рассадка имеет свои немалые преимущества – зал в Зимнем театре старый, кондиционеры не всегда справляются с духотой, и битком набитый зал порой ставил особо некрепких на грань обморока. Нынче – иначе. До ближайшего соседа – полтора метра, а то и больше. Оно и радует, так как народ не слишком сознательный – подавляющее большинство тут без масок.

Жюри в этом году подобралось таким образом, словно организаторы решили действовать в рамках свежего гендерного тренда – в жюри преобладают женщины: продюсер Екатерина Филиппова, актриса Оксана Фандера, режиссер Нигина Сайфуллаева и не очень понятно откуда взявшаяся телеведущая Дарья Златопольская, не имеющая к кино ровным счетом никакого отношения, но имеющая отношение к генеральному продюсеру ВГТРК Антону Златопольскому. Мужская часть представлена актером Владимиром Вдовиченковым, оператором Федором Ляссом и председателем жюри, непревзойденным режиссером Борисом Хлебниковым.

В отличие от предыдущих лет, со сцены в этот раз не звучали призывы освободить политзаключенных, равно как не было слышно слов солидарности с Беларусью, например. То ли устали, то ли попросили без громких заявлений.

Приз за вклад в кинематограф вручили Андрею Хржановскому – живому классику отечественной и мировой анимации, мастеру номер один российской мультипликации. Андрей Юрьевич держал со сцены очень эмоциональную и драматическую речь, в которой дал солидных и заслуженных пинков тем, кто регулирует финансовые потоки в сфере искусства. Это и понятно – художнику его уровня и таланта больно и неприятно слышать, как исчезает из описания кинематографа слово «искусство», уступая место голой «индустрии». Кстати, в господдержке «Носа» Хржановскому было в свое время отказано.

Об этом, собственно, Хржановский и снимает всю свою жизнь, начиная с многострадальной «Стеклянной гармоники», создавшей ему репутацию ершистого художника. Фильм «Нос, или Заговор «не таких» - фильм открытия нынешнего «Кинотавра». Можно сказать, что это и фильм открытия, и фильм-открытие, потому что все, что делает Хржановский, - это какое-то безостановочное движение вверх, неуемное новаторство, перманентное покорение новых высот.

Андрей Юрьевич Хржановский вынашивал этот фильм пятьдесят лет, начиная с того момента, когда отважился попросить Шостаковича разрешить ему экранизировать его оперу «Нос», а великий композитор ответил согласием. Но потом Хржановского «сослали» в армию, потом неожиданно умер Николай Эрдман, который согласился писать сценарий к картине, потом вообще стало туго с возможностями…

Изначально фильм задумывался как своеобразная биография Шостаковича – оплеванного, униженного Сталиным. Именно «Нос» стал для отца народов исходной точкой, от которой началась травля композитора и которая в конечном счете после «Леди Макбет Мценского уезда» привела к идиотскому вердикту «Сумбур вместо музыки».

Шли годы, замысел обрастал новыми идеями, героями, сюжетными линиями. Кроме майора Ковалева, в умозрительном пространстве «Носа» появились сам Гоголь с Шостаковичем, Пушкин, Мейерхольд, Булгаков, Сталин с камарильей, Эйзенштейн, которые жили под резкую, странную, не похожую ни на какую другую и тем прекрасную музыку Шостаковича, так разозлившую Сталина.

Фильм состоит из трех частей-снов. Первая часть – непосредственно гоголевский «Нос» со всеми узнаваемыми персонажами и при живом участии самого Николая Васильевича. Да и не только его – уже тут, в первой части, появятся Пушкин, Мейерхольд, Эйзенштейн. Гоголевский сюжет обрастет приметами современной жизни, присутственные места тут оснащены компьютерами, а Нос разъезжает в шикарном автомобиле в сопровождении охранников-мордоворотов. Прием осовременивания работает тут строго на авторский замысел, не нарушая при этом рисунка первоисточника, и уже это само по себе настолько круто, что мог бы получиться отдельный фильм (как и было задумано с самого начала).

Но дальше идет вторая часть – история отношений Сталина и Булгакова, в которой Сталин, проникнувшись к писателю неожиданной нежностью, распоряжается поставить во МХАТе его пьесу, а потом и вовсе становится его преданным другом. Почувствовав себя меценатом, Сталин, набив камарильей свою машину, отправляется в Большой театр на «Нос», из чего вскоре рождается печально знаменитое «сумбур вместо музыки».

И последняя часть триптиха – история Всеволода Мейерхольда, который, как известно, много сделал для Шостаковича. Его кошмарная судьба и судьба его жены Зинаиды Райх становится логическим продолжением гоголевского «Носа», трагическим подтверждением правоты Николая Васильевича, видевшего под микроскопом своего гения всех паразитов, все болезни и пороки России. Фильм кончается трагическим обобщением новейшей истории России – под музыку Шостаковича перед нами сменяются фотографии замученных Сталиным писателей, ученых, артистов. Анфас и в профиль. Те самые, последние, венчающие страшную судьбу тюремные снимки Мейерхольда, Мандельштама, Бабеля, Вавилова, Флоренского, Введенского… Потом камера отъезжает все дальше и дальше, лица становятся неразличимы, их сотни, за ними – история «великой державы».

«Нос, или заговор «не таких» - не анимация в самом строгом смысле этого слова – здесь множество документальных кадров (есть даже беседа Путина с Мединским), которые то обработаны под анимацию, то даны в «чистом» виде. Хржановский широко и отважно экспериментирует со всей русской культурой: вот репинские бурлаки впрягаются в автомобиль Носа, а вот Эйзенштейн внимательно наблюдает, как катится по ступенькам инвалидное кресло того же Носа, и запоминает этот эпизод, чтобы аналогичный вставить потом в «Броненосец «Потемкин». А вот старуха на коленях с посохом с суриковской «Боярыни Морозовой» мелькнула в толпе.

Завершится «Кинотавр» работой другого мэтра российского кинематографа – впрочем, не такого несгибаемого, как Хржановский, - Андрея Кончаловского. Его картина «Дорогие товарищи», рассказывающая о расстреле в Новочеркасске в 1961 году, только что была представлена на Венецианском фестивале и была встречена там очень благожелательно. Отечественный зритель давно уже относится к Кончаловскому более прохладно – его последние работы – «Рай», «Грех» - грешат ходульной прямолинейностью, да и политические заявления режиссера способны вызвать легкую оторопь. На днях, например, Кончаловский заявил, что развенчание культа личности Сталина было ошибкой Хрущева. Как это вяжется с такой болезненной темой, как новочеркасский расстрел, - пока непонятно. Ну да художники и не должны быть понятны всем и сразу. Подождем.