Время собирать камни

Если попробовать назвать самый несовременный литературный текст – текст, находящийся в перпендикулярном соотношении с главными идеалами начала XXI века, – следует назвать Экклезиаста. Трудно выбрать что-нибудь более не подходящее к эпохе, в которой идеология успеха, процветания, обогащения бурно цветет как на уровне государственном, так и на уровне массового сознания. Популярная поговорка о том, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным, давно стала чуть ли не исчерпывающим выражением духа времени 2000-х годов. А что может быть более противоположным ей, чем беспросветно пессимистическая формула Экклезиаста: «все суета сует»? Богатство, процветание, успех – все суета и томление духа. Погоня за преуспеванием – мираж. Стремление к здоровью, молодости, счастью – всего лишь иллюзии скудоумия.

В богатой пессимистическими текстами мировой литературе Экклезиаст, написанный, по мнению большинства историков, примерно в 300 году до н.э., занимает место особое и отдельное. Одна из самых поздних частей Ветхого завета – Кохелет (названный греческим переводчиком Экклезиастом) находится в сложном соотношении с остальными библейскими текстами. Нарисованная в нем картина мира тотально беспросветна. Вся жизнь человеческая, по Экклезиасту, – бессмысленное мельтешение житейских эфемерностей, вечный круговорот материи, не просветленный мыслью о божественном преображении мира. Упование на Бога отнюдь не просветляет пустоту и ужас ежедневного человеческого существования.

Мудрец и невежда, стяжатель и бессребреник – все пройдут свой путь, все пожрутся жерлом могилы, все будут забыты рано или поздно. Можно копить богатства – ты пришел в мир с пустыми руками и уйдешь с пустыми руками. Можно умножать свой род в сыновьях и внуках – все равно умирает человек одиноким, как и рождается одиноким. Можно копить мудрость или веселить свое сердце – все равно дела людские не могут стать не чем иным, как суетой и томлением духа.

Марк Розовский поставил моноспектакль для одного из своих ведущих артистов – Валерия Шеймана – в эстетике бедного театра. Дворцы обозначаются поставленным на попа чемоданом. Тучные нивы и плодоносные деревья – воткнутыми в пол пластиковыми цветами. Презрительное отношение Экклезиаста к земным благам тут получило зримый театральный эквивалент: жалкие пластиковые цветочки и обшарпанные предметы реквизита и впрямь выглядят решительно непривлекательно. Ради столь скудных благ действительно нелепо тратить дни своей жизни, силу ума и рук. Артист честно обозначает все перечисленные в тексте деяния героя: опрокидывает бутылку с вином, укладывается спать, старательно изучает могильную яму.

Автор текста построил его как рассказ о постепенном восхождении человеческой души, расстающейся с соблазнами этого мира. В спектакле театра «У Никитских ворот» автор с самого начала умудрен знанием, что все суета, а теперь иллюстрирует нам свое открытие. Валерий Шейман играет отнюдь не естествоиспытателя, превратившего свою жизнь в полигон для опытов над собственной душой. Он играет, скорее, демонстратора-проповедника (внешне поразительно похожего на режиссера-постановщика спектакля Марка Розовского), который темпераментно демонстрирует аудитории результаты своих штудий. Моментами впадая в открытый пафос, моментами находя верные и тихие интонации, Валерий Шейман на протяжении всего действия спектакля сохраняет почтительную дистанцию в общении с великим текстом, периодически сверяясь с огромной книгой.

Объясняя свой выбор материала, Марк Розовский так ответил на вопрос «Кому это сейчас нужно?»: «Вот это мне и хочется выяснить. Именно сейчас – в 2010 году и здесь, в театре «У Никитских ворот». Незамутненный ни режиссерской мыслью, ни талантом исполнителя, спектакль «Экклезиаст» является, по сути, экспериментом по проверке: кому нужен библейский текст здесь и сейчас? И нужен ли он кому-нибудь?

Даже всего авторитета патриарха Московского и всея Руси, призвавшего верующих в культпоход на «Утомленных солнцем-2», оказалось недостаточным, чтобы заполнить залы на фильме Никиты Михалкова…

Удивительно, что в изнывающей от зноя раскаленной Москве обнаружились десятки любознательных душ, которые готовы в знойный полдень в маленьком зале вслушиваться в неистовые строки древнего мыслителя: «Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни…»