Posted 11 июля 2007,, 20:00
Published 11 июля 2007,, 20:00
Modified 8 марта, 02:16
Updated 8 марта, 02:16
Евгений Евтушенко: "Когда я читаю стихи, я хочу сделать людей счастливыми"
– Евгений Александрович, внесите, наконец, ясность в двойную дату вашего появления на свет. Вы согласно разным биографическим справочникам изволили рождаться в разные годы…
– Если говорить правду, то на самом деле я родился только однажды, в 1932 году. Так что мой настоящий юбилей будет в этом году, но я буду отмечать его и в следующем – согласно документам и исторической традиции.
– Вы также внесли некую путаницу с еще одной датой своей биографии, меняя ее в разных редакциях на десятилетие…
– Это был вынужденный шаг. Когда-то в стихах я беспечно заявил, что «до семидесяти трех собираюсь жить»… Это было неосторожное заявление, но в свое оправдание могу сказать, что когда я писал эти строчки, такая цифра казалась мне далекой и почти мафусаиловской. Когда я к ней приблизился, мое отношение к этим строкам стало как-то меняться. Я понял, что заявление мое нуждается в корректировке, и, недолго думая, переделал его на более взвешенное: «…до восьмидесяти трех собираюсь жить». Получил большое количество писем с разнообразными предложениями по этому поводу. Советы читателей полны оптимизма, некоторые советуют остановиться на числе 103. Подумываю над третьей редакцией. А один мой читатель, профессор медицины, уверил меня, что благодаря открытиям биологии и генетики в будущем люди будут уходить из жизни сами, по своей воле, когда насладятся жизнью в полной мере. И предложил написать: «я до тысячи трех собираюсь жить», тем более что эта дата вполне укладывается в заданный поэтический размер. Так что передо мной сейчас целый веер разнообразных перспектив – хоть обмахивайся им, словно Кармен.
– Почему для своего предъюбилейного поэтического вечера вы выбрали Политехнический музей?
– В 1918 году, во время разрухи гражданской войны, именно в этом историческом здании состоялись выборы короля поэтов. Среди претендентов на «трон» были Анна Ахматова, Александр Блок, Николай Гумилев… Но королем поэтов был избран Игорь Северянин – поэт, конечно, послабее, но тоже в своем роде неповторимый. Как он трагически интерпретировал Мятлева «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб». Когда в 1944 году я приехал в Москву со станции Зима, в Политехническом музее в нетопленом лектории был вечер поэзии. Люди в зале сидели в шубах, ватниках, выступавшие поэты – в ушанках и солдатских шинелях, перепоясанных офицерскими ремнями. Почти все они приезжали на эти вечера с фронта. Политехнический музей стал той теплой ладонью, с которой взлетела в небо поэзия несколько поколений.
– Таким ли поэтическим было послевоенное время?
– После войны у фронтовиков появилась другая осанка – победителей. Люди распрямились, почувствовали свою силу. Сталин испугался их уверенности в себе и начал закручивать гайки. Началась борьба с космополитизмом, на деле оказавшаяся просто антисемитизмом. В Минске убили Михоэлса – великого еврейского актера и гражданина. Как впоследствии выяснилось, по личному указанию вождя. Вечера поэзии отменили. На одном из них публика так аплодировала вернувшейся в Москву Анне Ахматовой, что Сталину доложили об этом. «Кто организовал овацию?» – спросил болезненно подозрительный Сталин, и этой фразы было достаточно, чтобы закрыть двери Политехнического музея для поэзии на несколько лет. И только наше поколение восстановило эти вечера.
– Продолжалась ли традиция поэтических вечеров в Политехническом во время распада СССР?
– Это было трудное время, когда люди предпочитали ходить на вечера второстепенных кабацких певцов из-за бугра, а не слушать стихи, набросились на всякую «клубничку» и дешевое детективное чтиво. Но в это же время один белорусский журналист литовского происхождения Евгений Будинас сделал великое дело для русской культуры – замыслил издать «Строфы века» – антологию русской поэзии, где впервые под одной обложкой собрались все лучшие поэты тогдашней России – и «красные», и «белые». Я счастлив, что меня пригласили быть составителем. На премьеру этой книги в Политехнический пришла огромная толпа людей. И директор музея Григорян прямо на сцену вынес 25-летний контракт о том, чтобы проводить вечера поэзии ежегодно в стенах музея.
– Теперь поэзия связана с Политехническим музеем контрактом. А лично вы?
– Когда-то на площади Дзержинского стоял маленький двухэтажный дом, в котором размещалась редакция газеты «Советский спорт». В этой газете в 1949 году, 2 июня, я напечатал свое первое стихотворение. В этой газете работал Николай Тарасов, ставший моим наставником. Именно на этом месте, напротив Лубянки, где допрашивали моих обоих дедушек, общество «Мемориал», сопредседателем которого я был, открыло монумент жертвам сталинского террора. Мы привезли из Соловецкого лагеря, в котором были такие люди, как выдающийся русский философ Флоренский и академик Лихачев, гигантский валун, и установили его на то место, где когда-то были напечатаны мои первые стихи. Так что вся моя поэтическая жизнь прошла между Лубянкой и Политехническим. И каждый раз, когда я выхожу на его сцену, я чувствую в руках исторический узел.
– У зрителей, которые придут на вечер 18 июля, есть шанс услышать новые ваши стихи?
– Да. Это будет «Баллада о пятом Битле». Недавно пытливые евтушенковеды нашли для меня в мемуарах Пола Маккартни поразительную историю о том, что «битлы» во время своей первой поездки по континентальной Европе возили книжку моих стихов на английском и подбадривали себя перед концертами чтением моих стихов. Так что я был вроде пятого битла. Я прочту одно забавное пародийное стихотворение «Самоэпитафия», которое я написал на основе всяких дурацких сплетен обо мне. Кроме того, будет премьера двух моих песен «Две любви» и «А была ты красивой?», которую исполнит певец и композитор Игорь Бреславский, работавший ранее в «Докторе Ватсоне», а теперь выступающий отдельно. Будут и еще сюрпризы, но стоит ли их сейчас все раскрывать?
– До нас также дошли слухи о том, что в «Олимпийском» в вашем музыкально-поэтическом шоу 12 декабря будет участвовать Михаил Задорнов...
– Вы, пожалуй, инстинктивно правильнее употребили определение того, что будет происходить на сцене – это название точнее, чем «рок-опера». Миша великодушно согласился вести концерт по моей просьбе и я хотел бы чувствовать рядом теплое плечо друга. Когда Миша был студентом и на меня сыпались со всех сторон оскорбительные нападки, он все равно читал мои стихи на вечерах студенческой самодеятельности, и его по головке за это не гладили. У нас здорово получаются некоторые стихи дуэтом – особенно «Граждане, послушайте меня». Все будет исполняться «вживую», никакой «фанеры» там не будет. Я и стихи буду читать, и кое-что спою. Во втором отделении, надеюсь, будет принимать участие студенческий театр Михаила Задорнова, опекаемый им и творчески, и финансово. Он вообще очень щедрый человек, настоящий русский интеллигент, редкий, настоящий сатирик, по-настоящему зубастый на фоне зубоскальства, специально подготовленного для вечеринок очень богатых людей. Миша Задорнов продолжает традиции Салтыкова-Щедрина, и его сатира – настоящая, резкая, не щадящая никого, но не «чернушная». Сатира патриотичная, уходящая в глубину русской культуры. Он пообещал, что будет с нами в этот вечер вместе со своим театром. Они сделали 50-минутное шоу-попурри из всех моих песен, и я отбил все свои ладоши, когда его посмотрел. К шоу я сейчас серьезно готовлюсь, потому что ко мне приедут мои друзья из многих стран, а я побывал в девяносто шести. И я хочу, чтобы я мог разделить со всеми моими друзьями этот праздник. 15 декабря наше шоу из Москвы двинется в Петербург, где у нас будет премьера – в Ледовом дворце. А на 2008 год уже сорок регионов нашей страны приглашают меня выступить у них.
– Вы постоянно путешествуете…
– Вернувшись на Родину после поездки по Латинской Америке, я все-таки успел на празднование пятидесятилетия новосибирского Академгородка. Для меня было огромной честью, что открывать юбилейный концерт ученые пригласили меня. После этого я выступал в Сургуте перед нашими нефтяниками и был потрясен тем, что большую часть огромных нефтяных денег они вкладывают в культуру, правильно понимая, что без духовного расцвета не будет и экономического. И, наконец, я только что вернулся из города Петрозаводска, откуда родом моя жена, которая кончила два отделения Петрозаводского университета. Образование там дается очень серьезное, моя жена, опираясь на него, получала звание лучшего учителя штата Оклахома, а это огромный штат.
– Много путешествуя, вы имеете возможность сравнить. Верно ли мнение, что в России сегодня существует невостребованность поэзии?
– Я обращаюсь со своей поэзией к очень многим людям. Не избегаю никаких тем. Пишу лирическую исповедь, хотя мог бы издать целую книгу только гражданских стихов. Все, что движет моим творчеством, – это любовь. Любовь к людям. А разве может быть невостребованной любовь?
– Что вы считаете нравственной основой русской поэзии?
– Не что, а кого. Для меня нравственной основой русской поэзии является Пушкин. Но я с ужасом думаю, что было бы, пройдись он сегодня вечером по Фонтанке. Его бы убил заточкой какой-нибудь наш озверевший националист даже просто за кудерьки и темную кожу, а не Дантес на дуэли. Если Достоевский назвал лучшим качеством русских всемирную отзывчивость, то ее мы как раз сегодня теряем. Но потерять ее никак нельзя. И одной из граней этой отзывчивости является как раз отзывчивость на поэзию. Посмотрите, какими тиражами сегодня выходят наши поэты! Какие огромные тиражи сейчас у Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, которые при жизни издавали свои книги крошечными тиражами. Неправда, что поэзия не востребована народом. Надо только помочь ему перенести поэзию в свою жизнь. Когда я читаю людям стихи, я хочу их всех сделать счастливыми и быть счастливым сам.