Фотоувеличение

Если бы сюжет большинства снимков не был столь страшным и трагичным для их героев, можно было бы восхититься остроумием истории: то, что происходило на голливудской киностудиях, перенесено в реальность – Лос-Анджелес стал огромной площадкой для фильма-нуара. Тут тебе и картинно лежащие гангстеры в шляпах, и неторопливый сбор показаний у свидетелей, застывших в драматических мизансценах, и жертвы нападений, снятые с бесстыдной откровенностью. Поневоле начинаешь задумываться: кто на кого повлиял? Образы «фабрики грез», где многие из полицейских фотографов подрабатывали на кастингах, или, наоборот, сценаристы и художники, наглядевшись в городе на сцены убийств и ограблений и начитавшись криминальной хроники, дословно переносили на экран детали преступлений?

Так или иначе кураторы предлагают восхититься изобретательностью и артистичностью криминальных снимков. Вот почти концептуально разломанный молоток – улика и орудие преступления, а вот неведомый фотограф изощрился и наложил изображение покореженной машины на жертву аварии (получился дадаистский коллаж). К слову, каждое фото кураторы снабдили своими комментариями. Иногда они описывают преступление там, где его очевидно не наблюдается. Вот, например, сцена в парикмахерской: брадобрей бреет очередного посетителя. Оказывается, некоторое время назад здесь произошел грабеж, но пока ждали полицию, владелец салона решил не терять времени – бизнес не любит простоя. Иногда, впрочем, от аннотаций приходишь в оторопь: сцену с трупом на железнодорожных путях прокомментировали, словно авангардную картину (типа фотограф снимал эффектные линии забора, рельсов и фигур). Что бы там ни говорилось о красоте кадра, но на рельсах – не манекен, а реальный человек с отрезанной поездом головой.

Когда рассматриваешь вроде бы невинные кадры и понимаешь, что за каждым стоит нечто страшное, поневоле думаешь о нехорошей природе фотографии. В том смысле, что каждое фото, независимо, где и когда снятое, – это место преступления. Ведь сколько раз в голливудских картинах мы видели такой кочующий сюжет: смотрит детектив на невинный снимок – и видит в нем преступника, жертву или разгадку криминальной тайны. Поэтому даже семейный портрет при определенном ракурсе превращается в улику. Камера, будучи крайне объективной, становится идеальным оружием. Когда это ружье выстрелит – сразу же (как в случае с полицейским делом) или лет через пятьдесят, – никто не знает. Но лучше поменьше попадаться ему на прицел.