Создатель смерти: вышел новый роман самого популярного русского писателя в Европе

Анна Берсенева, писатель

Книги Сергея Лебедева переведены на многие языки, в Европе он один из самых известных современных российских писателей. В России же старательно не обращают на это внимания, и хорошо еще, если просто не обращают - могут и походя заметить, что мировой интерес к автору связан-де с литературной невзыскательностью зарубежного читателя. То ли дело мы - мыслим крупными художественными категориями, читаем только о вечном, а не о сиюминутных политических событиях.

А между тем новый, пятый по счету, А между тем новый, пятый по счету роман Сергея Лебедева «Дебютант» (М.: Corpvs. 2021) написан настолько глубоко и тонко именно в художественном отношении, что никаких скидок на поверхностный интерес к политической теме делать не приходится. Причем речь не о словесных узорах - стилистика этого текста вполне минималистична, - а о художественности в полном смысле слова.

После того, как стало известно о покушениях с помощью боевых отравляющих веществ на людей разных профессий, в том числе на Алексея Навального, у общества появилось немало вопросов. Кто осуществлял отравления, какими способами, какими веществами, с какими последствиями для жизни... У Сергея Лебедева появился вопрос, естественный для писателя: как устроена личность того, кто все это делает? Того, кто создает яды, высчитывает, насколько мучительной или быстрой будет смерть, проводит эксперименты. Того, кто эти яды применяет. Того, кто «всего лишь» доставляет их к месту применения. Понятно, что вопрос о природе зла задается литературой с момента ее появления. Автор и не делает вид, будто считает себя первооткрывателем. Не случайно его книга предваряется эпиграфом из «Фауста», в котором гомункул говорит Мефистофелю: «Ты в нужную минуту сюда явился к моему дебюту». И название яда - Дебютант - сразу приобретает не только узнаваемые политические, но и более глубокие ассоциации.

Природа зла вообще проступает в этом романе сквозь остро современные события. Автор явно не считает, что актуальность фактуры наносит ущерб прозе, и проза его доказывает справедливость этого убеждения. Главные персонажи - химик, ставший перебежчиком, подполковник российской спецслужбы, получивший задание ликвидировать химика с помощью его же «творения», и чешский пастор, волею обстоятельств узнавший обо всем этом. В прошлом каждого из них происходили события, нанесшие каждому же не только психологический, но непоправимый нравственный урон, который все они пытаются избыть в меру своих представлений о способах это сделать.

Все они прописаны с равной мерой выразительности, и все-таки главное авторское внимание сосредоточено на первом из них, Калитине, который «был знающий, толковый химик. Но, в сравнении с другими, не гений. Ему был нужен для существования, для работы этот закрытый, герметичный мир. В нем не было той самой гравитации морали, и он был способен подняться до высот узкой гениальности, создав Дебютанта, лучшее из своих творений».

Сознание Калитина, который еще в отрочестве на закрытом Острове, где велись разработки боевых отравляющих веществ, понял, что хочет посвятить свою жизнь только этому занятию, - не просто исследуется, а буквально препарируется в романе.

«Калитина привлекала именно парадоксальная свобода-в-тюрьме, которую давал Остров в стране идеологизированной, догматически опосредованной науки. Он знал его, как знает моллюск свою раковину, и всюду нес с собой, даже когда лишился». Его побег из обрушившегося СССР был местью за предательство, ведь страна лишила его возможности заниматься любимым делом - создавать смерть.

Обоснование своего занятия Калитин находит изощренное:

«Ведь он понял и то, что зримость смерти, ее вечный рок, приговоренность оставлять следы, быть узнанной, - и есть натуральное добро, красная сигнальная нить, вшитая, вплетенная в устройство мира. Так закодирован, реализован в материи изначальный закон воздаяния. А значит, сама возможность его исполнения. Возможность существования понятий преступления, вины, возмездия, искупления, покаяния. Нравственности как таковой».

Обойти этот закон, отменить добро как основу мироустройства - это возможно, решает Калитин. Надо лишь сделать так, чтобы смерть «приходила незримо, проникала за любые покровы, не оставляя следа, - это высшая власть, возможность напрямую повелевать бытием».

У второго персонажа-убийцы, подполковника Шершнева, обоснование попроще: он олицетворяет пословицу «коготок увяз - всей птичке пропасть». Коготок его психики увяз в преступлениях, совершенных во время чеченских войн, и больное сознание Шершнева сосредоточено после этого только на одном: забыть о содеянном. В лихорадочных попытках убежать от самого себя для него нет никаких препятствий. Он больше не воспринимает как близких ни жену, ни даже сына, и более того, сознает, что, сложись обстоятельства определенным образом, сын-подросток вполне мог бы сделаться его жертвой.

Эта страшная гонка от смерти и за смертью описана в романе с сильнейшей динамикой. И об Острове, где на протяжении десятилетий шло изобретение все новых и новых видов химического оружия, рассказано со знанием множества подробностей. В жуткой истории этого Острова - предвоенное сотрудничество с рейхом, послевоенные аварии, приведшие к рождению больных детей в окрестных деревнях, гибель сотрудников, и не только сотрудников во время экспериментов, страх вперемешку с аморализмом... Текст буквально пронизан фактами, которые переходят в символы в тех случаях, когда это необходимо, и поэтому ничто в нем не выглядит отвлеченным. Как это сделано, позволяет понять такая, например, сцена:

«Но упорное вещество не поддавалось, и Калитин, ожесточившись, швырнул на пол карандаш, уперся взглядом в потолок лаборатории, купол бывшего храма, увешанный коробами вентиляции. От старой росписи остался только один, обрезанный по грудь, ангел в углу. <…> Калитину нравилось смотреть на задумчивое лицо в золотом венчике, на золотую узкую трубу, прижатую к ангельским губам. Он был в его власти, этот призрак иной эпохи, глашатай несостоявшегося суда, надолго переживший тот дореволюционный мир, в котором он как изображение имел смысл, прямую власть значения. При взгляде на этого ангела, обладающего особым упрямством последнего осколка, не желающего исчезать, неподкупно свидетельствующего о целом, Калитин и осознал, что смерть по самой своей природе - грязное дело, и это не метафора».

Он становится «фанатиком смерти», полностью погружается в то, что чешский пастор Травничек потом назовет творчеством во имя зла. В своих размышлениях об этом - а размышления подкрепляются и личным трагическим опытом - Травничек приходит к важнейшему для себя выводу: люди, изобретающие отравляющие вещества, не просто выходят за пределы этики, нарушая заповедь «не убий». Дело в том, что созданное ими лишено самого измерения блага, то есть противоречит законам мироздания.

Гомункул, подмигивающий из своей колбы Мефистофелю, сразу вспоминается при этом.

Прелесть романа «Дебютант» (если уместен такой эпитет для текста такого содержания) в том и состоит, что его сюжетное и психологическое напряжение, его насыщенность реалиями, его политическая актуальность - все это подсвечено непреходящим смыслом. Чем и объясняется внимание взыскательных читателей к книгам Сергея Лебедева.