Posted 10 июня 2015,, 21:00

Published 10 июня 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 02:22

Updated 8 марта, 02:22

Актер Валентин Гафт

Актер Валентин Гафт

10 июня 2015, 21:00
Одним из главных героев «Звездного вечера», который «Новые Известия» и журнал «Театрал» недавно провели в киноклубе «Эльдар», стал Валентин ГАФТ – актер редкой судьбы, на чью долю выпало множество мытарств, но который знает вкус настоящей победы. О том, почему он никогда не отказывается от участия в благотворительных а

– Валентин Иосифович, сквозная тема «Звездного вечера» – «Театр вопреки…». На ваш взгляд, вопреки чему сегодня существует театр?

– Я ненавижу слово «вопреки». Не надо вопреки. Надо вместе двигаться, тем более есть куда. Вот Марк Захаров, например, сидит напротив. До его уровня нам всем еще идти и идти. Но надо идти по традиции, которая была заложена. Театр – это не какой-нибудь дерьмовый спектакль, где артисты ходят голые и счастливые. Публика плюется, а они играют – вопреки ожиданиям, представлениям о театре. Зачем они нужны?

– Наш вечер благотворительный. Вы всегда соглашаетесь участвовать в подобных акциях. Почему?

– Соглашаюсь, поскольку понимаю, что благотворительный вечер как будто делает тебя чище: ты придумал, ты потрудился – и деньги добыты для другого человека. Это естественно. Но не думаю, что я сегодня легко отделаюсь. Я сейчас с вами разговариваю абсолютно серьезно. Если бы не благотворительность, я бы за это взял большие деньги.

– Часть собранных средств будет направлена Людмиле Ивановой...

– Людмила Иванова – близкий мне человек, потому что мы работали вместе, в одном театре «Современник» (сейчас она, увы, на нашу сцену уже не выходит). Она человек, преданный театру. У нее больные ноги, трагедия в семье: ушли из жизни ее муж и один из сыновей. Но она находит в себе силы, чтобы держаться. Это уже не на сцену выходить. Это намного сложнее. И все-таки она держится прекрасно, и, может быть, это лучшая ее роль. Поэтому очень хорошо, что мы сегодня ей помогаем.

– Вы всегда готовы вести со зрителем откровенный, честный диалог. Сейчас о чем-то болит душа?

– У-у-у, душа болит. Понимаете, без боли – не подумайте, что я мазохист, – профессия, которой мы занимаемся, невозможна. Я на себя это беру. Без боли выходить на сцену нельзя, даже когда ты играешь страшно смешную комедию. Жизнь так устроена. Но это не значит, что ты все время грустный ходишь и говоришь: «А-а-а, мы смеемся, а где-то совсем плохо человеку». Мы нужны друг другу. Я когда вижу, сколько собрали детям, думаю: «Господи, это же не я сделал. Это сделали мы, все вместе, люди, которые пришли». Благотворительный вечер – это один из самых лучших поступков, которые мы совершаем сегодня. Мы идем на это, потому что душа просит, потому что сами нуждаемся в том, чтобы помогать. Так уж человек устроен... Всем не поможешь, но что-то делать надо, и как можно активнее... Я говорю красиво, это не значит, что я так же красиво живу, – я разный, всякое бывает. Но я всегда счастлив, когда вижу, что получилось помочь не своими десятками, а тем, что ты делаешь.

Фото: МИХАИЛ ГУТЕРМАН

– Шесть лет назад вы получили «Звезду Театрала» за спектакль «Сон Гафта, пересказанный Виктюком». Тогда казалось, что сталинский ренессанс – это абсолютный абсурд, но вот прошло совсем немного времени, и интерес, даже любовь к сталинизму растет. Почему это происходит, как вы думаете?

– Сталинизм – это страшно, но разбираться в этом не нам с вами. История будет разбираться. Я про себя скажу. Почему я написал пьесу, где Эдик Радзинский настолько заработался в архивах, что друга своего принимает за Сталина? Я хотел, чтобы в этой пьесе товарищ Сталин сделал, казалось бы, невозможное – попросил прощения у страны, у народа, у людей. Это есть в пьесе, но этого не было в жизни. Если бы сюда пришел поэт Заболоцкий, которого замучили на Лубянке и казнили, когда он уже был мало похож на человека, и если бы пришел летчик-истребитель Покрышкин и сказал, что Сталин – человек, благодаря которому мы выиграли войну, кто из этих двух людей оказался бы прав? Кто из них? Страшно и то, и другое. Поэтому долго еще будут возвращаться к имени Сталина. Но я не намерен его защищать. Он мерзопакостный человек, и я вложил эти слова в уста Жукова:

Ты убивал всегда,
Тебе все было мало.
Ты никогда не думал о солдате,
Ты маршалов валил и генералов,
х матерей, сестер и братьев.
Замучивал людей ты на Лубянке,
Там рушились сердца
и разрывались жилы,
И эти онемевшие останки
Не довозили даже до могилы
37-й и все с ним рядом годы –
Кровь на твоих руках…

– Драматичных стихов у вас становится все больше. Не объясняется ли это тем, что у нас критика и сатира сейчас не в моде?

– Смотрите, на встрече с Виктюком я показал свои стихи, и мы с ним сделали на телевидении – может, видели – «Мне снился сон». Это была поэтическая передача. И может быть, она «толкнула» то, что накопилось. Я никогда не думал, что буду писать стихи. Никогда в жизни. Но накопилось что-то. И это мучительная вещь. Но мне иногда нравится истязать себя.

Хищный клюв не прячут судьи,
Кровь заклеванных – во мгле.
Умирая, стонут люди,
Ищут Бога на земле.
Мир как будто одурманенный:
Видя мерзости, молчит.
Ночью нервный, утром каменный,
Редко правду говорит.
Я молюсь, прошу прощения
за невольные грехи,
И в молитву о спасении
превращаются стихи.

"