Posted 10 июня 2013,, 20:00

Published 10 июня 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 05:03

Updated 8 марта, 05:03

Легко ли быть идиотом?

Легко ли быть идиотом?

10 июня 2013, 20:00
Назначенный департаментом культуры Москвы художественный руководитель Театра имени Гоголя Кирилл Серебренников показал свою первую постановку на обновленной сцене обновленного «Гоголь-центра». В качестве материала был выбран фильм Ларса фон Триера «Идиоты». В проекте задействованы актеры Театра имени Гоголя и ученики р

Герои «Идиотов» Триера и коллизия фильма, в котором благополучные молодые люди изображают из себя психически больных, нарушая нравственные табу, откровенно провоцируют общество, знакомы Кириллу Серебренникову не понаслышке. В начале сезона он и сам сыграл в enfant terrible, нарушив множество неписаных театральных табу (вырывать руководящий стул из-под старшего коллеги, приходить в театр «на штыках» чиновничьей поддержки, апеллировать к ОМОНу против собственной труппы). Акция была впечатляющей, в свою игру «в идиотов» режиссер вовлек московский департамент культуры и спровоцировал всю театральную общественность зараз. Как и герои Триера, режиссер получил в ответ кучу негатива (давно в нашей среде не полоскалось столько грязного белья), но заработал и бонус в виде Театра Гоголя.

Яркий личный опыт никак не вошел в текст, адаптированный к сцене и к русской специфике Валерием Печейкиным. Что жаль, поскольку кровавый опыт воплощения идей Триера в реальность, несомненно, добавил бы драйва и дыхания «почвы и судьбы» сценической постановке, которая, увы, оказалась лишь вялым, полностью лишенным драйва послесловием к брутальному хэппенингу.

Переписанный Печейкиным текст все равно оставляет ощущение кальки, коллизии сюжета со скрипом ложатся на нашу реальность (хоть в программке и настаивают, что дело происходит в Москве), все герои куда больше похожи на соотечественников Ларса фон Триера, чем на наших с вами. И никак не оставляет ощущение, что смотришь озвученный «нашими» голосами «ихний» фильм.

Молодые буржуа, живущие коммуной в большой квартире, принадлежащей высокопоставленной тетушке (у Триера – дядюшка), пытаются изменить себя и общество с помощью шоковой терапии. Явный гетеросексуал артистично и довольно ядовито изображает из себя представителя нетрадиционной ориентации. Пышная застенчивая дама играет в брутальную «Хозяйку». Религиозная застенчивая девушка приходит по объявлению, чтобы оказать бесплатные сексуальнее услуги «бедному инвалиду», на удивление умело раздевается и из-за религиозных воззрений отказывается пользоваться презервативом. Герои развлекаются, воруют в супермаркетах, вымогают деньги на благотворительные цели в соцсетях. Сообща противостоят нуворишу, вознамерившемуся купить квартиру, где они так беззаботно обитают. Когда заедает скука, безуспешно пробуют взбодриться коллективной оргией.

Наконец, один из самых упертых заходит слишком далеко: испытывая, есть ли милосердие у уличных рабочих, он изображает инвалида, который не может без посторонней помощи справить «малую нужду», а когда заскорузлые дядьки помогают убогому – смеется им прямо в лицо… Тут пролетарии пускают в ход лопаты, и от провокатора-испытателя остается только урна с прахом. За поминальным столом друзья добавляют превратившиеся в пепел останки в свои бокалы.

Человеческая плоть, даже обугленная, – вещь ядовитая. После поминок коммуна распадается. Девушки разбредаются кто куда. Организатор пытается поджечь дом и себя. А самый безутешный решает устроить акцию протеста – облить краской произведение искусства. Но вкус мешает совершить акт вандализма со старыми полотнами мастеров, так что выбор падает на Музей современного искусства – на портрет главного политического лидера.

Политическая акция, специально придуманная в расчете на понятные ассоциации в спектакле, по сути, приравнена к краже красной икры из супермаркета, и ее «протестность» сведена к нулю. Ну, еще одна выходка выросших, но не повзрослевших игрунов.

Художник Вера Мартынова выстроила посередине зала помост, где разворачивается действие. Команда рабочих легко передвигает металлические кубы, превращающиеся то в автобусную остановку, то в судебный бокс. Исполнители «Идиотов» играют бесстрашно, послушно выполняя все режиссерские задания – встают на пуанты, раздеваются без всякой ложной стыдливости. Но насколько у Триера иголки не просунешь между актерами и их персонажами, настолько тут ощутим брезгливый взгляд со стороны. Героев Триера здесь рассматривают как занятных, но вредных насекомых. Взгляд, в общем, понятный и в чем-то оправданный, но брезгливость – эмоция, на которой трудно держать внимание в течение нескольких часов.

Первые уходящие из зрительного зала (спектакль идет 2.40 без антракта) появляются минут через двадцать после начала, последние уходят за полчаса до конца (хотя уходить со спектакля, поднимая ряды и сталкиваясь у дверей с актерами, – это требует незаурядного самообладания).

В финале на сцене появляется группа реальных даунов (актеры Московского театра простодушных). И этот сильнодействующий и, в общем, запрещенный в искусстве прием здесь кажется осмысленным. Мы еще раз убеждаемся, что реальные больные, реальные протестанты, реальные борцы за гражданские права вызывают живое чувство симпатии, в отличие от их многочисленных имитаторов.

"