Posted 10 июня 2013,, 20:00

Published 10 июня 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 05:03

Updated 8 марта, 05:03

Бородина как отрезали

Бородина как отрезали

10 июня 2013, 20:00
Опера Бородина «Князь Игорь» после многих лет отсутствия вернулась в афишу Большого театра. Ее поставил режиссер Юрий Любимов.

Страсть к сокращениям всегда отличала режиссера Любимова. Без купюр ему все кажется недостаточно динамичным, четким и внятным. Ожидать почтения к партитуре Бородина от человека, который недрогнувшей рукой убирал сцены из Шекспира, конечно, не приходилось. Звуки музыки не очень волнуют постановщика, куда больше его интересуют собственные идеи, которые нужно во что бы то ни стало донести до публики. Не случайно на представлении русской оперы над сценой пустили русские титры. Так Бородин стал заложником режиссерских амбиций: постановщик (с помощью композиторов Владимира Мартынова и Павла Карманова) отрезал полтора часа музыки. Теперь, по мнению режиссера, будет не так, как раньше: Любимов уверял, что после «Половецких плясок» публика из театра уходила, поскольку уже познала самое интересное, а у него на спектакле народ все досмотрит до конца.

Юрий Петрович сделал не просто спектакль на темы русской истории, а «икону с клеймами», монументальное обобщение. Режиссера волнуют серьезные вещи – человек на войне, народ и власть, взаимоотношения страны с ее восточными соседями. Соседи, кстати сказать, малоприятные: это в прежних версиях хан Кончак (Валерий Гильманов), хоть и захватчик, и деспот, но хочет дружить с Игорем, а у Любимова он даже не поет свою арию («Ты не пленник, ты гость дорогой»). Сам Игорь (Эльчин Азизов), говоря современным языком, мается комплексом вины: он утопил свои полки в реке, попал в плен, пропустил половцев в русские земли. И теперь не только восклицает: «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить», но приобретает и второе соло (вернее, первоначальный вариант арии), где, патетически перечисляя коллег-князей, призывает их забыть усобицы и объединиться. Хотя, судя по безрадостной вокальной манере, сам в это не верит.

Что касается войны, то уже первая сцена (то немногое, что осталось от купированного Пролога) демонстрирует ее грядущие ужасы. Народ в серых и черных одеждах (нечто среднее между древнерусским костюмом и современным солдатским обмундированием) толпится в пустом пространстве вокруг опрокинутых телег, мучаясь от страха перед солнечным затмением. На заднике возникают мечущиеся тени, а бабы судорожно цепляются за мужчин, не желая отпускать их на фронт. С неба спускаются люди в черном. Это вездесущие половцы-хищники, и поражение неизбежно с самого начала. Действие быстро уходит в половецкий стан, и тут купюр нет, кроме… Лирическая линия, столь важная у Бородина, Любимову мешает сконцентрироваться на главном. Поэтому дуэт Кончаковны (Светлана Шилова) и Владимира Игоревича (Роман Шулаков) убран: какая на войне любовь, не до нее... А каватина дочери грозного хана сопровождается ритмичными ударами ее хлыста: мол, яблочко от яблони... Зато «Половецкие пляски» (со старой, но замечательной хореографией Касьяна Голейзовского) даны в полном объеме и добавляют масла в огонь: музыка усилена перкуссией, от этого прыжки степных воинов в желтом кажутся еще более залихватскими.

Сценограф Зиновий Марголин заполнил сцену языческими идолами, тут тоже разбросаны перевернутые телеги (еще раз!) и стоит бутафорский неподвижный конь, за которого цепляются во время пения. Эпизоды с кутилой Галицким (Владимир Маторин) и кроткой Ярославной (Елена Поповская) протекают в обрамлении деревянных перекладин (образ града и терема, надо полагать). В перекладинах сталкиваются его клоунская бравада и ее шаблонный – так выстроен рисунок роли – романтизм. Когда Игорь убежит из плена, Кончак в окружении подобострастных степняков, ступая по расстеленным коврам, расчетливо повелит женить княжеского сына на своей дочери и споет редко исполняемую в «Игоре» жестокую песню про счастье видеть трупы врагов и радость насилия. Финал безрадостный: жители Путивля машинально славят вернувшегося с поражением князя, выдавая хвалу с той же, не рассуждающей инерцией, с какой только что внимали сатирической хуле двух пройдох, Скулы и Егошки, распевающих позорящие Игоря куплеты.

Музыкальные купюры меньше раздражали бы, если б вокальная и актерская компоненты действия слились в экстазе, а оркестр во главе с дирижером Василием Синайским звучал ярче и не расходился с хорами. Но поскольку все перечисленное было, как правило, средним, то и впечатление от целого тоже среднее. Команда певцов, правда, может похвастать отменной дикцией, на которую Любимов положил много сил. Невнимание, а то и пренебрежение к музыке сыграло с постановщиком довольно злую шутку. Да, он желал убрать музыкальную рыхлость, пользуясь тем, что Бородин не успел оперу завершить, лично не отобрал главное среди массы написанной музыки, не прописал четкий порядок и количество музыкальных номеров. Да, режиссер предложил определенную концепцию: князь Игорь у него страстотерпец и неудачник одновременно, а Русь – вечная страдалица во многом по собственной вине. Но, судя по новому «Игорю», Юрий Петрович всерьез уверен, что содержание оперы заключено в либретто. Любимов не учел очевидные вещи, о которых даже неловко говорить. Что музыка по природе своей требует вслушивания, а не краткого пересказа сюжета, пусть под определенным углом. Что в звуках, а не в литературе как раз и спрятана оперная драматургия, а так называемые длинноты – не длинноты вовсе, а психологическая и художественная суть дела. Партитуру активно подогнали под концепцию. Но в итоге осталось не совсем понятным, ради каких великих умозрительных ценностей выброшены изумительные по красоте фрагменты. Неужели ради того, чтобы публика успела на метро?

"