Гарик Сукачев

– Игорь Иваныч, народ интересует, похожа ли маленькая Анастасия на вас?

– Она сильно похожа на маму, так по крайней мере мне кажется. Во-первых, она смугленькая, как Оля. Во-вторых, она черненькая. Единственно, что у нее глаза голубые, как у меня. Но сейчас трудно судить о ребенке, на кого он похож. Новорожденный похож больше всего на самого себя.

– У меня есть подозрение, что маленький Гарик был очень похож на себя теперешнего. Или вы теперь очень похожи на себя маленького. Скажите, много в том, что вы делаете, в песнях, из вашего детства?

– Мало. Почти ничего. Я стараюсь не писать песен о детстве. А если есть какие-то песни, связанные с моим отрочеством и юностью, это не лирические песни, скажем так.

– Был ли в вашем детстве какой-то внятный музыкальный фон, предопределивший судьбу?

– Я абсолютно не собирался стать музыкантом. Хотя музыкальный фон был. И были конкретные события, повлиявшие на судьбу, главные из которых – изобретение электрогитары, рождение группы «Битлз» и, как это называли, вокально-инструментальные ансамбли, существовавшие в каждом дворе, каждой школе, при каждом ЖЭКе.

– И кто вам показал первые аккорды?

– Никто не показывал. У старших ребят во дворе были гитары, а у меня не было, и я подсматривал, как они играли на трех блатных аккордах, соответственно ре-ля-ми. Мой друг выкрадывал у своего отца, когда его не было дома, гитару, давал ее мне, и я старался повторить то, что старшие ребята играли. Через неделю я играл ре-ля-ми лучше, чем они.

– Окуджава в одном из интервью признался, что, кроме старого русского романса и песен Вертинского, на то, что он стал сочинять песни, оказал влияние городской и воровской, или, как мы говорим, блатной фольклор.

– Вряд ли блатной фольклор оказал большое влияние на мои песни, тем более на мою жизнь. Думаю, почти никакого влияния. Хотя я знаю немало высочайших образцов блатной музыки, но никогда не был ею одержим, никогда не относился к ней всерьез, она существовала сама по себе, я жил сам по себе. Меня интересовала исключительно музыка современная. Эта музыка называлась рок.

– Но откуда взялись тогда все ваши люди с окраины, «король проспекта», Витька Фомкин и Леша, которому Ритка Дорофеева поломала карьеру цементо-бетонщика, и тому подобные персонажи, предпочитающие, надо полагать, не рок, а три аккорда ре-ля-ми в подворотне?

– Я не знаю. Мы говорим о сегодняшнем дне или о музыке в целом? Если говорим о музыке в целом, это достаточно длинная история. Персонажей, о которых вы говорите, в песнях группы «Бригада С» не было вовсе. А если вы имеете в виду группу «Неприкасаемые», то и здесь их почти нет. Они существуют лишь в каких-то моих личных работах, никак мною не ассоциируемых с моей группой. Откуда они берутся? Понятия не имею. Они просто живут рядом со мной, и я или получаю от них пинки и затычины, или сам бью им морды. Вот и все. Художник, тем более живущий в большом городе, должен быть обнажен перед миром, людьми. Я этот мир силюсь изменить, но не знаю как. И ничего другого мне не остается, как быть обнаженным. Когда я пою про Витьку Фомкина и Лешу, конечно, отчасти я пою и про себя, но и про тех людей, которым дано прожить другую жизнь. Витьку Фомкина звали на самом деле по-другому, но такой парень существовал, и его так вот глупо, как в песне, убили, когда он шел домой. А если говорить про Ритку Дорофееву, это просто смешная песенка. Чистый секс. Я вообще шалун. Люблю иногда пошалить.

– В одной из статей, вышедших после альбома Poetica, вас назвали главным борцом за патриотизм и народность. Аргументация критика строилась на песне «Гибель «Курска». Как вы относитесь к такому определению?

– Я борец за патриотизм и народность? Это бред сивой кобылы, какое-то русопятое словосочетание времен первой царской Думы, которая, как известно, просуществовала недолго, и слава тебе, Господи. Все это не более чем забавно. Можете меня именовать кем хотите, главное – в душу не плюйте. Что касается «Курска» – то на гибель этих ребят откликнулась вся страна, для нее это было самым тяжелым горем, наверное, со времен Чернобыля. Гарик Сукачев – один из жителей своей страны, только он сочиняет и поет песни, вот и все.

– Несколько лет назад вы, Игорь Иваныч, записали диск с Петром Ефимовичем Тодоровским. Человеком старшего поколения, другой, в общем-то, музыкальной культуры. Как это случилось?

– Легко. Петр Ефимович работал со мной на картине «Праздник», я к ней делал саундтрек, и мы, «Неприкасаемые», с ним играли вместе все восемь месяцев, пока снималась картина. Или он с нами играл. В общем, все вместе играли. Нам вместе было удивительно хорошо, и когда я предложил ему выпустить пластинку «Фронтовой альбом», Петр Ефимович сразу согласился. И остался этой работой доволен.

– Ваш последний диск называется знаменательно: «44». Скажите, в возрастном измерении круг вашего общения в самые последние годы расширяется?

– Нет, он сужается. Круг общения – это очень маленькое число близких людей, которых я могу назвать друзьями. С остальными я стараюсь не общаться. И крайне редко общаюсь с приятелями. Те, с кем общаюсь, кто еще жив на этом свете, никак не изменились, возраст на наши отношения не повлиял. Хороших знакомых с каждым годом больше, а тех, с кем есть необходимость общаться, – все меньше. Многие великие старики, которых я любил, ушли. С другой стороны, и в категорию друзей со времен «Бригады С» кто-то попал. По-разному тут, знаете ли.

– Когда и как вас, будущего дипломированного режиссера, потянуло в театр? Когда и как вы себе сказали: «Хочу быть режиссером»?

– Когда был Советский Союз, детишек, а тем более в Москве, часто возили в театры. Поэтому я пересмотрел, учась в школе, огромное количество спектаклей и в театре Образцова, и в Центральном детском, и в ТЮЗе. Кроме того, я жил неподалеку от Дома культуры «Салют», где была театральная студия. В ее спектаклях центральные роли играл старшеклассник нашей школы Сережа Проханов. Моя сестра училась с ним в параллельных классах, все девчонки были в Сережку влюблены, а я часто ходил смотреть спектакли этого народного театра. Мне это нравилось. Что касается того, когда я себе сказал: «Хочу быть режиссером», то здесь не все было просто. Я, прежде чем поступить в училище, вынужден был окончить строительный техникум, потому что меня не брали в 9-й класс, никто не верил, что я хороший человек. И у меня, такого исчадья ада, было два выхода: ПТУ, куда я не хотел, или техникум. Я техникум окончил, поучаствовал в проекте железнодорожной станции, был известным в узких, подпольных кругах музыкантом. А потом, через несколько лет, я сказал себе… нет, не «хочу быть режиссером», а «хочу заниматься театром абсурда, в нашей стране никто ни черта не знает, что это такое». До этого была студия Олега Киселева, занимавшаяся театральными экспериментами, в которой мне совершенно не понравилось, был еще некий персонажик, забыл имя… Да это уже не суть важно. Этот персонажик пытался делать нечто схожее с театром абсурда. Я зашел и туда и понял, что это полное дерьмо. И, в общем, я захотел сделать свою студию. И сделал ее. Она недолго просуществовала, называлась «Пластилиновый театр». Дала два спектакля – сцены из «Ромео и Джульетты» и из «Стульев» Эжена Ионеско – и развалилась, к счастью. Мальчик от сохи, непонятно каким ветром несомый в сторону искусства, я сказал себе… нет, не «хочу быть режиссером», а «хочу закончить училище с красным дипломом, чтобы с ним потом переться в ГИТИС». Поехал в город Задонск и поступил там в культпросветучилище, где познакомился с Сергеем Галаниным, с которым мы создали группу «Бригада С». А к четвертому году обучения мне стало понятно, что я не хочу на самом деле заниматься ни театром абсурда, ни каким-либо другим театром. Что в жизни мне интересны две вещи: рок-музыка и кино. И тогда я сказал себе: «Не хочу быть театральным режиссером, а хочу посвятить всю оставшуюся жизнь рок-музыке и кино». Что и пытаюсь делать двадцать лет.

– Жизнь делится пополам?

– Не делится, к сожалению. Тем более не хочется назад, в театр.

– И тем не менее, вспоминая концерты «Бригады С», на которых я был, и концерты «Неприкасаемых», которые видел, на мое сугубо зрительское ощущение: театр продолжает присутствовать в вашем творчестве.

– Это на ваше ощущение. Театр и рок-музыка – совершенно разные жанры. Квинтэссенции никогда не возникает. Даже «Иисус Христос – суперзвезда» вполне спорное произведение. В театре люди играют роли не самих себя, потом их разгримируют, и они разойдутся по своим домам. А мы, как писал Высоцкий, «ходим пятками по лезвию ножа». Без пафоса, в прямом смысле. На публике, на людях я могу только еще больше обнажиться, если публика захочет. А если она не захочет, могу закрыться. И она ничего не увидит, кроме улитки. Тем не менее на сцене я. Не человек, играющий роль Игоря Сукачева, а Игорь Сукачев. Точно так же, как в хоккей играет Валерий Фетисов, а не человек, играющий роль Фетисова в этом матче, понимаете? Мне эта разница кажется очень существенной.

– Вы первый рок-музыкант, вышедший еще в середине 90-х на сцену МХАТа. Еще при Ефремове. Что-нибудь он вам по поводу этого выступления потом говорил? Неслыханная же дерзость – рок во МХАТе…

– Нет, по поводу моего музицирования Олег Николаевич ничего особенного не говорил. Но и мне, и Жене Митте, и Никите Высоцкому, и, конечно, Михаилу Ефремову он дал тогда большой карт-бланш на то, чтобы мы смогли поработать в его театре. Тогда мы поставили на Новой сцене МХАТа две работы. Мы с Мишей сделали спектакль «Злодейка, или Крик дельфина» по пьесе Ивана Охлобыстина. Вообще Ефремов нам благоволил, чего не скрывал. И сегодня я думаю, что сцену театра он предоставил мне и для постановки, и для концерта просто потому, что хорошо ко мне относился. К сцене МХАТа, к его стенам у меня был невероятный пиетет. И сейчас, когда я бываю во МХАТе в Камергерском, у меня всегда приподнятое настроение.

– На интернет-сайте «Неприкасаемых» размещен синопсис-заявка фильма «Дитя». Вы там говорите о некоем «состоянии ожидания». Что это такое и как часто оно вас посещает?

– Я давно уже, несколько лет не перечитывал синопсис фильма «Дитя», но состояние ожидания меня посещает часто. Это ожидание того, что должно что-то произойти, и это что-то, к сожалению, нехорошее. Я себя за это всегда кляну и боюсь, когда это состояние на меня начинает нападать. Может быть, инфернальные ощущения, которые я наблюдаю над миром, и у меня начинают звенеть волосы, идут от того, что в роду моей мамы были священники. Может, это от того, что столкнулись странным образом родовые столбы отцовских предков крестьян и мещан по материнской линии, комиссаров в красных шлемах и белогвардейцев, которые были все одной семьей. Не знаю… Не хочу быть пророком, но то, что я умею чувствовать, и задолго, что должно что-то произойти, – правда. Причем это «что-то», как правило, не относится ко мне лично. Такие дела.

– Не отсюда ли ангелы в ваших песнях?

– Наверное, отсюда. И отовсюду. Они ж, ангелы, всюду парят – мы их, к сожалению, почти никогда не замечаем, а они всегда с нами, и ваш, и мой. Вот мы с вами говорим, а они меж собой перемигиваются.

– Вы сейчас, я слышал, сыграли в кино роль ангела.

– Я сыграл, мне кажется, совсем не ангела. Назовем этого персонажа ангелом смерти, но ангел смерти вообще-то белый, а режиссер Рома Качанов сделал его черным. Между нами, Ромка не очень что-либо понимает в ангельской сущности и не хочет понимать, но уж это его право.

– Картина «Арье» снималась в Израиле. Там звон ангельских крыл слышнее?

– Не-а. Там слышнее пулеметы и ракеты, которые с вертолетов пускают. Ангелы почти не летают. Звон ангельских крыл здесь, в России, слышнее.

– Сценарий фильма написал Александр Гельман. Вам вообще в кино с литературным материалом везет. Вы и сами пишете, и не только стихи к своим песням. А что вы читаете сейчас?

– Ничего не читаю. Давно. Просто не хочу, и все. Не хочу никакой литературы, никаких симпатичных идиоматических построений, никаких софизмов. И даже классику не хочу перечитывать. Не то время. Дайте чуть-чуть постареть, надеть тапочки, завернуться в теплый плед, сесть в мягкое кресло – тогда буду перечитывать Достоевского. Я так хочу дожить до этого. И тогда мы с вами чудесно поговорим о литературе. А сейчас другим надо заниматься.

– Когда нам ждать следующий ваш альбом?

– Я надеюсь, что запишу его до осени. Три песенки из него мы уже записали, на днях сяду записывать четвертую. В нем, в отличие от предыдущих пластинок, будут только мои песни.

– А какими ветрами заносит к вам чужие? Скажем, последний ваш диск «44» начинается с «Вашего благородия» Окуджавы и заканчивается «Конями привередливыми» Высоцкого.

– Какими ветрами? Любовными. Только то, что люблю, я и пою. В общем, набирается не очень много. У меня очень простые ориентиры в жизни. Крестьянские. Скажем, «Я милого узнаю по походке» я услышал давным-давно. Мне подарили кассету с ужасной по качеству записью Алеши Димитриевича, и я от его песен офонарел. Фантастический голос, несмотря на то, что он ведь уже был глубокий старик. Великолепная музыка. Необыкновенная удаль. Ничего подобного я ни до, ни после не слышал. Поэтому Димитриевич у меня в машине в CD-плейере заряжен всегда.

– Существует, кстати, мнение, будто Гарик Сукачев скатывается к формату «Радио Шансон».

– Да ради Бога, почему нет? Я никуда не катаюсь, это людям нужно, чтобы человек, скажем так, внешний куда-то непременно катился или перекатывался, а то будет непонятно, каким образом он живет, и вообще какого черта эта сволочь сама по себе, без нашего участия, передвигается по миру, ни на кого не обращая внимания. Поэтому надо придумать, кто куда катится. Вот Гарик пусть катится в «Радио Шансон». Я не против: если там Высоцкий, Галич, Визбор, тот же Димитриевич – да я с удовольствием вкачусь в такую компанию.

– Кроме Димитриевича, кого слушаете постоянно?

– Постоянно – Жака Бреля, пожалуй. Музыку к французским фильмам 30-х годов, Лизу Хэйуорд, «Роллинг стоунз», концерт 69-го года. И Мади Уотерса. Кажется, это все, что есть у меня в машине. Сейчас еще новую пластинку «Здоб Ши Здуб» слушаю постоянно.

– Есть и у вас одна вещь, которую я слушаю постоянно. «Вальс Москва».

– Спасибо. Мне приятно.

– Там несколько персонажей, о которых вы поете, как будто глядя на себя со стороны: беспутных, несчастных, счастливых, отчаянных. Скажите, это все…

– Это все – ночь в одном городе, который называется Москва. Город один, а у каждого своя судьба. С кем-то что-то обязательно случится или не случится ни за что.

– Там есть один звук замечательный – звук тубы. Как звук судьбы.

– Да. На тубе играл мой отец. Он, к сожалению, умер. Мы 1 июня его похоронили… Он был непрофессиональный музыкант, но всю жизнь любил играть в духовых оркестрах, и в армии, и после войны на танцплощадках. И в 92-м году, когда записывался альбом «Реки», последний альбом группы «Бригада С», о чем я заранее знал (я тогда сказал ребятам: «Все, это наш последний альбом! Ничего лучше этого мы не запишем!»), так вот, я тогда подумал, что мне и с отцом однажды придется расстаться навсегда. Поэтому попросил его сыграть партию тубы. И затем отец, деда Ваня, много раз с нами играл на концертах. Он был простой, совсем обычный человек. На концертах моих отец бывал, но крайне редко. А как он к тому, что я делал, относился, мы с вами уже не узнаем никогда.

– Но что-нибудь он говорил?

– А я вам не скажу...

– Последний вопрос. В этом году «Неприкасаемым» 10 лет. Пушкин говорил, что один дурак не меняется. Что в «Неприкасаемых» за прошедшее десятилетие изменилось?

– До фига. Я вам предлагаю зайти на сайт группы, кликнуть мышкой раздел «История» и посмотреть, сколько было сделано, кто помер, кто ушел, кто пришел, сколько было надежд, удач и неудач. А потом зайти на форум и написать от себя, что в нас изменилось.

– Я бы, наверное, написал, что песни Гарика и «Неприкасаемых» год от года становятся все лиричнее.

– Ну и дай тебе Господь счастья! Спасибо, что мы, наконец-то, можем себе позволить быть лиричными людьми! Это состояние, на мой взгляд, лучшее, которое существует на свете. По крайней мере мне так кажется...

– И мне тоже.

– Ну и ладно (впервые за весь разговор смеется). Так и запишем.

Справка «НИ»

Игорь (Гарик) СУКАЧЕВ родился в 1959 году в деревне Мякинино Московской области. Окончил железнодорожный техникум, участвовал в проектировании железнодорожной станции «Тушино». В 1987 году окончил Липецкое областное культурно-просветительное училище с дипломом режиссера театра. Создал музыкальные коллективы «Постскриптум» (1977–1983 гг.), «Бригада С» (1985–1994 гг.), с 1994 года и по сей день работает с группой «Неприкасаемые». Известность пришла к Гарику Сукачеву 14 января 1986 года, после участия в «Рок-ёлки» – первом андеграундном рок-фестивале. Записал более десяти альбомов. Снялся более чем в десятке фильмов, был режиссером кинолент «Кризис среднего возраста» (1997) и «Праздник» (2001). Автор книг «Король проспекта» (1999), «Там, где кончается дождь» (2001). Известен как организатор рок-фестивалей и клипмейкер. Сотрудничает с МХАТом имени Чехова.