Танцевальная барщина

«Шотландская симфония» – балет на музыку Мендельсона, который показали на фоне руин, водопадов и осенних лесов. Персонажи (суровые горцы и их нежные подруги), частью одетые в килты, частью в туники а-ля балет «Сильфида», изображают любовь и вражду кланов, хотя в принципе спектакль бессюжетный – этнография, беспримесный романтизм и красота. Не хуже, а возможно, и лучше, «Тема с вариациями» на музыку Чайковского – почетный член списка так называемых петербургских балетов Баланчина, навеянных эстетикой Императорского балета предреволюционных лет («мистер Би», как его прозвали за океаном, родился и вырос в Петербурге). В этом балете аура придворных церемоний обрамлена торжественной пластической структурой, а динамичный полонез чередуется с чеканными апофеозами.

Но что показала Мариинка? С мэтром у театра разговор вообще вышел короткий. Раз ноги хореографии Баланчина растут из России, значит, есть повод для перевода трудных баланчинских па в привычное накатанное русло. Чего мудрить, если у родного Петипа и нашего уроженца Баланчина в основе один и тот же классический «алфавит»! А «мелочи», вроде совершенно иной телесной координации или других отношений с музыкальными темпами, можно отбросить. О видимой легкости, с которой положено исполнять эту сложнейшую хореографию, можно было забыть. В воздухе витало ощутимое напряжение, чему способствовал оркестр, игравший тяжеловесно, не совсем вразумительно и медленнее, чем положено у Баланчина. На лицах солистов читалась прямо пропорциональная зависимость: чем сложнее или быстрее по темпу были поставленные вариации, тем ярче проступал испуг – не упасть бы, не запутаться в ногах, не разойтись с музыкой еще больше. Женщины, кроме Яны Селиной, справлялись тоже не на пять баллов. Солистка «Симфонии» Анастасия Матвиенко изображала что-то томное, но при этом игнорировала все, что делает Баланчина самим собой, – внятную танцевальную «дикцию» и тонкий вкус. Прима «Темы с вариациями» Алина Сомова вышла по замене заболевшей балерины и тем спасла спектакль. Это плюс. Все остальное – минус. Невесть откуда взялись вселенская тоска на пустом месте и повадки умирающего лебедя, а с точки зрения балетной техники словно танцевал не живой человек, а глухой к музыке, изрядно разлаженный механизм. Кордебалет тяжело и равнодушно «бряцал» телами, как будто отрабатывал повинность на танцевальной барщине. В итоге графика хореографии Баланчина с ее остротой поз и непринужденной виртуозностью расплылась в нечто унылое. Элегантный «мистер Би» напоминал подвыпившего мужика, который, шатаясь, пытается добраться до дому.

Балет «В ночи» рожден из шопеновских ноктюрнов. Тут три дуэта, танцующие то под звездным небом, то под светом громадных люстр. Это Шопен любовных прогулок под луной, Шопен тревожного бального флирта, предвкушения разлуки и мимолетного счастья. Хореография Роббинса многозначительна и безмерна, как может быть безмерен бессловесный танец, в отличие от слова не пригвождающий суть к узкому смыслу произнесенного. Но лишь одна из трех солисток – Екатерина Кандаурова – танцевала так, что на сцену хотелось смотреть. Рыжая красавица с волшебно гибким телом, может быть, и уязвима для критики: некоторые скажут, что ее темперамент в балете Роббинса бьет через край, заполняя элегию горячечной страстью. Но это было настолько убедительно и броско! Из-за таких роковых женщин мужчины раньше стрелялись. И когда на финальных поклонах Кандаурова не получила ни цветочка, в то время как ее товаркам из-за кулис вынесли букеты, такое показалось не просто бытовой невежливостью или плохо организованным театральным ритуалом. Это была откровенная художественная несправедливость. Что в итоге? Осознание того, что западные шедевры в Мариинке нынче исполняются не на уровне репутации этого театра. Сигнал, надо сказать, тревожный. Репутация трудно зарабатывается, но теряется легко. И раскрученный бренд не поможет. Это давно проверено мировой историей искусства.