Posted 11 января 2020, 08:12
Published 11 января 2020, 08:12
Modified 7 марта, 15:10
Updated 7 марта, 15:10
Сергей Алиханов
Андрей Высокосов родился в Москве в 1966 году. Окончил Литературный институт имени М. Горького. Автор стихотворных сборников: «Автопортрет с распростёртыми объятиями. Девяносто одно стихотворение в стихах» и «Нам песня стоит ли жить помогает», вышедших в издательстве «Стеклограф». Работает корректором.
Недавно поэтический подвижник и просветитель Москвы, главный редактор издательства «Стеклограф» Дана Курская, прекраснейший поэт и наш автор, разослала приглашение: «Приходите завтра в Фонд «Нового мира» в 19.00 на презентацию сборников одного из моих любимейших поэтов - Андрея Высокосова! Издательство «Стеклограф» представляет нечто невероятное - этот замечательный поэт с первых строк пленил мое сердце. Его нет в социальных сетях, и его имя не встретить на афишах литературных мероприятий. У меня есть возможность познакомить вас всех с по-настоящему крутым автором. Отчаянно рекомендую!!!»
И действительно, стихов Андрея Высокосова я не нашел в Сети, и даже на портале «Стихи.ру» - страница удалена автором!
В высшей степени заинтригованный, я поспешил на Творческий вечер, где повстречался со многими московскими поэтами. Презентация получилась трогательной, слайд-шоу: https://www.facebook.com/alikhanov.ivanovich/videos/10220812843213887/
Когда-то, перелетев через Атлантический океан, и оказавшись на другой стороне Земли, Иосиф Бродский написал: «номера телефонов прежней и бегущей жизни, слившись, дают цифирь астрономической масти». Крылатый конь Пегас — символ поэзии, летит над пространством и океанами, но главное — летит над временем. Наша краткая эпоха вместила смену социальной формации, кардинальные изменения общественной среды, породила существенные ментальные и языковые метаморфозы, которые тоже можно назвать «астрономическими».
Жизнь поэта в эпоху перемен, и его творчество порождает связи в текстах, организуемые с помощью внутренних лирических гиперссылок, невольно всплывающих в памяти, и наслаивающихся на эсхатологические перемены. Лирика Андрея Высокосова — своеобразная внутренняя интертекстуальность, порожденная языковыми реминисценциями на подсознательном уровне:
за бесцельно прожитые годы
лично мне мучительно приятно
вот прошла собака без породы
а потом она прошла обратно
Даже суровая фразеология тоже лирическая гиперссылка:
ни души в глубине души
все ушли на холодный фронт
да и были все алкаши
ладно утром начну ремонт...
или
…а когда трава подрастёт
и созреет в глазу бревно
из ночных узнаю газёт
что везёт мне причем давно
В строфы поэта, словно примочки, внедряются тексты лозунгов, агитаторских шаблонов соцразлива. Порой не разобрать — впрочем это и не важно, какой текст первоначальный, а какой поясняющий. Тексты разных эпох утратили связь, потому что слились в один - цезуры заменили швы:
что ты спешишь что у тебя нет время
нет воздуха нет дома нет семьи
что у тебя лесной родник где темя
и что ты должен строго до семи
вернуться в эту чёртову казарму
где ангелы ночуют взаперти
и духи жрут во сне по килограмму
конфеток шоколадных ассорти
Культура, пост-культура, сакральное ли профанное искусство, гипер-поэзия — как ни назови, все равно чувствуешь, ощущаешь — через стихи Андрея Высокосова — свою сопричастность и происходившему, и происходящему:
слушаю тяжёлый рок
чтоб наслушаться им впрок
попадёшь случайно в рай
серафимы то и знай
будут сладко так дудеть
до скончания и впредь
лучше бы конечно в ад
из окна под сталинград
но и там одна нетленка
лещенко или шульженко…
Смеётесь, над кем?! — над собой смеетесь! Действительно — над собой...
Видео презентации я снимал с трех метров, но Андрей Высокосов читал стихи так тихо, что с трудом его понимаешь - видео-фильм- https://youtu.be/mUOq3FOxSKk .Но зато очень ясно и вдумчиво, аргументированно и четко говорит о герое вечера критик Данила Давыдов.
И подумалось — вот судьба Сергея Чудакова, о котором Иосиф Бродский сказал, узнав о получении премии: «Надо было Сереже дать...». «Имяреку, тебе, -- потому что не станет за труд. из-под камня тебя раздобыть, -- от меня, анонима...». Стихи остались, а даже фотки Чудакова нет…
И главное, спасибо Дане Курской за подвижничество, за знакомство с прекрасным поэтом!
Спасибо и самому Андрею Высокосову за то, что он впервые разрешил выставить в Сеть свои стихи - именно для читателей нашей рубрики:
* * *
зонтов и пленных не берём
сегодня славная погода
стоят столбы от фонаря
лежит господь не говоря
сидит ворона за свободу
на деревянных проводах
висит прокуренный троллейбус
в нём гильденштерн и тузенбах
играют в карты без рубах
всё в жизни прах и эпидермис
поёт ворона чик чирик
враги сдаются в субаренду
бог много спит он общепит
он тонколик он фронтовик
он женщина по документам
* * *
спят утруски и усушки вышки спят
на заброшенной опушке где глядят
пташки странными глазами сверху вниз
и висит достаточно много биссектрис
а под ними ходит старослужащий
и как только видит чьё-то будущее
сразу выхватит из горла револьвер
закричит как двадцать милиционер
и пошла писать губерния в район
страшно жить. особенно вдвоём
* * *
за бесцельно прожитые годы
лично мне мучительно приятно
вот прошла собака без породы
а потом она прошла обратно
дождик начинается суббота
на работу вышли безработные
яндекс открывается как рвота
и деревья противопехотные
наклонясь стоят между домами
между нами девочками в джазе
жизнь образовалась вечерами
как в апрельском сказано указе
* * *
снег лежал ногами к двери
в промтоварный магазин
например в какой-то мере
ехал грека из уфсин
через реку стрептококу
через гоби и хинган
через пень тюмень колоду
через правое плечо
ехал грека к человеку
грека не был нипочём
он лежал при этом к двери
непокрытой головой
а она была закрыта
ну а он пошёл домой
не к себе конечно что ты
он почти что не слепой
он в глазок глядит глазами
без базара как хромой
приходили раньше птицы
прикурив свой беломор
а теперь уже не ходят
зарастает водопой
все народною тропою
дышат воздух на чём свет
* * *
как поётся в одной диссертации
покраснела зима до корней
и в российской моей федерации
наступила весна но скорей
до весны ещё целая осень
это лет приблизительно пять
или сорок а после иосиф
возвратится и будут опять
падать вниз небольшие осадки
на пустырь возле станции лось
где железный стоит трансформатор
в старой будке квадратной насквозь
* * *
по списку кораблей пройдя до половины
я очутился где-то явно не в лесу
была в кармане явка с просроченной повинной
я понял всё и пил мучнистую росу
а в голове был гул какой бывает после
того как проживёшь или вперёд всего
был день и подо мной был шар земной и ослик
и множество людей хотели одного
чтоб я им подарил чего не знают сами
надежду рождество пилюль от нищеты
они молчали все ещё живыми ртами
о чём не знаю сам но твёрдо знаешь ты
который мне сказал открой глаза и слушай
я возразил: хочу закрыть их и кричать
а что сказал кричи кричи как можно лучше
я тоже бы кричал но не умею ждать
* * *
да не хочу я если честно вставать в громады мизансчастья
и сон нейдёт как интересно следя за берегом ненастья
не думать вдумчиво и цепко следя за меловой чертою
куда придут и сядут или встав за береговой чертою
давай давай кричит девятый или пробел между двух жизней
он никогда не станет лишним а просто сгинет как в отчизне
окно погасло ранним утром на чисто прибранном проспекте
по лужам дрожь бежала долго так долго что почти до смерти
* * *
в тихом омуте аэродром и хорошо натоплено
прозеваешь мысль улетит не поймаешь
человек звучит гордо просто эффект доплера
проживи жизнь если ты меня понимаешь
застревая ногами в грязи светят огни на севере
у нас лето очень долгое потому что зима не кончалась
справа вечер забор дерево слева вечер забор дерево
так устроено всё живое кладбища и санчасти
ты сегодня хмельна мореходная моя хохлома
тяжёлый гжель тебе ударяет в голову
на берегу протяжённой реки стоят тома и тома
когда-нибудь их прочитают в очках интеллигентные половцы
а пока повторяй за мной: повторяй за мной повторяй
повторяй ничего ничего это всё ничего и нечего
на траве трава на дворе двора потому что француз мамай
сковорода в решете и небеса в кузнечиках
* * *
положите мне в гроб автомат ппш
и патронов на первое время
бьётся в тесной печурке родная душа
и роняет то сопли то семя
а с небес то зарядит овечий горох
то на месяц кукушкины слёзы
то какой-нибудь позднеаттический бог
лейтенантской нарежется прозы
и с большой грановитой гранатой в руке
раздвигая собою осины
поглядит как купаясь в своём молоке
наши реки легки на плотины
поглядит как кисельны вокруг берега
как аллеи темны и таёжны
как ничья и нигде не ступала нога
как окрашено всё осторожно
и тогда он гранатой бабах по гвоздю
и повесит на гвоздь портупею
за водой родниковой уйдёт по дождю
и по снегу а я не успею
* * *
Давным-давно, в одну из тех ночей,
Что служат для создания миров,
Бог создал мир из снов, и кирпичей,
Крапивы, пива, щей, людей, коров.
Он населил коров своей блохой,
Своей сметаной он заправил щи.
Он посмотрел: мир, в общем, неплохой,
А хочешь лучше, тварь, — иди ищи.
А я — хочу. Чтоб не было блохи.
Чтоб не было сметаны и людей.
Чтоб Бога не было совсем — одни стихи.
И побездарней чтобы. Так страшней.
* * *
был татьянин день татьяна
выпила вина стаканчик
выпила но не до пьяна
девочка была не мальчик
ну а был ли мальчик? не был
только девочка татьяна
мальчик улетел на небо
острова афганистана
* * *
на марсе такая система
там рация есть но разбита
дышать там походу не тема
имеется свой композитор
на марс приезжают под утро
запруды на марсовом поле
рукою поймаешь попутку
попутка поедет в удолье
полковник утонет в овраге
но будет барак с куполами
на средненьком как на рейхстаге
красивое красное знамя
а баба-пурга в парабеллум
глядя с идиотской улыбкой
ей к вечеру чёрным по белой
стреляться захочется шибко
приват-председатель мороза
не скажет кудрить твоя свёкла
а сядет на край тепловоза
сгребая разбитые стёкла
а самый меньшой из пожарных
пройдёт относительно мало
он был сирота и не жадный
весной его тоже не стало
* * *
а за рекой-сякой весь род людской
живёт а перед ним земля лежит
в инфраструктуре чисто городской
простая как трихлорперитонит
он говорит живёт и говорит
идёт уже считай который год
как я живу а всё как замполит
то готтентот придёт то бутерброд
на землю упадёт затылком вниз
которая висит передо мной
и держится руками за карниз
от слёз берестяной и ледяной
* * *
я жалко улыбаюсь
мне жалко улыбаться
стараюсь оставаясь
счастливо оставаться
уходят пароходы
без дыма и пощады
большие хороводы
ведут на свет с вещами
уснувший на конечной
забытый на продлёнке
найдусь на подвенечной
обоссанной клеёнке
в окне четыре клёна
на потолке лепнина
и смерть каникулярна
как в детстве скарлатина
* * *
курьеры не курят курьеры курёхина ссут
курьеры не самовлюблённые сумки несут
а разные глупости типа того что давно
крутили мужчины и женщины типа кино
на всех этажах зажигают курьеры костры
курьеры курёхина ссут а не козы ностры
курьеры привозят резиновый аппендицит
тому кто спокоен и верен ему и не сцыт
а помнишь мы счастливы были с тобой в днд
и тихо над нами сиял дрсмнд
курьеров увозит отсюда курьерский экспресс
а нас увезёт инкассатор в курёхинский лес
однажды курёхин конечно уйдёт в мавзолей
его там давно поджидает большой пантелей
а мы с тобой будем гулять под бутырской стеной
зимой и ещё вероятно текущей весной
* * *
я соберусь сегодня с духом
а также сыном и отцом
я попрошу его: братуха
пойдём покурим на крыльцо
и буду безнадёжно долго
как будто малость туповат
глядеться в тающий над волгой
над волгой тающий закат
* * *
ни души в глубине души
все ушли на холодный фронт
да и были все алкаши
ладно утром начну ремонт
положу на алтарь золы
натяну на глобус сову
и повсюду налью смолы
чтобы к ней приклеить траву
а когда трава подрастёт
и созреет в глазу бревно
из ночных узнаю газёт
что везёт мне причем давно
а куда везёт и зачем
бог не выдаст и бог бы с ним
в нём двенадцать отвесных клемм
и из всех осторожный дым
* * *
на эйфелевой башне кремля
рубиновая звезда горит
а помнишь я тебя поздравлял
красивые цветы подарил
меня теперь и в живых-то нет
остались только цветы и стихи
черноплодные такие мой свет
ремонтантные лопухи
* * *
однажды мне явился ангел тыла
и попросил: быстрее я спешу
и я сказал: я братская могила
я никому на свете не скажу
что ты спешишь что у тебя нет время
нет воздуха нет дома нет семьи
что у тебя лесной родник где темя
и что ты должен строго до семи
вернуться в эту чёртову казарму
где ангелы ночуют взаперти
и духи жрут во сне по килограмму
конфеток шоколадных ассорти
* * *
слушаю тяжёлый рок
чтоб наслушаться им впрок
попадёшь случайно в рай
серафимы то и знай
будут сладко так дудеть
до скончания и впредь
лучше бы конечно в ад
из окна под сталинград
но и там одна нетленка
лещенко или шульженко
нынче запущу стормбрингер
погляжу чутка голдфингер
вспомню детство золотое
мама папа всё такое
все живые все родные
молодые выходные
мы идём втроём гулять
в парк культурный отдыхать
а потом и в планетарий
а потом и в зоопарк
должен каждый пролетарий
знать и чтить платформу марк
мы и знали мы и чтили
но из служащих мы были
в пролетарии не вышли
ночью на платформу вышли
звёздочки толпятся в небе
как бактерии на хлебе
хорошо в стране моей
пахнет хлебом воробей
а синица пахнет горем
а больница пахнет морем
папа умирал не корчась
бессознательно и просто
это если лобным местом
в стену плача ты упёрся
а в стене лежит гагарин
в государственном скафандре
ваши пальцы пахнут барин
третьесуточной баландой
мама умерла в сознанье
от бессилия и боли
я тогда учился в школе
курощанья и прощанья
выпустился хорошистом
должником пошёл работать
до скончания и присно
адаптировался обтыть
я тяжёлый рок послушал
чёрной клюковки покушал
есть вопросы задавайте
нет вопросов орбакайте
жизнь идёт своей дорогой
так как смерти нет немного
* * *
два экспата разгребают
плодородный русский снег
ничего они не знают
и не надеются на успех
а на ветках мандарины
новогодние созрели
раздаются мандолины
расстаются менестрели
а я встречаюсь с продавщицей
в магазине перекрёсток
с кладовщицей весовщицей
да что там с крановщицей просто
прикуплю у неё мандаринов
маргаринов мандолинов
я базарю по понятиям
непорочного зачатия
* * *
отражается в окнах закатное солнце
не во всех исключительно в двух или в трёх
льётся песня моя из пустого в освенцим
греет тело своё человеческий дух
согревает своё человечее тело
человеческий дух в сыродутных печах
так что плавятся зубы свинцовые в мыло
не во всех исключительно на выходных
а на всех остальных каблуках и надлобьях
в малосольных впотьмах отглагольных устах
постоянная больцмана в бережных ливнях
малый пудель каштанка уснувший врасплох
* * *
ремонтируют квартиры
ставят новые сортиры
будут в них положим врать
в ваннах с бабами играть
бабу вымоют мочалкой
сделают её кричалкой
скажет каждый грамотей
ты иди рождай детей
дети вылезут из бабы
чтобы разрыдаться дабы
стало жалко всем на свете
потому что это дети
дети вырастут из бабы
расползутся словно крабы
станут старым стариком
лысым как ростелеком
или красною девицей
или штатной единицей
а меня не взяли в штат
стал я медицинский брат
я хожу за молодыми
в нашем вышнем бардодыме
где от вечной мерзлоты
разбежались все менты
мою санитарный узел
также доктору мабузе
ассистирую в процессе
и в принцессе груза двести
молодые все седые
все как на подбор святые
я их всех боготворю
и всегда им говорю:
вы когда на свет рождались
с акушеркою подрались
этот кратковечный факт
не остался незамечен
бог непрочен но извечен
он в двенадцатый антракт
любит пить в буфете кофе
и как гауптман иоффе
медленно глядеть на баб
медленно идущих мимо
мнимо но непоправимо
обнажёнными ногами
окружёнными шагами
* * *
ананасы степные и рябчики
день последний пришёл со товарищи
преломите молчанье на тряпочке
и ступайте назад. с наступающим
скажешь тоже потёмкин бердичевский
ошибаешься в главном (калибре)
свет ты мой донельзя электрический
эти рябчики эти колибри
утро росное мелкопохмельное
фавна отдых заместообеденный
эскалатор на станции ленино
увезёт меня в детство из бедности
буду детства за час до закрытия
стеклотару сдавать майонезную
и речёвку свистеть скрупулезную
в белом воздухе на предъявителя
* * *
а вот и александр дюма
в своих просторных пижама
тебя заждались мы сынок
пока ты там писал тома
у нас была зима
у нас бесхозные старики
и очень дует от реки
и машет вёслами барон
гудериан харон
он плавает у нас в реке
в незамерзающей оке
до самого утра
а утром длинный свой баркас
ритуальной фирмы адидас
вытаскивает на такой-то берег
он ест картошку из костра
за ним москва в москве жара
гранд опера и телефон доверия
* * *
забота моя не такая
как в семьдесят пятом году
она у меня не простая
а очень простая ввиду
того что решились вопросы
которых я не задавал
какая холодная осень
надень свою шаль набекрень
а я остаюся с тобою
родная моя капстрана
чтоб лечь на твой длинный линолеум
дожить до весны и тогда
смотреть как бестужев марлинский
последний июньский закат
заплакать как пьяный кандинский
рисующий мёртвых солдат
* * *
я дам слепому сто очков вперёд
он их наденет и пойдёт вперёд
а я за ним я всё ж таки народ
хотя и летний но водопровод
а в зимнем саде ёлочки-дубы
растут под снегом райские грибы
качают бабы детские гробы
поскольку нынче мёртвый час ходьбы
гусиным шагом друг за другом в рай
который где брезентовый трамвай
прогромыхает в неповадный край
а осенью бухает первомай
* * *
вот где мухтар зарыта собака
видишь вот здесь она заныкана и ещё здесь
это всё потому что наша родина архипелаг итака
и сладка в воздухе углекисловодородная взвесь
травка зеленеет форточка блестит
из неё вылезает гражданин ассерторической наружности
это всё потому что наша родина полуостров крит
который вписан во все толстые анналы и окружности
ты вот всё гавкаешь и разеваешь пасть от счастья
а я тебе скажу так: мой адрес не дом а малогабаритная вселенная
она располагается между скоропомощной подстанцией и пожарной частью
поэтому жизнь у нас с тобой мухтар большей частью внешнеэкономическая внутривенная
* * *
человек человеку сестра
милосердия да милосердия
человек может спать у костра
даже с острой заточкой в предсердии
человек может спать второпях
здесь в харибде на северной сцилле
и в других основных городах
королевства обеих сицилий
человек может спать нагишом
под берёзой высокой как радость
под огромным как счастье пальтом
из некрупного божьего града
под картинкой в твоём букваре
в белом венчике из краснотала
я тебе говорю как сестре
чтоб когда-нибудь ты прочитала
* * *
как эстетический феномен
краеугольный пролегомен
шёл гражданин а рядом такса
на поводке из гетинакса
смотрела такса на кусты
а ветер шевелил листы
деревьев а листы газеты
не знаю нет не шевелил
мужик не будь таким эстетом
и без того ты страшно мил
ты для любого жиробаса
субъект и сразу же объект
плюнь улыбнись утри уста
ступай на ленинский проспект
там сберегательная касса
там ночью негасимый свет
там женщины с прохладными руками
там памятник поэту мураками
ступай и погляди с моста
как разливается над нами
сиянье специальной пустоты
как помыслы наивны и чисты
возьми собаку на руки послушай
как бьётся сердце зверя в пустоте
как нерестится в яузе горбуша
быть в человеческой бессвязной тесноте
невыносимо проложи по звёздам
маршрут но не иди останься тут
веди по карте линию разреза
родильный дом прядильный институт
он просто ближе нет не так-то просто
он ближе к телу школа райсобес
и смешанный с дождём и дымом лес
там памятник с прохладными руками
там женщины поэта мураками
приходят и смеются наотрез
а осенью придёт из райсобеса
повестка в исправительный стройбат
с детальными прохладными вещами
из вышеперечисленного леса
и нужно чтобы был накачан пресс
но мы с продолговатыми врачами
не просто так забыли детский сад
а просто про него забыли страшно
забыть кого-то а потом потом
вдруг вспомнить а вокруг кричат и машут
и провожают в город побратим
и совершенствуются на аккордеоне
а журавлиный клин уже почти отходит
а я стою и всё прошу прошу
ещё пожалуйста хотя бы пять минут
мы с вами постоим поговорим
на этом ослепительном бетоне
* * *
всем бы нам умереть но не всем умирается быстро
что-то долго болит и поэтому долго живёт
в этом доме большом где проездом был граф монте-кристо
кто-то долго и трудно и страшно и долго поёт
эти трубы органные с тёплой водою по пояс
с унитазами в верхнем регистре а в нижнем с землёй
а скелетные кости бездарно уродуют голос
и поэтому голос надолго уходит в запой
он уходит в запой и поёт эти жёлтые стены
эти трубы органные эти фрамуги во двор
эти бритвы опасные с мыльными грудами пены
и летящий по небу и машущий нам пахтакор
я когда-нибудь вспомню как падали листья на крышу
гаража инвалидного в тёмном колодце двора
и конечно опять этот голос красивый услышу
перед тем как польётся молчание как из ведра
* * *
у меня зазвонил телефон попросили надежду
я сказал ошиблись никакой надежды нет
потом я надел подобающую одежду
и появился на этот лучший на свете свет
ирония заключается в том что нет никакой иронии
всё до смешного серьёзно даже ещё смешней
октябрьским холодным вечером одностороннее
движение намного одностороннее чем ещё несколько дней
назад когда было тепло а трава зелёная зелёная
а небо настолько синее что неподвижная часть момента
несмотря на все известные усилия которые
истёк период ожидания доступности этого абонента
* * *
в твёрдой памяти живу
благодарен рукаву
что могу им вытирать
эти слёзы так сказать
кто стучится в дверь ко мне
с чёрным горлом на ремне
кто ногами бьётся в дверь
в трезвом городе нетверь
я тебя искать ходил
авраам исаак родил
холодно уже вставать
спи чего уж твою мать
через сто фискальных лет
заведёшь мотоциклет
прогрохочешь через пни
как французик солжени
скажешь так в громоотвод
в бакалейный страшный год
я пришёл вам жечь сердца
от начала до конца
будет дым стоять рекой
и в хоккей играть рукой
будут птицы пролетать
и не смогут перестать
будет всё и навсегда
булерьян и лебеда
в телевизоре рекорд
зацветут под новый год
самолётик в вышине
в гладью вышитом окне
прячущий за шпингалет
странгуляционный след
* * *
ночь как генсек ивашко
была в большой печали
в окно кричали: пашка
а чей не сообщали
кричали б мамы детям
по отчеству: мол павел
кузьмич ты мать оставил
одну на белом свете
и дети были б сыты
и волки бы косматы
и смерть была б убита
в живот из автомата
* * *
играет на скрипке слепой музыкант
ослепший от страшного голоса скрипки
ему подпевает простой демонстрант
и две небольшие домашние рыбки
простой демонстрант на плечах у отца
ходил в небольшие походы походы
а рыбки сидели вдвоём у крыльца
и ждали от моря до моря погоды
погода настала она обняла
моих и твоих демонстрантов за плечи
и рыбок и птичек и всех увела
в бетонную дверь за картонною печью
* * *
уеду к тётке в глушь в берёзов
и чтобы тётка была не родная
и чтоб сосед был дед морозов
и комната в доме проходная
пустое тётки все родные
и комнаты не проходные
часы с кукушкой наградные
а жизнь не женское занятье
* * *
на реке авроре
в крейсере нева
глубоко как в море
и растёт трава
по траве проходят
кони адвокат
и княжна авдотья
поздний пубертат
чёрным ранним утром
в крейсере нева
громыхают вёдра
и растёт трава
по траве проходят
за грудной водой
адвокат авдотья
с левой накладной
а в рабочий полдень
в крейсере нева
спят на верхней полке
и растёт трава
по траве проходят
в треснутых пенсне
бабушка авдотья
с кошкой гаянэ
вечером гуляют
в крейсере нева
что не удивляет
и растёт трава
по траве проходят
с царскою косой
смерть моя авдотья
и господь босой
белыми ночами
в крейсере нева
между кирпичами
прорастёт трава
по траве по скорой
снова по траве
увезут аврору
в крейсере неве
* * *
детская вода
за в сердцах нагайник
плавает беда
толстая начальник
жмётся хоровод
огуречным даром
за стеной народ
машет перегаром
про сердешный зуб
с выколотым оком
расцветает дуб
без дверей без окон
за всегда один
падающий на бок
снег на господин
глиняных на запах
чтоб как умирать
всем сусветным мясом
лбом поцеловать
в губы мелким плясом
* * *
в руках двунаго деда кожеруба
устала глина ломом исплощадна
на крыльях и на спарциях керуба
на всём пространстве мокрая брусчатка
ещё сказал аз вижу свет ребята
(не при беременных и инвалидах)
корпускулярный я сказал коватый
и даже не на сыропустных идах
а в головах с прохладным словом ноги
когда в тепле а с голоду двуглава
на бреющем от берингова в новый
до тех осинок сгорбленная слава
а в трёх томах а в двух полуботинках
на волосок от екатеринбурга
на утренних и остальных картинках
с одним фотогеническим окурком
а где-то в девках затевают песню
и выгибая два меридиана
чугунный трос волочит на подвесе
луну и в кухне дребезжат стаканы
продольный снег как александр тает
и в пролежнях последнего уюта
речь катилины против запятая
как речь посполитая в две цикуты
такой запомним я сказал забудем
фонарный свет эквивалент исхода
на голове насущные бигуди
во рту остатки свадебного торта
двуокись смерти данная дорога
на перегоне троя - ожерелье
в пенснэ необитаемого бога
посторонимся всё на самом деле
* * *
подул минестраль и барокко
и стало на свете теплей
и мальчик сбегает с урока
украв восемнадцать рублей
зовут его скажем серёжа
и может быть даже натан
покрыт человеческой кожей
похожей на женский наган
а девочка смотрит на мальчик
и видит как мальчик растёт
и плачет и плачет и плачет
что мальчик возьмёт и умрёт
а где-нибудь ближе к обеду
спустя восемнадцать тенге
и я за тобою приеду
с победой в нагрудной ноге
я был этот мальчик еврейский
в библейский садящийся танк
я прибыл сюда по повестке
я серый с печатями бланк
а странная девочка в мёртвом
пройдёт половина христа
на всё расхохочется к чёрту
в четвёртом вагоне с хвоста
* * *
дышу по бутейко прошу по корейко
господь широка твоя узкоколейка
грузи меня бочками как апельсины
вези в свои розничные магазины
продай меня снявши с гвоздя с молотка
коль руки не коротки жизнь коротка
как сон как кольчужка как белый погост
как красное знамя как аничков мост
отдай меня в рабство в спортроту в бордель
сруби как мужик новогоднюю ель
устань от меня словно бойль мариотт
от тук-тук кто там в теремочке живёт
узнай меня по фотографии в
встающего в прошлом столетье с травы
идущего в грубом пространстве твоём
в глубокий как выдох и вдох водоём
ударь меня в грязь не лицом а башкой
сошли в заполярный посёлок джанкой
задай щекотливый земельный вопрос
ребром на засыпку в метель и в мороз
отправь меня в город купить сигарет
и спой по дороге меня как куплет
частушек про совокупленье полов
пусть в военкомате мне скажут: здоров
здоров детороден и годен служить
и годен подохнуть и зверски убить
прими меня в банду в подарок в расчёт
от боли в кишках и давленья насчёт
в союз композиторов и в комсомол
забей меня шомполом в ивовый ствол
ногами руками своей добротой
смешной керамзитобетонной плитой
я из-под неё буду в щёлку глядеть
и громкие песни тихонечко петь
про мир и про труд и про месяц апрель
который любил господин паганель
про синее небо и про глинозём
лежащий на мне и лежащий на всём
пространстве твоём уходящем во тьму
тихонечко петь только чур никому
* * *
так много хлама на земле
я просто в хлам понятно мам?
кругом командуют: нале
я наливаю двести грамм
кругом командуют: напра
я пью я знаю никогда
от зла не отличить добра
они похожи как вода
похожа на не знаю что
ты умерла а я живу
на улице мужик в пальто
с ногами в белую траву
я видел небо в небе со
закрыто группой облаков
пришла снегурочка с косой
косить михайловку и псков
я помню мама о тебе
не плачь я просто очень пьян
мужик поющий колыбе
конечно мама это я
а скоро праздник: новый год
как ты закончила дышать
все будут веселиться вот
а ты прости нас ладно мать?
не разумеем что творим
сняв голову по волосам
руками гладим говорим
о том о чём не знаю сам
* * *
жил бы я в советском союзе
лежал бы весь день на прохладном пузе
вырастил бы твёрдый трудовой мозоль
ночью выпускал бы смешной аэрозоль
а теперь ни дыхнуть ни в кулачок покашлять
в аэрозоле застряла взмыленная рубашка
это я вам таки скажу была большая ошибка
на школьной фотографии бессмысленная улыбка