Posted 9 декабря 2012,, 20:00

Published 9 декабря 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:08

Updated 8 марта, 05:08

Певец Дмитрий Ульянов

Певец Дмитрий Ульянов

9 декабря 2012, 20:00
Партию Банко в «Макбете» Курентзиса – Чернякова исполняет российский бас Дмитрий УЛЬЯНОВ, солист Московского академического музыкального театра имени Станиславского. Он много работает на Западе, особенно в Испании. В начале этого года Дмитрий пел в театре «Реал» партию короля Рене в «Иоланте» Чайковского, а в октябре –

– Дмитрий, ваш персонаж Банко – равный Макбету полководец, но, по сюжету, обреченный погибнуть уже во втором акте. Драматизм отношений и скрытое соперничество главных героев чувствуются с первых же нот, и видно, как вы в хорошем смысле пытаетесь «переиграть» Макбета…

– В постановках Дмитрия Чернякова всегда заложен глубокий психологический подтекст, очень точно выстроена драматургия во взаимоотношениях всех персонажей. Сложность в том, что многие акценты смещаются совершенно в другую область, в отличие от традиционного прочтения. Изначально Банко и Макбет – закадычные друзья, и пророчество ведьм (здесь это «заговор» горожан) ими воспринимается как некий фарс, но постепенно мой герой видит, как Макбет невольно задумывается над этим, а Банко пытается его вернуть на землю. Но черная тень уже пролегла между ними, и уже в дуэте Банко начинает сомневаться в искренности их дружбы... Позже происходит убийство короля Дункана, и, хотя Макбет и его супруга отрицают свою причастность к этому, Банко чувствует угрозу, исходящую от некогда близкого друга. И когда позже народ уверяет его, что приказ Макбета убить его сына всего лишь розыгрыш, Банко смеется вместе со всеми над нелепостью ситуации, но внезапное появление сына заставляет его вздрогнуть… В какой-то момент он ясно осознает, что шутка на самом деле страшная явь. Он только успевает крикнуть своему сыну, чтоб тот спасался, – и разошедшаяся толпа открывает зрителям уже бездыханное тело Банко...

– Мадридская премьера «Бориса Годунова» совпала по времени с премьерой Екатеринбургского театра оперы и балета, где вы могли бы петь Бориса. Как так получилось, что вы Бориса променяли на Пимена?

– Предложение режиссера Александра Тителя, который поставил «Бориса Годунова» в Екатеринбурге, поступило позже. С Королевским театром контракт был подписан четыре года назад, а с Александром Борисовичем мы заговорили о его проекте года два назад. И когда стали обсуждать подробности, выяснилось, что у нас сроки совпадают. Конечно, очень жаль, я с удовольствием бы спел Бориса, тем более что Екатеринбург – мой родной город, с Александром Тителем мы давно и плодотворно работаем в одном театре. Но Пимен – не менее значимая роль, давно хотел ее исполнить, очень мощный персонаж. Для меня он летописец, своеобразный бог Хронос. Пушкин, когда начал работу над своей трагедией «Борис Годунов», первой написал сцену в келье, где находятся Пимен и инок Гришка Отрепьев, будущий Самозванец. Именно ее он читал своим друзьям и поклонникам, и она была принята с восторгом, из чего я делаю вывод, что для него, как и для Мусоргского, Пимен был очень важен.

– Вы много работаете в Испании…

– Да, в феврале 2011 года была партия Марселя в концертной версии оперы Джакомо Мейербера «Гугеноты», в январе 2012-го – король Рене в «Иоланте», теперь вот «Борис Годунов» и «Макбет». Вообще в Испании много пел: в той же «Иоланте» в Валенсии, Великого инквизитора в «Дон Карлосе» Верди и Хундинга в «Валькирии» Рихарда Вагнера в Севилье, участвовал в оперном фестивале в Ла-Корунье – пел Спарафучиле в «Риголетто» Верди вместе с потрясающим Лео Нуччи. Сейчас готовлю партию Прочиды для премьерной постановки «Сицилийской вечерни» Верди…

– Получается, что Испания – основное место работы сегодня?

– Получается, что в последние годы я здесь много выступаю по контрактам, но так категорично нельзя сказать. Основное место работы у меня все-таки в Москве – в Музыкальном театре имени Станиславского. Там я пою Кутузова в нашей недавней постановке «Войны и мира» Прокофьева, в «Евгении Онегине» Чайковского, «Сказках Гофмана» Оффенбаха, в других спектаклях родного театра.

– С постановочным дуэтом Курентзиса–Чернякова вы уже работали – пели в «Воццеке» Альбана Берга на сцене Большого театра. Это был первый опыт участия в опере ХХ века?

– Да, и очень неожиданный: предложили в последний момент, оставалось два месяца до премьеры. Когда я первый раз увидел ноты, подумал: «Как это можно спеть и выучить за два месяца?» Первое прослушивание «Воццека» привело меня в тупик. Пришел с этими мыслями и сомнениями к Теодору, который сказал: «Ты точно это выучишь, у тебя получится». И мы начали работать. Важно было понять структуру этой музыки, которая, как оказалось, очень строго организована и подчиняется определенной гармонии и математике, я бы назвал ее матричной схемой. Как только я нашел в «Воццеке» какую-то систему, в чем-то даже джазовую, дело пошло. А когда Теодор встал за пульт, все как-то сразу выстроилось, настолько был кружевной оркестр, сплетенный разными инструментами в невероятное объемное полотно, и сразу все зазвучало ясно и понятно. Это была очень интересная работа с неожиданно хорошим для меня и для всех результатом.

– Сложно совмещать работу по контрактам с репертуарным театром? Многие отказываются, выбирая карьеру на Западе…

– Это непросто, но мне пока удается, в том числе благодаря руководству театра, которое поддерживает и идет навстречу. Работа в Европе дает возможность сконцентрироваться на конкретном спектакле, образе, продумать его, проработать вокально. В репертуарном театре сегодня ты должен спеть Чайковского, завтра – Моцарта, а через три дня – Верди. Это очень сложно, но зато ты можешь наработать репертуар, попробовать себя в разных музыкальных стилях, показать разные грани владения своей профессией. А здесь на Западе у певцов четкая специализация – вердиевский, россиниевский певец или типичный «русский бас», и если к тебе уже приклеили определенный ярлык, от него сложно избавиться. В моем родном театре я сейчас пою в «Сказках Гофмана», не факт, что я спою это на западе. Кутузов в «Войне и мире» – очень интересная работа и, судя по отзывам зрителей и театральных критиков, достаточно удачная. В нынешние кризисные времена вряд ли кто-либо в Европе решится сделать такую же грандиозную постановку. В театре Станиславского еще будет много интересных спектаклей, где я надеюсь показать себя. Из уже заявленного театром могу назвать новую постановку гениального Питера Штайна оперы Джузеппе Верди «Аида», где я надеюсь спеть Рамфиса, а также «Тангейзера» Рихарда Вагнера, где спою Короля. Это будет вторая вагнеровская партия в моем репертуаре, очень хотел бы исполнять музыку великого немецкого композитора.

– А какие еще композиторы и персонажи в вашем списке вокальных приоритетов?

– Еще вердиевские партии – Филипп Второй из «Дон Карлоса», Аттила из одноименной оперы, Захарий из «Набукко». Интересно было бы спеть Скарпия, Мефистофеля, ну и, конечно же, моцартовского Дон Жуана. Из русских композиторов для меня Мусоргский – один из самых важных и главных. Очень хотелось бы исполнить и Бориса Годунова, и Досифея, и Хованского (опера Мусоргского «Хованщина». – «НИ»), вокальные циклы композитора «Песни и пляски смерти», «Без солнца».

– Кто из дирижеров и режиссеров, с которыми довелось работать на разных сценах, запомнился вам своей манерой работы с певцами, энергетикой?

– Запомнилась работа над «Иудейкой» Фроманталя Галеви в Опере Тель-Авива в 2010 году – ставили дирижер Дэниэль Орен и режиссер Дэвид Паунтни. С обоими работал впервые, и это был достаточно интересный опыт. У Паунтни очень философский подход к музыкальному материалу, и четкая работа с актером, немногословная, но очень яркая и точная. Из режиссеров потрясающе было работать с Питером Селларсом, для которого важна чувственность музыки Чайковского. Из дирижеров вспоминаю с огромным уважением Геннадия Рождественского, с которым у меня был самый первый контракт, но, пожалуй, самый неординарный и яркий для меня – Теодор Курентзис, великолепный музыкант, с которым мне всегда очень интересно и радостно работать. В этом году уже были «Иоланта» в Мадриде и вокальная партия в балете «Свадебка» Игоря Стравинского в постановке Иржи Килиана в Пермском театре оперы и балета, сейчас «Макбет» Верди.

– И как же Курентзис работает с певцами?

– Он очень ответственный, скрупулезный и дотошный в работе, буквально в каждой ноте. С одной стороны, с ним достаточно сложно, потому что он задает очень высокую планку но с другой – когда завершаешь репетиции, тебе становится легко от понимания того, для чего все это делалось. В итоге, когда выходишь на большую сцену, ты просто купаешься в музыке и не испытываешь каких-то сложностей. Такое сотрудничество помогает расти творчески и профессионально. Мне очень нравится, как Теодор говорит: «Давай попробуем сегодня сделать музыку». По-моему, для него важно находиться с певцами в каком-то сотворчестве, чтобы мы не просто пели, а он просто дирижировал, но чтобы это был полноценный музыкальный тандем. Когда дирижер тебя поддерживает – это здорово, и Теодор очень помогает, когда ты поешь на сцене, он помогает тебе, дышит вместе с тобой, заряжает своей бешеной энергетикой. Я не могу вспомнить другого дирижера, с которым бы мне так легко и свободно работалось.

– А перед кем легко выступать, какие зрители в разных странах?

– В Испании, Италии очень искренние и доброжелательные, открытые и отзывчивые. Испанцы с итальянцами, пожалуй, могут поспорить в том, кто из них более эмоционален, но все-таки самый горячий прием у меня был именно в Италии. Во Франции публика сдержанная, особенно в Париже, очень строгая, зрители могут не простить какие-то вещи. Если певец не нравится, парижане не будут хлопать, а мадридцы, наоборот, выразят свое восхищение уже тем, что человек вышел на сцену и хорошо спел. Хотя если уж совсем будет плохое исполнение, то и здесь устроят обструкцию.

– А российские зрители?

– Очень теплые и любящие, не могу сказать, что очень требовательные. Публика в России благодатная и благодарная, всегда ждет своего артиста и боготворит его. Поэтому петь на домашней сцене – всегда удовольствие, но при этом более волнительно и ответственно.

"