Новое слово великого немого

Кто главнее в кино – режиссер или композитор, – критики выясняют едва ли не с начала эры кинематографа. Для одних кино это Эйзенштейн и Хичкок, а для других – музыка Сергея Прокофьева и песни Барбары Стрейзанд (и это при том, что с самого начала музыка кино была прикладной).

Помня бессмертную музыку Прокофьева к «Александру Невскому» Эйзенштейна, равно как и кинопроизведения Гершвина, Бернстайна, Шостаковича и Шнитке, российские композиторы до сих пор считают зазорным писать «киномузыку», потому что в ней якобы нет свободы и места вдохновению. При этом все прекрасно знают, что только кино может в XX веке обеспечить безбедное существование композиторам-симфонистам.

Главный сегодняшний музыкальный киномэтр Франции Эрик Сера считает, что работа над фильмами его, как композитора, мобилизует: «Иногда бывает сложно уложиться в выверенный до секунды хронометраж картин Люка Бессона, но именно это пробуждает своего рода азарт в сочинении». А вот недавняя кинодебютантка – исландская певица и композитор Бьерк, заехав в Москву на концерт, жаловалась «Новым Известиям», что работа над саундтреком к фильму «Танцующая в темноте» отбила ей всякую охоту иметь что-то общее с кино. «Мою музыку там нещадно порезали, разрушив всю стройность композиции, и ее смысл», – сказала Бьерк. Компромиссный вариант, где визуальный ряд и музыка практически равноправны, нашли в свое время американский композитор-минималист Майкл Найман и британский режиссер Питер Гринуэй в картинах «Книги Просперо», «Дитя Макона» и др. (диалоги чередуются с музыкальными вставками), а также режиссер Годфри Реджио и композитор Филипп Гласс (в их кинотрилогии «Кацци» видеоряд и музыка живут каждый своей жизнью). Но эти проекты были актуальны лет 10–20 назад.

В последние годы стало ясно, что свободолюбивых музыкантов с «важнейшим из искусств», как и сто лет назад, может примирить лишь немое кино. Там-то точно каждый из жанров дополняет друг друга, являясь равноправным. Видимо, еще и поэтому все чаще в мировых культурных столицах популярными становятся киносеансы под рояль и под симфонический оркестр. К примеру, этой осенью культовая британская диско-группа Pet Shop Boys в Лондоне презентовала свое музыкальное видение бессмертного эйзенштейновского «Броненосца Потемкина». Мужской танцевальный дуэт организовал на главной площади британской столицы демонстрацию русского фильма и сыграл живьем свои композиции, специально написанные к необычному сеансу. Незадолго до этого в Петербурге Мариинский театр вывесил на своей сцене огромный экран и устроил в зале, где раньше видели только оперы и балеты, премьеру американского фильма «К-19» о русских подводниках. Киноизображению аккомпанировал симфонический оркестр под управлением Валерия Гергиева. Разумеется, Большой театр не стал после этого противиться проведению подобного опыта и в своих стенах. Недавно на Новой сцене ГАБТа показали «немого» «Александра Невского» под живую музыку Сергея Прокофьева в исполнении оркестра Берлинского радио.

Впрочем, в кинотеатры, так полюбившееся музыкантам кино с живой музыкой пока не вернулось. Его пристанищем остаются небольшие залы элитарных молодежных клубов, куда набиваются десятки и сотни желающих познакомиться с «великим немым». К примеру, в прошлом году в Москве для узкого круга показывали фильм Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом» (1929 г.) в сопровождении лондонского «Синематик оркестра». Новый проект формулы «немое кино – живая музыка» связан также с Россией. Картина «Ложь Нины Петровны», которую покажут на фестивале немецкого кино 12 декабря, снята в том же, 1929 году немецким режиссером Гансом Шварцом. Сопровождать фильм будет классическая музыка в исполнении трио Алексея Цимермана (рояль, скрипка и ударные). Впрочем, даже если немое кино под музыку станет интересовать москвичей еще больше, то блокбастерам в залах мультиплексов все равно не придется тесниться хотя бы потому, что большинство зрителей сегодня ходят в кино не за музыкой и даже не за режиссерскими изысками. В извечной войне режиссеров и музыкантов обычно побеждают... актеры – именно они, как правило, в состоянии затянуть зрителей в залы.