Дикие, дикие вкусы

Документальные фильмы бывают двух видов – одни ездят в знаемое, другие – в незнаемое. Если режиссер монтирует старую хронику, снимает фильм об умершем человеке или о свершившихся событиях, он, как правило, имеет дело с областью уже известного, то есть занимается его популяризацией, превращая знаемое немногими в знаемое многими. Скажем, специалисты по советскому кино знают, что Александр Аскольдов снял всего один фильм – «Комиссар» (1967) с Нонной Мордюковой и Роланом Быковым, после которого был выгнан из профессии. Знают, что картина, отразившая «еретический» взгляд на гражданскую войну 1918–1921 гг., была положена на «полку» и с трудом снята с нее во время горбачевской перестройки. Валерию Балаяну оставалось снять рассказы свидетелей того, что с ней произошло, и прослоить их кадрами «Комиссара» так, чтобы получился по возможности полный и эмоциональный рассказ. С этим заданием он справился очень хорошо – но ведь оно само по себе было не очень сложным. Сходный случай – «Блокада» Сергея Лозницы, целиком состоящая из кинохроники 1941–1944 гг., снятой разными операторами. Лозница всего лишь обработал эту хронику, записал шумы и выстроил в иной смысловой ряд, добившись такого «эффекта присутствия», какого не создавали исходные кадры. Иными словами, мы снова имеем дело с профессионально решенной, но в принципе не слишком хитрой задачей. То же можно сказать и о «Лизе» Павла Фаттахутдинова, очень симпатичной, но вполне традиционной ленте про 19-летнюю девушку из городка Карабаш (зоне экологического бедствия), которая одна заботится о двух парализованных стариках.

Другое дело – фильмы, открывающие новые горизонты. Часто они встречают сильное сопротивление, поскольку не вписываются в затвердевшие пределы восприятия зрителей. В Екатеринбурге на фестивале «Россия» так в свое время произошло со «Средой» Виктора Косаковского (1997) и с «Частными хрониками» Виталия Манского (1999). Вот и в нынешнем году ни главное жюри во главе с Александром Миттой, ни ареопаг критиков не смогли оценить беспрецедентную картину «Дикий, дикий пляж. Жар нежных», снятую в течение трех месяцев на Черноморском побережье.

«Жар нежных», по сути, открывает новый документальный жанр, который можно назвать «человеческой комедией» в бальзаковском понимании этого выражения или человеческой трагикомедией в современном смысле слова. Это уж точно исследование неведомого мира с непредсказуемым результатом – ряд переплетенных между собой историй из жизни побережья, куда летом съезжаются люди, которым не по карману «цивилизованный» отдых. В одном из сюжетов действует пляжный фотограф и его верблюд, во втором – глава местной мафии, в третьем – несостоявшаяся актриса, в четвертом – пара отвязных приятелей, один из которых метит в депутаты, в пятом – полулилипут, которому его приятели хохмы ради устраивают липовую свадьбу со здоровенной «кустодиевской» девахой, в шестом – навестивший Кубань президент России. Способы съемки образуют целую антологию приемов кинодокументалистики – здесь и интервью, и открытое кинонаблюдение, и скрытая камера, и привычная камера, и сговор с персонажами, и провокация. Некоторые кадры шокируют – например, сцена, в которой трое персонажей совокупляются на виду у камеры. Но это отнюдь не порнографическая съемка, поскольку она выполнена в предельно отстраненной манере, вызывающей не вожделение, а отталкивание. Один екатеринбургский зритель, выступивший на обсуждении фильма (который ему категорически не понравился), неожиданно сравнил «Жар нежных» с картинами босховского ада, то есть отпустил ему самый большой комплимент, который только можно себе вообразить.

Неприятие картины Расторгуева связано с несколькими характерными обстоятельствами. Часть публики настолько шокирована откровенностью фильма, что в упор не замечает его полифонической формы с идеальным планом, который выражен сквозным романсом «Белеет парус одинокий» и лучше всего представляет авторскую позицию. При урезанном восприятии лента кажется бесцельным физиологическим очерком или просто «сумбуром вместо музыки», после чего раздаются обвинения в натурализме и антигуманизме. Примерно так расценил картину председатель жюри Александр Митта, а упомянутый выше зритель даже выкрикнул, что такому фильму, искажающему образ страны (!), не место на фестивале «Россия». Хотя если некто усматривает в «Диком пляже» целую Россию и сам же протестует против такого понимания, это значит только одно – что картина попала ему в такое больное место, которое он сам отказывается признавать больным. Но тогда режиссеру впору сказать о себе словами поэта: «Ловлю я звуки одобренья не в сладком рокоте хвалы, а в диких криках озлобленья».