Последний народник?

В культурном отношении мы оказались даже более неблагодарными, чем коммунисты. Те очень много сил положили на поиск предшественников, подлинных и мнимых. Монографии о Герцене и Добролюбове, исследования взглядов Писарева, несчетное количество кандидатских и докторских. Идеологи же очередного становления и развития капитализма в России полагают, что они все начинают с чистого листа…

«Литература прежде всего ответственна перед Богом и человечеством», – так начал Солженицын свое короткое выступление. И одна эта фраза сразу потянула за собой целую цепь исторических ассоциаций. Белинский, Герцен, Толстой и Достоевский и почти забытые сейчас Лавров и Михайловский. Люди, определившие и сформировавшие идеологию народничества. Именно от них ведут свою родословную взгляды Солженицына. От «Колокола» Герцена, который большевики многие годы пытались представить предшественником «Правды», от «Исторических писем» Лаврова, в которых обосновывалась идея неоплаченного долга интеллигенции перед народом, от работы Михайловского «Что такое прогресс?». Кто сейчас знает и помнит об этом, кроме узких специалистов? А ведь народничество – своеобразная идеология, составившая комплекс экономических, политических, социалистических, философско-социологических теорий самобытности русского пути общественного развития. Народничество определило жизнь и судьбу нескольких поколений россиян. Народничество – это Глеб Успенский с потрясшим тогдашнюю Россию очерком «Половина лошади», П. Златовратский, отчасти Толстой и Чехов. Идеи земства, народные учителя, сельские больницы, стихи Некрасова о том, «как архангельский мужик по своей и Божией воле стал разумен и велик», – это тоже народничество.

Сами же народники прошли путь от кружков до сплоченных объединений революционных разночинцев («Народная воля»). В ХХ веке народничество воплотилось в наиболее массовую в России демократическую партию социалистов-революционеров, а также партию народных социалистов. Именно эсеры выиграли выборы в Учредительное собрание, последние легитимные выборы в России.

Двадцать лет работал над десятью томами «Красного колеса» Солженицын. Своей главной работой называет он эту эпопею, посвященную Февральской и Октябрьской революциям. Обратите внимание, сколько места там уделено выборам в Учредительное собрание, земствам и земцам, эсерам и народным социалистам. «Хотел успеть, предупредить соотечественников», – как сказал в своем телевыступлении Александр Исаевич.

Моральный пафос народничества с его теорией долга интеллигенции перед народом сформировал основные черты ментальности русского демократического образованного общества. Общественный прогресс с точки зрения народников не может быть понят как подведение исторических процессов под некоторый общий принцип, объясняющий ход событий наподобие неумолимых законов природы (или «объективных законов рынка»). Прогресс для них есть «развитие личности» и «воплощение в общественных формах истины и справедливости».

Народники, прежде всего Михайловский, определяют прогресс в противоположность западным ученым не как наращивание социальной разнородности (которое мы сейчас и наблюдаем, когда уровень жизни граждан разнится в тысячи раз), а как движение к социальной однородности. То есть то, что мы сейчас видим, было предметом дискуссии больше ста лет назад, и говорить теперь, что трудности, возникающие на нашем пути, непредотвратимы и непредсказуемы, вряд ли стоит. Прогресс – это не движение к благосостоянию, утверждают теоретики народничества, а состояние гармонии общественного целого, выражающееся в объединении его составных элементов. «Если мы действительно способны высвободиться из того примитивного материалистического мироучения, в котором нас воспитывали десятилетия, что быт, бытие определяет сознание, то нам неизбежно понять и принять: будущее наше и наших детей, и нашего народа – зависит первей и глубинней именно от нашего сознания, нашего духа, а не экономики». Это – уже Солженицын и 2002 год.

Особый резонанс в русском обществе получило учение Михайловского о «правде-истине» и «правде-справедливости». «Жить не по лжи», – напишет почти сто лет спустя Солженицын. После Михайловского и началось знаменитое «хождение в народ», отзвуком которого стали и «Матренин двор», и «Плотницкие рассказы» Белова, и проза других писателей-деревенщиков. Уже после октябрьского переворота идеи народничества остались в кооперативном строительстве. Кондратьев и Чаянов, которые были так популярны в начале перестройки, – тоже оттуда. Понятно, что обоснование народниками идей свободной кооперации и солидарности, их критика авторитаризма и диктатуры в стране победившего социализма были невозможны. Тогда изучение народничества фактически было запрещено и возобновилось только в период «оттепели». Люди старшего поколения помнят, как читали «Нетерпение» Трифонова или книги Юрия Давыдова. «Оттепель» прошла, и народники вновь оказались не в чести. Прошла горбачевская оттепель с изданием «Архипелага ГУЛАГ», и вновь не в чести оказался Солженицын.

Оказавшись в России 90-х, Солженицын не был услышан и понят. С ним не было ни полемики, не было критики его воззрений. Он же в свою очередь не принял ельцинских реформ. Общество тогда находилось в полной эйфории от происходящего, нам обещали все через 100 дней, и человек, говоривший о народном образовании, судьбах русских, оставшихся за границей, или потере Черноморского флота, казался ему совершенно ненужным занудой и врагом поступательного движения вперед.

За прошедшее время страна изменилась кардинально. Нужен ли нам сейчас Солженицын? Он тяжело пишет, долго и серьезно говорит о русском народе, собирает свои «крохотки» и нередко напоминает своего пародийного двойника Сим Симыча Карнавалова. А уж переписку диссидентских старцев по поводу Сим Симыча филологи будущего вполне могут изучать, как сейчас изучают переписку старцев заволжских. Столько личного отношения, смешных деталей и подлинного пафоса. Интересно, правда, что самыми смешными в Сим Симыче являются те черты, которые, скажем, Герцен высмеивал у рьяных славянофилов. И Даля-то они читают и одеваются так национально, что становятся похожими на персов, и очень уж серьезно говорят о русском народе.

Возьмем, к примеру, цитату: «А более всего сказалась неохватливость обеих Дум в том, чтобы создать работоспособный и соответственный реальности закон о местном самоуправлении, хотя обе (и правительство) обещали его одним из первых вопросов... И этот промах неслучаен: реальное народное самоуправление (истинная демократия) явит им опасную конкуренцию. Местное самоуправление – это и есть недоразвившееся перед революцией, а после нее раздавленное большевиками (тоже из конкуренции) земство. Оно и есть – народовластие. Одно оно только и может дать народу свободное дыхание и постепенно развить навыки демократии». Написано тяжело, предложения длинные, непонятно, кто это пишет: Михайловский, Кропоткин, неизвестный народник? Нет, это цитата из вышедшей в 2002 году книги Солженицына «Россия в обвале». Критики писателя наверняка скажут, что его идеи устарели. И действительно, больше 200 страниц в книге – и ни слова о реформе ЖКХ или реструктуризации долгов. Но стоит задуматься, может быть, Солженицын вообще не об этом пишет. Его волнуют другие проблемы российской жизни, не решенные до сих пор, хотя и давно возникшие.

«Повседневная реальная жизнь людей зависит – на четыре пятых или больше – не от общегосударственных событий, а от событий местных, и потому – от местного самоуправления, направляющего ход жизни в округе. Именно так и регулируется жизнь в странах Запада: через эффективное местное самоуправление, где каждый имеет возможность участвовать в решениях, определяющих его существование. И такой порядок есть демократия».

При перевороте августа 1991-го возникла наивысшая возможность создать в России демократическое народное самоуправление – «демократию малых пространств». Еще не потеряна она была и в октябре 1993-го, при роспуске Советов. Но наши центральные власти не сделали и движения к тому... А ведь по Конституции 1993 года статьей 12 «признается и гарантируется местное самоуправление». «Так дайте же такое, наконец!» – вот пафос многолетней борьбы русского общества, начатый народниками и продолженный Солженицыным.

Что же делать? Как полагает Солженицын, «начинать с терпеливого решения местных частных проблем. Объединяться для этого по каждому возникающему поводу – бытовому, профессиональному, культурному, в круге житейского интереса. Стать главной движущей и работающей силой местного самоуправления – самое зовущее место для нашей провинциальной интеллигенции, ныне, мало сказать, невостребованной, но брошенной в нищете и отметенной в сторону метлою всех «шоковых» реформ. А ведь интеллигенция эта – честная, высокограмотная, трудовая, самоотверженно-идеалистичная, многоотзывчивая, прямая наследница своих дореволюционных предшественников – уникальное богатство России.

Возражают: но ведь мы не умеем! Ведь у нашего народа слабое правосознание! Однако беды, в которые теперь народ попал, динамично обостряют его правосознание. В самом процессе борьбы за народное самоуправление оно и будет крепнуть. Река начинается с ручейков…