Пьер Лакотт

– В Москве вы не частый гость. Что вас привело сюда в этот раз?

– Меня пригласили подготовить балет Большого театра к большим гастролям в Париже. Как вы, наверное, знаете, там будет и мой балет «Дочь фараона».

– Но ведь этот балет вы собирались снимать в Египте на фоне знаменитых пирамид.

– Это была безумная затея. Мы сразу не подумали, какие были бы сложности. Дело даже не в том, чтобы вывезти в Египет несколько сот артистов и телевизионщиков и построить там настоящий театр. Трудно представить себе танцы у подножия пирамид, где дует ужасный ветер, засыпая все песком. А потом, как заставить публику понять, что весь спектакль вообще происходит именно в Египте? Ведь в спектакле есть сцены, которые происходят и внутри пирамид, и во дворце, и даже на дне реки Нил. Так что устраивать из-за балета катастрофу в Египте... Нет, это безумная идея. Мне кажется, что сцена Большого театра ничуть не хуже будет смотреться в кадре. У произведений искусства нет возраста. У нас принято считать, что такие вещи живут вечно. И очень хорошо, если к твоему произведению кто-то не равнодушен. Я очень рад, что на три года отдал эксклюзивные права на «Дочь фараона» Большому театру, но его здесь настолько хорошо танцуют, что нет никакого желания на сегодняшний день передавать права какому-либо другому театру. В Большом театре я чувствую себя частью семьи. Для меня Россия – страна, которой я восхищаюсь, обожаю русскую душу, русскую литературу, ту теплоту, которая есть в человеческих отношениях здесь.

–Трудно ли будет перенести балет на парижскую сцену? Там ведь много громоздких декораций, да и придется найти живую лошадь для выезда колесницы.

– Наверное, московскую лошадь мы оставим в покое – у нас там есть своя красивая белая лошадь. Что же до остальных животных, то тигры и львы в нашей версии бутафорские. У Петипа, правда, их роли были поручены актерам. Там, кстати, сто лет назад была забавная история со львом, точнее, с танцовщиком, исполнявшим эту партию. По сюжету после танца льва воины натягивали тетиву, делая вид, что стреляют, а танцовщик-лев делал вид, что убит, и падал с моста. Однажды парень, который исполнял льва, заболел. И Петипа назначил другого. Тот честно готовился, честно все станцевал на сцене, но очень боялся прыгать с моста. И, когда в него выстрелили, он перед прыжком перекрестился. Вообразите себе – православный лев в древнем Египте! Зал просто рыдал от смеха.

– Поэтому вы решили заменить льва чучелом?

– Да, так лучше, а то вдруг он тоже перекрестится.

– Если без шуток, как воспринимают сегодня на Западе все то, что происходит в Большом театре?

– Все знают, что сейчас в Большом болезненно проходила смена поколений. В девяностых годах здесь посадили цветы. Теперь нужно подождать, чтобы они пустили корни и выросли. Терпсихора была очень добра, она позволила вырасти новым росткам, и сейчас здесь расцветают настоящие цветы. В мире мало театров, которые могут похвастать таким количеством танцовщиков-звезд ранга Уварова, Цискаридзе и Филина. Это уникально. Думаю, что Париж будет счастлив открыть для себя эти имена.

– Правда ли, что во Франции почти не осталось балетных театров – их место заняли театры современного танца?

– Истребить балет невозможно. Это как ветви дерева: их рубишь, а они снова растут, причем иногда даже лучше, чем были. Все потому, что корни очень сильны. Ведь Франция – родина классического балета. Он существует еще со времен Людовика Четырнадцатого. Сейчас у нас осталось только три классические труппы: Парижская Гранд-опера, театры в Бордо и в Тулузе. Остальное – пустые залы современных танцевальных трупп. Министерство культуры в прошлые десятилетия целенаправленно вело политику по уничтожению балета – дескать, современный танец дешевле и популярней. Закрывались балетные театры и на их месте открывались театры современного танца. Но французская публика от этого уже устала. Современные хореографы, чтобы заполнить залы, теперь идут на разные ухищрения – объявляют, к примеру, на афишах «Жизель», «Щелкунчик», «Лебединое». Люди покупают билеты и приходят, думая, что это классический балет, видят, как артисты там катаются по сцене, и уходят.

– Но ведь есть, наверное, зрители, которым по душе именно современный танец?

– Да, конечно. Однажды, в антракте между частями спектакля, я услышал в партере разговор двух дам. Одна женщина говорила приятельнице: «Вчера я видела фантастический балет, они двадцать минут стояли, не двигаясь». Я обратился к ней со словами: «То, о чем вы рассказываете, невероятно интересно, и все же балет – это движение». Она говорит: «Вы ничего не понимаете». Но когда обернулась и увидела меня, смутилась: «Ой, простите, господин Лакотт».

– Вы всегда говорите то, что думаете?

– Конечно, благодаря своей прямоте я со многими рассорился... Но не страшно. Потом все равно окажется, что я был прав. В «Фигаро» иногда сам пишу статьи, выступаю по телевидению. Есть вещи, которые необходимо говорить. Например, когда в Гранд-опера сделали потолок по мотивам картин Шагала и устроили по этому поводу прием, пришли многие известные персоны. Кругом сновали корреспонденты телевидения, всех спрашивали о впечатлениях. Разумеется, все видели, что это ужасно. В театре Наполеона III расписать потолок в духе двадцатого века – кощунство. Все боялись об этом сказать, пели: «Ах, как восхитительно!» Когда меня спросили, я сказал, что очень люблю Шагала, но рад лишь тому, что оставили под этими росписями старый плафон. Сказал, что надеюсь до своей смерти увидеть прежний театр.

Пьер Лакотт родился 3 февраля 1932 года. Учился в балетной школе при Парижской опере у Рико, Замбелли и д`Алессандри. С 1946 по 1955 год танцевал на сцене Гранд-опера. В 1972-м стал балетмейстером и солистом театра (до 1977). Во второй половине 50-х и начале 60-х руководил труппой «Балет Эйфелевой башни». Поставил для нее спектакли «Ночь-волшебница», «Парижский мальчишка» на музыку Азнавура и др. В 1963 – 1968 годах – художественный руководитель труппы «Национальный балет французской музыкальной молодежи», для которой поставил «Простую симфонию» на музыку Бриттена, «Гамлета» на музыку Уолтона, «Будущие страсти» на музыку Лютославского и др. Был постановщиком фильмов-балетов на французском телевидении: «Галантная Европа» Кампра и реставрация «Сильфиды» в постановке Филиппо Тальони, сделанную по архивным материалам, «Дама с камелиями» на музыку Верди. Для труппы Парижской оперы Лакотт восстановил «Коппелию» Артюра Сен-Леона и «Бабочку» Марии Тальони. Как балетмейстер он много работал и за рубежом – в Будапеште, Буэнос-Айресе, Страсбурге. В 1979–1980 годах в нашей стране он ставил «Сильфиду» для Новосибирского театра оперы и балета, ряд небольших номеров и спектаклей для Мариинского театра; несколько работ для ансамбля «Московский классический балет». В 2000 году Пьер Лакотт поставил в Большом театре балет «Дочь фараона» по мотивам Петипа. Спектакль, показанный всего семь раз, несмотря на аншлаги и положительную критику, был изъят из репертуара с приходом на должность арт-директора ГАБТа Геннадия Рождественского. После смены руководства многострадальную «Дочь Фараона» восстановили в репертуаре театра.